<—>
   ...первомайские, а предстоят и праздники девятого мая. Причём юбилейные и я обязательно начинаю свои выступления с песен военных лет. Первая песня называется "Братские могилы".

<Аплодисменты>
   Вы знаете, я нарочно начал с песни, во-первых для того, чтобы у вас исчезли последние сомнения в том, что перед вами тот самый человек, которого вы ждали. Вот. Потому что бывает сейчас так много подделок, причём, не только на магнитофонах, но и лично. Еха…ездил какой-то человек по Средней Азии, выдавая меня за себя. Причем он назывался так… он… у него… он фамилию взял Ж... он назывался так Жорж Окуджава, при... почему-то он взял фамилию Окуджавы, а пел моим голосом не мои песни. Вот такой был человек. Ну, я вообще честно вам скажу, я против подражательства. Хотя есть искусство пародии, к которому я отношусь с большим уважением, а вот насчёт подражательства я думаю: зачем, когда есть живой человек, он это придумывал, сам это делает, может быть, о… он это делает не так хорошо, как кажется подражателю, но, во всяком случае, это его собственное, своё. И вообще, интереснее всего с человеком общаться даже в жизни, когда он есть личность, когда он индивидуальность, когда он имеет своё мнение и суждение о тех предметах, людях, событиях с которыми он встречается. Я уж не говорю про сцену. А в наш век информации, когда нам в глаза и в уши выплёскивают радио, телевидение, газеты, телефоны, сплетни, всякие разговоры столько информации, конечно, хочется и со сцены, чтоб тебе что-то сообщили, верно? А когда занимается человек чистым подражательством, да ещё голосу, я понимаю если бы он удачно подражал Шаляпину — это понятно, но когда он считает, что он удачно подражает Высоцкому, выпив сто пятьдесят грамм холодной водки с пивом, подышав в форточку и сорвав голос криком "э-э-э", и уже считается, что "под Высоцкого" — это неправда. Голос у меня всегда был такой, я с ним ничё не делал. Даже я когда был вот таким маленьким пацаном и читал свои стихи взрослым людям, они говорили: "Надо ж! Какой маленький, а как пьёт!" <Смех в зале> Уже тогда, в тот период.
   Ну вот. И ещё, конечно, я начал с этой песни, чтобы отдать дань погибшим, ушедшим людям, это — первое, и ещё вот, вы знаете, у песен более счастливая судьба, чем у людей. Потому что хороший человек, если он правда, действительно хороший человек, он очень много нервничает, беспокоится и по поводу других. И он раньше помирает, чем плохой, а песня наоборот, у песни есть возможность дольше жить, если она того стоит. Вот, например, эта песня "Братские могилы" я её написал для фильма "Я родом из детства". В этой картине я играю роль капитана-танкиста, который горел в танке, у него половина лица искалечена, но его зовут Володя, и он пишет песни в этой картине, и это дало повод людям думать, что почти все мои персонажи, от имени которых я пою песни — это я сам. Поэтому спрашивают: не летал ли я, не плавал ли, не сидел ли, не воевал ли, не шоферил ли и так далее — это ошибка очень простая, это потому что почти все мои песни написаны от первого лица. Но вот с этой песней… у неё счастливая судьба, она прошла в кино, потом прошла в театре в спектакле "Павшие и живые", потом на пластинке. И всегда я ей продлеваю жизнь вот такими вот выступлениями прямо перед моими зрителями и слушателями, которых я очень люблю. Я вообще должен вам сказать, что когда выхожу вот на эту площадку, я стараюсь не кривить душой и говорить то, что думаю, потому что иначе нету смысла сюда выходить, лучше сидеть дома и там водку пить. Поэтому то, что я вам буду сегодня говорить и петь — это есть истина, я так думаю — это моё собственное, моё… м… моё... сугубо моё мнение. И поэтому с ним можно соглашаться или нет, это дело каждого сидящего в зрительном зале, но я говорю только то, что я думаю на самом деле теперь. Я вами очень дорожу именно моими зрителями и слушателями из-за того, что у меня, в отличие от других людей, есть возможность рассказать о том, что меня волнует и беспокоит, что скребёт мне по душе, мотает мне нервы такому большому количеству людей. Поэтому я так люблю выступать и петь свои песни. Больше чем кино, больше чем телевидение, больше чем радио, больше чем театр, и поэтому я сегодня выступаю у вас с большим удовольствием. Ну вот.
   И хочу ещё вам спеть одну песню из тех времён, песня эта называется "Тот, который не стрелял".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Вы знаете, меня очень часто спрашивают почему я так часто возвращаюсь к тем временам. Это… ну, это есть объяснение этому праздное и банальное, потому что война всех коснулась, у меня есть погибшие в семье, и это естественно, но ещё потому что просто для своих песен я всегда стараюсь выбирать персонажей, которые находятся вот на краю пропасти, как говорится, "вдоль обрыва, по-над пропастью". Когда человек сам гонит лошадей и в то же время просит, чтобы они не так быстро везли его к краю пропасти. Ну вот. И я часто нахожу людей на краю смерти, в момент риска в тех временах, и из-за этого я так часто возвращаюсь туда. Но если вы задумаетесь, вы увидите, что все эти песни — это не песни-ретроспекции, я не могу вспоминать того, чего я не прошёл — это песни-ассоциации. Это песни написанные человеком, который живёт теперь для людей, большинство из которых знают об этом только по книгам стихам, фильмам, рассказам.
   Ну вот. Но это не значит, что сегодня я вас буду потчевать только песнями серьёзными, я хочу, чтобы вы поулыбались вместе со мной сегодня. Давайте улыбнёмся, песня называется… шуточная песня называется так "Песенка о переселении душ". Ну, считается так, что все религии дают нам надежду на будущее, некоторые дают надежду на светлое будущее, что мы в рай попадём, а некоторые на тёмное, что мы в ад попадём. А вот индусы — они свою философию потустороннюю ещё развили, ещё так более изощрённо. Они считают, что душа наша после нашей смерти переселяется в животных, в предметы, в растения, в насекомых, в камни. Ну, в общем, кто куда сможет, тот туда и переселяется без всяких ордеров. Но всё равно всё зависит от того, как ты себя в этой жизни вёл.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Я возьму сейчас такой географический уклон и мы с вами поедем немножко поюжнее. Песня называется так: "Песенка ни про что, или Что случилось в Африке". Это детская народная песня, под неё хорошо маршировать в детских садах и санаториях, она в маршевом ритме написана. Такая песня, одна семейная хроника.

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Ну вот, ещё несколько шуток. Одна шутка требует маленького предисловия. Дело в том, что эта песня называется так: "Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука". Ну, Кук был известный мореплаватель, он открыл много островов, Новую Зеландию. И его по свидетельству, там, современников Кука и очевидцев говори... э... его, вроде, любили эти аборигены и дикари, и всё равно съели. Ну это бывает так, что любят, а съедят — это так, ничего страшного в этом нет. Вот я даже спрашивал у смотрителя полинезийского музея, где я был в Таити, говорю: "Как же так случилось, почему только против людоедства законы были приняты только двенадцать лет назад". Он говорит: "Но вообще-то, говорит, это вопрос питания, как нету мяса, так мы, говорит, воюем, настреляем скоко надо и остановимся". Но, а если говорить серьёзно, то это традиции всякие и поверья. Предположим, если съесть печень врага, который тебе храбро сопротивлялся, то к тебе перейдёт его храбрость, если сердце друга, то тогда, значит, э... ты станешь таким же, в общем, по характеру, как твой друг. Вот тут надо разбираться: убить его, съесть у него сердце или нет. Ну и, конечно, спортивные достижения колоссальные — если обглодать коленную чашечку, то будешь лучше бегать, если глаз съесть, то стрелять лучше, ну и так далее. Ну, с массой вариантов, я даже тут предложил тренерам, они говорят: "Так это у нас едят товарищей по команде за милую душу, но результаты не растут от этого никак. <Смех в зале> Итак, "Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука".

<Аплодисменты>
   Так, ну поехали на север, поехали в Европу. Песенка следующая называется так: "Зарисовка о Париже, или Письмо к другу". Дело вот в чём: меня очень часто спрашивают, бывал ли я в тех местах о которых пишу — нет, если б я бывал во всех этих местах, не хватило бы нескольких жизней это — первое, а во-вторых, не было бы никаких достоинств в том, что вот написано мною из всех этих вещей. Потому что услышать и зарифмовать, в этом ничего особенного нет, значит, в этом есть обязательно, ну, процентов девяносто авторского домысла, а всё остальное, это, значит услышанное, увиденное, рассказанное и так далее, но процентов на девяносто я всегда придумываю. А вот в песне, которую я вам сейчас покажу, там всё чистая правда от первой и до последней, просто, буквы. Вот. И эти вещи я не называю песнями, я их называю зарисовками — это делается для того, чтоб просто не забыть впечатлений. Придёшь, зарифмуешь и они отложатся гдей-то там на нижней полке, потом достанешь, пыль снял, смотришь можно петь, оказывается тема не устарела. Итак, "Письмо к другу, или Зарисовка о Париже". У меня была такая зарисовка о Ленинграде, если любители есть тут, вспомнят.

   Это про Ленинград, а вот теперь про Париж.

<Аплодисменты, откашливается>
   Вы знаете, я сначала… сначала заинтересовался, думаю, кто же это оставляет, думаю, может, французы считают, что это реклама такая своего рода, а потом понял, что это нет, это те, которые по "культурному обмену" вот ездят, они оставляют, там глубоко гвоздём на стенах нарисованные надписи.
   Ну и позвольте этот цикл шуточных вещей, значит, географические э... только цикл, закончить песней, которая требует опять предисловия маленького. Дело в том, что последнее время очень много разговоров о различных чудесах, которые якобы вокруг нас существуют. Это и летающие тарелки, которые многие видели, а некоторые на них летали уже. Это и Бермудский треугольник, естественно, которому страницы… газеты представляют свои страницы для диспутов, телевидение свои экраны для дискуссий. И, в общем, никто не знает, почему же в течение уже десятков лет исчезают там самолёты и корабли, и, что тому причиной? Потому что, если найдут какого-нибудь очевидца, который живой там, он уже сдвинутый, вылечить его нельзя, он кандидат в "жёлтый дом", так что он что-то лопочет невнятное, а что непонятно. Так песня и называется "Письмо в редакцию телевизионной передачи "Очевидное и невероятное" из сумасшедшего дома, с Канатчиковой дачи". Капица слышал эту песню, не обиделся, потому что, это не на его счёт, это на счёт других людей, вот, которые там... Но всегда, правда, если есть какое-то действительно явление, событие новое появляется и всегда в поисках истины высказываются какие-то гипотезы, предположения и к ним обязательно присосеживаются, я правильно это сказал присосе... или присоседиваются? Вот какие-то люди, которые… некоторые стригут купоны — тогда это вредные люди, а некоторые сами вредят, сами не ведая, что творят, думая, что вот они, значит, так сказать, э... но это… это несчастные люди, просто легковерные люди. Но вот немножечко о них идёт речь в этой песне.

<Опущено 2 куплета>
<Аплодисменты> <Откашливается>.
   Вы знаете, я убеждён, что многие из присутствующих здесь в зрительном зале людей, когда-то грешили сложением стихов, в юности почти все это делают. И в какой-то определённый момент большинство людей останавливаются, а то бы все были поэтами. Значит, мы остаёмся поэтами в душе, а вот уже перед Богом… вернее перед Богом, а перед людьми нет. Почему? Потому что заедает суета, люди начинают заниматься другими профессиями, это всё понятно. Мне в этом смысле необычайно повезло, потому что я попал работать в московский Театр на Таганке, где главным режиссёром — Любимов, который поощряет наши творческие хобби, наши увлечения, кроме актёрских. И вот, то что я писал песни, он сразу заметил и попросил, чтобы я писал в спектакли нашего театра. Я начал, потом в другие спектакли, других театров, потом попало это в кино, короче говоря, меня очень в какой-то момент поддержали, и поддержал меня, вот, Любимов. Из-за этого я, возможно, и не бросил писать, за что ему несказанно благодарен. Ну вот. Всегда вокруг театра не... не могу сказать вертелись и крутились, потому что это не то слово, а наоборот, всегда вокруг театра собирались очень интересные люди. Это ныне здравствующие поэты и писатели, которые были членами худсовета нашего, и они тоже заметили э… стихи, которые я писал и все… все-все в один голос просили это продолжать. Были среди них и Женя Евтушенко, и Булат Окуджава, и Вознесенский, стихи которого мы играли в театре, и Белла Ахмадулина, короче говоря, фамилии вам известны и мною любимые поэты. Они меня поддержали, и я продолжал писать стихи. И вот, ну что ли… м... не в благодарность, ну а для того, что... ну им посвящены мной несколько стихотворений. Одно из них песня. Песня так и называется "Моим друзьям, поэтам".

<Аплодисменты>
   Вот. Э... когда спрашивают о том, был ли я тем или иным человеком, от имени которого пою, то я всегда говорю, что, конечно, нет, потому что, вот щас я вам спою песню, ко… когда эти вопросы снимутся моментально, потому что я её пою от имени лошади, а лошадью я никогда не был. Так что песня эта называется "Бег иноходца". Мною задумана целая такая песенная поэма. Если удастся осуществить, я буду очень рад. Песенная поэма вот какого рода: я хочу, чтобы разговаривали и пели лошади или великих людей… Мы же помним полководцев, и не помним на ком они ездили и в прямом и в переносном смысле этого слова. Вот. Значит, нет, в переносном-то мы знаем — они ездили на народе, а вот на… насчёт лошадей не очень помним. Помним каких-нибудь там Росина... Росинантов, Буцефалов, и вот я хотел написать от имени этих лошадей. Потом от имени лошадей, которые занимаются разными профессиями. Целую такую песенную поэму, к ней готов эпиграф, он звучит так:

   Вот начало всего… всей этой эпопеи будет. И там будет одна из песен, их уже несколько есть, одна из песен так будет и называться "Бег иноходца".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Отдыхайте, отдыхайте, пожалуйста. Я буду перед вами вкалывать, а вы отдыхайте… Потому что… потому что, вы знаете, вот, в общем, аплодисменты в авторской песне — это дело четвёртое или пятое — это не главное. Тут ведь проблема такая, что авторская песня, вот которою я занимаюсь — это есть не что иное, как возможность доверительно разговаривать со своими слушателями и зрителями. Это не есть песня — это стихи которые исполняются под гитару, просто поло... положенные на ритмическую основу. Сочинялись они когда-то, когда я начинал писать, только для очень узкого круга моих самых близких друзей, я на них рассчитывал. Я помню атмосферу, наши ночные посиделки, когда я и сочинял и рассчитывал, что буду петь только им, и знал, что их также будет беспокоить то, что и меня, и что они будут меня слушать, и что у нас была атмосфера доверия раскованности свободы, непринуждённости и, самое главное, дружественная обстановка. Вот я когда их писал тогда, я её помню эту атмосферу, и вот уже прошло, вы знаете, передо мной прошли и залы, и… и дворцы, и стадионы и не только здесь, но и за рубежом. Но через все эти места и все эти времена я постарался протащить вот этот вот дружественный настрой. Я думаю, эти песни стали известны именно вот из-за этого настроения своего. Если оно устанавливается вот в этой комнате, ну пускай это будет зал, что угодно, неважно, в этом помещении, то это есть самая большая награда для меня. Хотя щас, последнее время стали уже даже сплетничать, что я не люблю, когда аплодируют. Особенно в воинских частях — приезжаешь, смотришь от смеху там давятся, значит, солдаты и никто не смеётся, никто не хлопает. Я думаю, в чём дело? Оказывается перед началом встал капитан и сказал: "Чтобы у меня ни один человек, чтобы если кто будет..." Оказалось, значит, что вот среди сплетен стала и такая бытовать, что я не... это неправда. Я нормальный человек и с уважением отношусь ко всему, что делают мои зрители и слушатели. Я думаю, уместно спеть песню здесь, в этом заведении, вот какую.

<Аплодисменты, откашливается>
   Ну вот, ещё такая шутка. Шутка называется так... шутка называется так э... «Инструкция перед поездкой за рубеж, или Полчаса в месткоме». <Смех в зале>

<—>
<Аплодисменты>
   Спасибо. Спасибо большое…
   Теперь позвольте, пожалуйста, такой всё-таки спортивный год, спеть песню без которой не обходится ни одно моё выступление, называется она "Марафон, или Бег на длинную дистанцию". Написана эта песня вовсе не по поводу бега, а по поводу некоторых комментариев, когда комментаторы не задумываются о словосочетаниях, которые они употребляют. Вот они, например, бравым голосом вдруг вам объявят: "Вот ещё одну шайбу забили наши чехословацкие друзья". Я всегда думал, чего так радоваться-то? Забили шайбу, почему друзья — они друзья "до того" и "после того", а "во время того" они совсем не друзья, они "во время того" они соперники и противники. И надо у них выигрывать. И я тогда ещё задумался вообще о многом, о многих словах, которые мы забыли, затёрли первоначальный смысл, например, "дорогие товарищи". Разве мы употребляем теперь "дорогие товарищи", как это положено употреблять? Мы говорим: "Вы у меня, дорогой товарищ, дождётесь", забывая, что дорогой — это то, что мы ценим, а товарищи — это самые близкие нам люди. Ведь это же правда. Или там предположим, как можно любую национальность, ну, скажем, на "Узбекфильме" работал с цыганской группой режиссёр и всё время говорил: "Товарищи цыгане, станьте сюда, товарищи цыгане, станьте сюда, товарищи цыгане, станьте сюда". Они говорят: "Щас, товарищ узбек". <Смех в зале> Почему-то это смешно, а «товарищи цыгане» не смешно вроде. Ну вот. И вот, в связи с этим, появилась такая шуточная песня, значит, полуспортивная, которая так и называется песенка "Марафон".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Знаете, я вот хочу песню вам спеть совсем не неожиданную сейчас, это песня называется "Дорожная история". Песня эта поётся от имени шофёра-дальнорейсника. Я тоже им не был никогда, но я её люблю эту песню, она просто о русском характере. Я этот э… этот эпизод выдумал, но не до конца. Такое могло случиться и не только с шофёрами, а везде где угодно… где угодно.

<Опущен 1 куплет> 
<Аплодисменты>
   Вот я хочу спеть вам антиалкогольную песню, вернее песню, имеющую целью своею борьбу с «зелёным змием». Я знаю, что здесь с борьбой покончено, наверное, в общем-то, она и не велась, не с кем, вот, но всё равно… песня так называется… <усмехается> она называется очень длинно. Я вообще не называю длинно своих вещей. Вот когда-то Миша Анчаров, когда он ещё был автором песен, значит, до того… "до того", как он начал писать "Соседей по квартире", там, "Наш дом" и так далее, он писал песни и называл их длинно. Они хорошие песни были. Вот и эта песня, которую щас я вам спою называется так: "Лекция о международном положении, прочитанная пострадавшим на пятнадцать суток за мелкое хулиганство своим сокамерникам". Так.

   Вот.
<Аплодисменты, откашливается>
   Ну и позвольте закончить своё выступление песней, с которой я начинал когда-то свою работу. А вы поглядите сколько времени прошло и скоко было песен, это мне тоже незаметно, а я-то ведь знаю, что я всё равно сегодня с перевыполнением. Но, правда, это, ни… никого этим не удивишь, щас все перевыполняют, поэтому лучше когда-нибудь… лучше с недовыполнением — это в том смысле, чтоб вы захотели ещё раз со мной встретиться, я с вами — с удовольствием... <Аплодисменты>
   Песня, которая в отличие от других моих вещей не имеет сюжета — это просто набор беспокойных фраз. Песня старинная, называется она "Парус".

<Аплодисменты>
   Спасибо. Не надо. Спасибо.
   Спасибо за ваше долготерпение, что вы после оперных голосов, да ещё камерных, всё-таки вы… выдержали нашествие, значит, вот этого самого татаро-монгольского ига в лице моего голоса. Вот. Я знаю, я вас прекрасно понимаю, но только вам одно могу сказать, что я «на бис» никогда не пою. Я бы мог уйти туда там покобениться минуты три, потом выйти и сделать вид, что ах, какой я хороший… нет, я пою всё, что наметил от начала до конца. А потом почему вы думаете, мы же с вами не собираемся туда уходить, нет? Вот. Поэтому время у нас мно...
   Подождите, я разберусь, вы что, я ведь не с вами с одним разговариваю я и с… с вами, вместе со всеми, ну, зачем же?
   Вот. Я, правда, желаю вам всего доброго, хорошо провести эти дни праздничные, отпускные, когда они будут свободны. Вот... И желаю вам всего, и с удовольствием к вам приеду. Потому что у вас были прекрасные лица, когда вы смеялись было мне очень хорошо, когда вы были серьёзны, мне тоже было хорошо. Я надеюсь, что я вам тоже что-нибудь… в чём-то удружил, а сейчас, правда, всего вам доброго.
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :