|
|
|
|
|
|
Ну,
выставили или нет?
ВАЛЕРИЙ ПЕРЕВОЗЧИКОВ: Выставили…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Сейчас скажем.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну, как вам?. ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Нормально?
ЖЕНСКИЙ
ГОЛОС: Всё нормально!
ВП: Да. Большое спасибо, отлично.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Угу!
Хорошо!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Вы можете <неразборчиво>? Ну, ладно.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Как вы видите?
МУЖСКОЙ
ГОЛОС: Песни будут стоя идти, да?
А?
МУЖСКОЙ
ГОЛОС: Песня эта стоя будет, да?
Песни
стоя будут...
МУЖСКОЙ ГОЛОС:
Бедная Римма... А её куда можно повесить?
<—>
А
почему не надо? Наоборот, пускай она… А почему у вас чёрно-белое
изображение? МУЖСКОЙ
ГОЛОС:
Это мониторы...
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Мониторы чёрно-белые...
А,
мониторы…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Есть в цвете... <Смеётся>
Хе-хе! Это интересно, как мы будем выглядеть.
ГОЛОСА: <Неразборчиво>
<Неразборчиво>... Кстати,
это уже было в фильме «Единственная»: показывали — и рваные ботинки с
оторванными каблуками, так что никаких новостей нет… не будет в этом.
ВП: Так
что лучше не надо, Ляля. Показывай…
Я буду
сидеть вот так, возле…
ВП: А я буду, немного напряжённым.
Давай…
<Смеются>
ВП: Кто считать будет?
ЖЕНСКИЙ
ГОЛОС: Да? Откройте, пожалуйста.
Так,
вот так слышно, когда я разговариваю, да?
ЖЕНСКИЙ
ГОЛОС: Двери там откройте...
Надо
было бы, э… когда я буду говорить,
так
чуть-чуть, чуть-чуть убавить, прямо так, чуточку так...
ЖЕНСКИЙ
ГОЛОС:
Посчитать надо, Валер? Посчитать надо?
ВП: Посчитать надо?..
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Нет.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Нет?
ВП: Нет,
а его уже проверили.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
Всё, пошли?
ГОЛОСА:
Да… да, пожалуй...
—
<Неразборчиво>.
<—>
<Пауза
~ 30 сек>
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Пожалуйста, работайте.
ВП: Сегодня у нас в гостях, которого э... мне не надо представлять,
— Владимир Высоцкий. Его…
ГОЛОСА:
Стоп, стоп... — Валер, тот, тот... — А не которого… —
Угу. — Дальше. — <Неразборчиво>
продолжай.
—
Угу.
ВП: Сегодня у нас в гостях человек, которого мне не
надо представлять, — Владимир Высоцкий. Владимир Семёныч, э... у нас…
Нет,
я поздороваюсь сначала…
ЖЕНСКИЙ
ГОЛОС: Валерик, можешь начать
по-французски.
ВП: Не стоит это…
Нет,
ну, давайте мы шутить не будем, давайте начинать работать, а? Поехали. Я тоже
поздороваюсь.
ВП: Да.
<Неразборчиво>.
ВП: Угу.
ЖЕНСКИЙ
ГОЛОС: Внимание!
У меня щас съёмка была.
ВП: Сегодня у нас в гостях человек, которого мне не надо представлять, —
Владимир Высоцкий.
Добрый день! Или вечер, — смотря в какое время будет
эта передача...
ВП: Владимир Семёнович, у нас э... существует такая традиция: всем знаменитым гостям
задавать вопросы нашей традиционной анкеты. Так вот, если Вы согласитесь...
Первый вопрос: как считаете, какова отличительная черта Вашего характера?
Это
Вы такие вопросы всем задаёте?!
ГОЛОС: Да, да-да-да.
Отличительная черта характера? Ну, то, что приходит первое на ум, — это
желание работать...
Я думаю, что так... работать, пожалуй.
Желание как можно больше работать. И
ещё, чтобы как можно чаще ощущать вдохновение. То есть, чтобы… чтобы что-то
получалось... Ну, я не знаю, может быть, это не черта характера, но, во
всяком случае, это моё горячее желание.
ВП: Ваше представление о счастье? Это
я могу вам сказать. Счастье — это путешествие, не обязательно с переменой
мест... Это путешествие, может быть, даже в душу другого человека, но
путешествие или в мир писателя, поэта
какого-то.
Но не одному, а с человеком, которого ты любишь. А... если иметь просто…
просто путешествия, даже
поездки какие-то, то —
тоже самое —
вдвоём с
человеком, которого ты любишь, мнением которого ты дорожишь, чтоб ты мог
поделиться сейчас же, в это же мгновение.
ВП: Угу.
Вот, мне кажется, вот —
формула счастья такая.
ВП: Ну да, «Без разделения
унылы, скучны наслаждения» — Александр...
Возможно, так.
ВП: ...Сергеевич Пушкин. Следующий вопрос: человеческий недостаток, который э… Вы… к которому вы
относитесь снисходительно?
Снисходительно?
ВП: Да.
Физическая слабость.
ВП: Ну а теперь — недостаток, который
э... Вы не прощаете?..
Их
много. Я не хочу перечислять, но... Жадность. И, в общем, отсутствие позиции,
которое за собой очень много ведёт других пороков. Отсутствие позиции у
человека твёрдой, когда он сам не знает не то… даже не только чего он хочет
в этой жизни, а когда он не имеет своего мнения или не может рассудить о
предмете, о людях, о смысле жизни — да о чём угодно!
ВП: Угу. — сам, самостоятельно.
Когда он либо повторяет то, что ему когда-то понравилось, чему его научили,
либо… неспособен к самостоятельному мышлению, вот так скажем.
ВП: Ну, это, может быть, не только недос... это уже беда.
Ну,
это и беда, это и недостаток.
ВП: Что Вы цените в мужчинах?
Сочетание
доброты, силы и ума, скажем так. Я когда, предположим… вот, но это совсем,
может быть, к делу не относится… я когда надписываю фотографии пацанам, там,
ребятам, ещё подросткам, даже детям, я обязательно напишу ему: «Вырасти
сильным, умным и добрым». Вот это сочетание.
ВП: Ну, естественно, что вы цените в женщинах?
Ну,
скажем так, я бы надписал: «Будь умной, красивой и доброй». Красивой
необязательно даже внешне, как вы понимаете.
ВП: Угу. Вот так.
ВП: Э... Если бы Вы не были э... Высоцким, то кем бы
вы хотели стать?
Высоцким! <Смеётся>
Нет, не потому же, Вы не поймите... Вы знаете, однажды очень з…
такой знаменитый (все его присутствующие, наверняка, знают, все телезрители)
человек э... появился в одной компании в Москве, и
все окружающие люди, ну как бы договорились: «Давайте посчитаем — сколько за
первую минуту он скажет слово «я», сколько раз. Значит, за первую минуту
было семь, за вторую — мы по секундомеру — за вторую было восемь... И я всё боюсь
впасть вот в эту самую крайность, и, значит,
чтобы мы э-э... начали разговор о… обо мне, тогда я вынужден буду говорить «я, я,
я, я...» Я это не очень люблю, поэтому
давайте так, чтобы я… чтоб мы могли избегнуть этого. Ладно?
ВП: Угу. Хорошо?
ВП: Хорошо. Я постараюсь, насколько это у меня получится...
Ну, пожалуйста, давайте...
ВП: Э... Ваше любимое изречение, афоризм?
Знаете, вот, например, у меня есть один друг, он очень известный
кинорежиссёр. Он даже не только… э... ну… кинорежиссёр, он, может быть, и
литератор, он сам пишет и сценарии, и статьи в газетах и вёл передачу по
телевидению, — Саша Митта. Он просто считает,
что каждый человек обязан выписывать, запоминать афоризмы.
ВП: Угу. Я никогда этим не
занимался, вот клянусь. Вот, я что только помню, там:
«Veni, vidi, vici», «пришёл, увидел, победил»,
— это приятно... <Смеются> Хорошее
изречение.
ВП: Э... И
два последних вопроса из нашей анкеты. Да.
ВП: Э... Первый: Какой вопрос Вы хотели бы
задать самому себе? Интересный.
Щас… Очень это всё… Вы очень хорошо составили анкету, но, в общем, надо
готовить людей… заранее. Я вам скажу почему, потому что... Может быть, я
ошибусь... Ну, например, сколько мне ещё осталось л... лет, месяцев, недель, дней
и часов творчества? Вот это я бы хотел бы задать этот вопрос себе. Вернее,
знать на него ответ. ВП: Угу. Вот так.
ВП: Ну, последний вопрос. Я думаю, что его не стоит задавать — насколько
искренне Вы отвечали? — мне кажется, что…
Абсолютно! Как, на с...?.. Вы понимаете, нет смысла мне отвечать неискренне, зачем?
Я... Я
сюда пришёл вовсе не для того, чтоб кому-то нравиться, понимаете, нет
смысла мне никакого. Я пришёл сюда, для того, чтобы, правда, ответить на
интересующие Ваш… Вас вопросы. И думаю, что у многих людей, которые сейчас
смотрят нашу передачу, безусловно, было какое-то своё впечатление
по записям, по фильмам. У нас вообще принято ото… отождествлять персонажа,
которого играешь на экране или от имени которого поёшь, а так как я не
только сочиняю стихи — а я актёр, может быть, мне проще, чем другим поэтам,
говорить от первого лица, и поэтому меня отождествляют с людьми. Я всегда
говорю «я», — но не от нескромности, а просто удобно и по форме, и просто
потому, что я часто как актёр бывал в шкуре других людей. Вот. Это тоже не
ячество никакое — это для удобства формы. Ну
вот, и… э… значит… всегда, когда приглашают люди на беседу, они хотят знать,
что ты… что у тебя там, за рубахой, кожей, что… что ты с… ты из себя
представляешь, а не то, ч... Я надеюсь, что вы не хотите показать меня
зрителям, представить таким, как бы вам хотелось? Пускай у них останется
впечатление у каждого от встречи со мной такое, какое вот они... и...
истинное, естественное, теперешнее, сиюминутное. Мне нет смысла ни лгать, ни
подхалимничать сейчас, ни притворяться. Хотите — верьте, хотите — нет. Я не
только по телевидению — во всех своих выступлениях, во всех своих беседах —
даже дома — стараюсь разговаривать искренне...
ВП: Ну, почему? Вопрос, в общем, естественный, потому что очень многие люди
стараются… то есть, не стараются или у них так получается, но они не всегда
бывают искренними...
Знаете, я вам щас скажу одну вещь... Вы
часто видели меня по телевидению?
ВП: Про… Выступающего с этого…
ВП: По телевидению? Практически не видел.
Вот. Практически не видели. И не могли
видеть. Это первый раз я согласился, потому что здесь живут мои очень
близкие друзья, и ну, просто очень близкий друг работает здесь на
телевидении. Я сказал, что: «Давайте мы это сделаем». Я никогда этого не
сделаю, я не люблю, потому что даже самые уважаемые мной актёры, писатели,
поэты обязательно чуть-чуть не то что
подыгрывают, это не то слово, — но всегда есть
«котурны» во время этих передач, вы понимаете. Я очень надеюсь, что из-за
того, что у меня так часто прямой контакт со зрительным залом, с моими
друзьями дома, что всё-таки я стараюсь избегнуть этого недостатка и пытаюсь
с них сойти, с этих «котурнов». ВП: Угу. И возм… Я не знаю, насколько мне удастся, но
токо… эт… это можете мне поверить... я… тут уже к зрителям, можете мне
поверить, что все люди стараются,
<смеётся>
может быть, казаться умнее, чем они есть
на самом деле, да? Вот и даже… даже мн… многоуважаемые актёры мной, которых
я жутко люблю, как они играют на экране, или певцы, или писатели вот в таких
передачах почему-то не то что умнее, но чуть-чуть другими, чем они есть. А
ведь самое интересное — узнать, какие они есть на самом деле. Вот. Мы долго
про это с Вами разговариваем, да?
ВП: Да.
Ну,
давайте дальше.
ВП: Ну вот, теперь вопрос такой: Вы уже м-м... сказали в одном из ответов, о том что: «Я
в отличие от других поэтов...» Вот я тоже считаю Вас поэтом по преимуществу,
а Вы кем себя считаете? Вы знаете, это… Я себя считаю, ну… Это
сложно очень ответить на этот вопрос — тем, кто я есть. Я думаю, сочетание…
вот сочетание тех, в общем, э… тех жанров и элементов искусства, которыми я
занимаюсь и пытаюсь сделать из них синтез, — может быть, это даже какой-то
новый вид искусства. Каждое время ведь э... даёт... Ну, например, не было же
магнитофонов в девятнадцатом веке, да, была только бумага, теперь появились
магнитофоны, даже видеомагнитофоны. Вон у нас как случилось, что мы можем
прийти в студию, записать, показать в другое время, там, подчистив, придав
этому какую-то форму нужную и так далее. Вот. Так что появился новый вид
даже э... искусства — телевидение, да? Ну и, значит, вероятно, может появиться и
новый вид э... искусства, вот...
ВП: Для этих технических средств...
Для
этих вот…
ВП: <Неразборчиво> Нет, я говорю сейчас не о технике.
ВП: Ну, понятно. Я сейчас… Вы спросили, обо мн…
у меня, кем я себя больше считаю — поэтом, там, э... композитором, актёром, кем?
Вот я не могу вам впрямую ответить на этот вопрос. Может быть, всё вместе
будет называться каким-то одним словом в будущем, и тогда я вам скажу: «Я
во... себя считаю вот этим-то». Но этого слова пока
нет. Для того, чтобы…
ВП: Но лучше, когда ещё нет этого...
Но,
в общем, я больше… Если… Если упростить вопрос, то больше всего, конечно, я
работаю со стихом, безусловно... И по времени, и б... чаще ощущаю вот эту вот
самую штуку, которая называется вдохновением, которая тебе сядет на плечо,
пошепчет ночью, где-то к шести утра, когда у… кажется… изгрыз ногти и всё, и
кажется, что ничего не выйдет, и вдруг оно пришло... Вот больше всего в
работе над стихом.
ВП: А
когда появилась гитара?
Гитара появилась, Вы знаете, это совсем
стра… э... случайно и странно. Я давно, как все м... молодые люди, писал стихи.
Писал… э... писал много смешного, потому что даже в... на капустниках в училище
в театральном я писал целые громадные капустники, которые шли по полтора–два
часа. И я их писал, например, у меня был один капустник на втором курсе —
пародии на все виды искусства, там у нас было, по-моему, одиннадцать или
двенадцать, у нас была и
оперетта, и э... такая опера такая вампука, в плохом смысле слова, естественно...
Мы делали свои тексты и на темы дня, и на темы
наши вот эти вот студийные, и я всегда являлся автором. То есть, я писал
комедийные вещи всегда с какой-нибудь серьёзной подоплёкой давно и занимался
стихами очень давно, с детства. Гитара появилась так: вдруг я однажды
услышал магнитофон, тогда совсем они были плохие магнитофоны, тогда... —
сейчас-то мы просто в отличном положении, щас потому что появилась
аппаратура и отечественная, и оттуда — хорошая… хорошего качества! А тогда вдруг
я услышал приятный голос, удивительные по тем временам мелодии и,
конечно, стихи, которые я уже знал, — это был Булат. И вдруг я понял, что
впечатление от стихов можно усилить музыкальным инструментом и мелодией. Я
попробовал это делать сразу, сам, значит, тут же брал гитару, когда у меня
появлялась… появил… появлялась строка. И вдруг это не ложилось на этот ритм,
я тут же менял ритм и увидел, что даже работать помогает, то есть, даже
сочинять — с гитарой. Вот поэтому многие люди называют это песнями. Я не
называю это песнями. Я считаю, что это стихи, исполняемые под… ну пускай,
под гитару, под рояль, под какую-то ритмическую основу. (Я щас очень
многословен, знаете почему? Потому что не знаю, когда ещё придётся побыть
здесь, у вас в гостях, поэтому я хочу всё уже объяснить до точки,
докопаться, так сказать, до сути.) Вот из-за этого появилась гитара. Я
попробовал сначала петь под рояль и под аккордеон, потому что, когда я был
маленьким пацаном, меня заставляли родители из-под палки заниматься —
спасибо им! — заниматься, значит, музыкой. Поэтому я немножко обучен
музыкальной грамоте, хотя я, конечно,
всё забыл, вот, но это дало мне возможность всё-таки хоть как-то,
худо-бедно, овладеть вот этим бесхитростным инструментом — гитарой. Вот. Я
играю очень примитивно, иногда… иногда, даже не иногда, а часто слышу упрёки
в свой адрес по поводу того, что почему такая примитивизация нарочитая? Это не нарочитая примитивизация, это
— нарошная.
Я специально делаю упрощённые ритмы и мелодии, чтобы это входило сразу моим
слушателям и зрителям не только в уши, но и в
души, понимаете, чтобы ничто не мешало: чтобы мелодия не мешала воспринять
текст, а самое главное — то, что я хотел сказать. Вот из-за чего появилась
гитара. А когда? В общем, уже лет четырнадцать, там, скажем (после окончания студии)
назад.
ВП: Ну и вот, судя по этому всему, Вы, наверно, очень цените прямой контакт...
Безусловно...
ВП: ...со
зрителями? ...больше всего, больше всего...
ВП: Вот и совсем недавно, м-м... после того, как Театр на Таганке
с таким успехом выступил в Париже, э... Вы...
Откуда Вы знаете, что с таким успехом он выступил в Париже?
ВП: Ну как? В газетах было.
Вы
знаете, я… мне кажется, что как раз именно очень… не
очень широко это освещалось в-в газетах. Я думаю, что это вам, наверно, ещё и
очевидцы рассказали, да?
ВП: Ну да. Ну как очевидцы? Очевидцам кто-то рассказал, а они…
Ну,
возможно, да. Успех действительно был колоссальный. Я думаю, что за
последнее десятилетие ни один драматический театр… ни один драматический
театр, не токо э... наш, а и в мире, не может похвастаться таким успехом во
Франции. Пожалуй, только Питер Брук со своим спектаклем, где они играли на
трапециях, — это был, по-моему, «Сон в летнюю ночь», — они все играли на
трапециях, то есть, у них были актёры, как акробаты там работали. Да, слушаю
Вас…
ВП: Ну, у нас сегодня предмет разговора, в
основном, то, что называют ПЕСНИ, или стихи, которые Вы усиливаете
звучанием гитару, так… гитары, так — э... м... три концерта всё-таки было в Париже?
Было
три концерта, да. Значит, очень если коротко: мы сыграли сорок дней подряд
несколько спектаклей, которые привезли всем театром вместе. Я играл там
«Гамлета», я играл там «Десять дней...». Мы
привезли четыре спектакля, значит, я был занят в половине репертуара. Потом
театр уехал в Москву, а я давно уже получил приглашение э... сделать несколько
выступлений в Париже, и, чтобы несколько раз не выезжать, это, во-первых, с
одной стороны, э... так сказать, и по времени, а потом — накладно, мы уж решили
сделать, значит, просто, что вот, я останусь, и сделаем эти выступления.
Никто не предполагал, что это будет сделано так. Вообще, я вам скажу, эта
история странная... этой поездки. Сначала был
вечер поэзии
советской, и я попал в число всех поехавших поэтов. Это было двадцать
шестого, по-моему,
октября. Был в громадном зале на семь тысяч человек, при громадном скоплении
народа, значит, был этот вечер. Потом вечер кончился, приехал театр, тут я
стал выступать как актёр, а потом уже уехал театр, тут я стал выступать
как… именно, как исполнитель… автор и исполнитель своих песен.
ВП: И
всё в одном и том же зале?
И… нет, зали… залы были другие. Э... Все три
зала были разные. Вот последний зал был очень смешной. Они мне отдали зал, в
котором работают начинающие певцы. То есть, он… он очень остроумно сделан,
значит так: сцена выдаётся таким мысом, вот как… как бы корабль, да? Значит,
если мало людей, они вот в этот сегмент, который образуется прямо перед
сценой, сажают всю… всю толпу зрителей, а что происходит здесь, ты не
видишь, потому что они почти сзади тебя. Если людей побольше, они могут
немножечко отодвинуть сцену — тогда ты видишь, что тоже вроде полный зал. А
если уж полный зал, тогда они совсем её отодвигают и сажают сзади. Это очень остроумно сделано, чтоб не травмировать начинающих
певцов, у которых иногда в зале бывает два человека, которых он сам
пригласил и которые случайно об этом вспомнили. У меня могла случиться даже
такая история, потому что расклеили афишки в… в пятницу вечером — жёлтенькие
такие листочки — только в этом районе. Зал назывался "Элизе Монмартр".
Значит, и первый… в первый день у меня вдруг оказалось триста пятьдесят
человек, на что никто не рассчитывал, и забегал директор-француз, ничего не
понимающий, что я пою... Как могло получиться, что оказалось больше… почти
половина зала людей?! Этого не может быть! Не было ни рекламы, ничего... На
второй день у меня уже было что-то человек пятьсот людей, а третий день!.. было никуда… В общем, короче
говоря, мы не пустили примерно то… то же число, которое было в зале. Значит,
вот так прошли эти концерты. То есть, я считаю, что они тоже прошли с большим
успехом. Во всяком случае, французы говорят, что это невероятно.
ВП: А
понимание французской публикой песен?
Вот тоже: тоже я был сначала… я подумал,
что это все… всё больше всего любители русского языка и русской словесности.
Возможно, так оно и было. Но в последнем зале по опросу (это же очень просто
делается, там нескоко ребят студентов было социологов, они взяли и просто
опросили) оказалось, что из девятисот шестидесяти человек, которые, значит,
заполонили зал в этот день, шестьсот вообще не говорят и не понимают
по-русски, вообще. Остальные любят просто русскую литературу и пришли
послушать. Значит, как это было сделано? Это был маленький перевод на
несколько секунд, буквально — двадцать секунд. Я пел в сопровождении своего
гитариста, с которым я уже даже записал диски, несколько э… одного, и из
симфонического оркестра — французского, национального — у меня был басист, и
я с гитарой. Всё. Вот так, в таком сопровождении. Работал я без перерыва
час двадцать, потому что я жутко не люблю делать перерывы. Я считаю, что для
авторской песни перерывы не нужны, потому что только-только установишь
контакт с людьми, вот только это вот самое, что не ухватишь ни... ни носом, ни
ухом, ни глазом, а каким-то, там, я не знаю, подсознанием, шестым чувством,
— вот этот контакт, который случился, — надо перерыв делать, все пойдут в
буфет... Я не люблю это очень. Поэтому я такой прессинг устроил, в час
двадцать я успел спеть им около тридцати вещей. И я вам должен сказать, что
приём мало чем отличался от того, что здесь. И знаете почему? Я думаю, ну,
конечно, нервов больше было — первый раз на чужой аудитории, и ещё я узнал,
что мало понимают. Ну, например, на некоторые вещи была реакция намного
сильнее, чем здесь, чем в Москве. Ну, например, знаете как, нет пророка в
своём отечестве, они... Москвичи всегда знают, что я тут, под боком, что
можно пойти в театр, там, услышать, увидеть, тем более у нас есть новый
спектакль, где я пою, «В поисках себя» называется. А там они знали, что это,
может быть, э... никогда им больше не придётся послушать, и, вот, в благодарность
они… они просто мне демонстрацию устроили за исполнение некоторых вещей. За
то, что я перед ними трачусь, за то, что я не позволяю себе — что они, там,
не знают языка, предположим, французы совсем вот эти шестьсот человек, а я с ними общаюсь, как будто бы они полностью понимают
всё, что я для них пою.
ВП: Угу. Ну и, в общем, беседа наша продолжается уже довольно долго.
Да.
ВП: Какие песни, как Вы считаете, французская публика, ну, так сказать, понимала,
принимала (хотя они и русские по сути) больше, чем
остальные? Щас Вам скажу. Ну, во-первых, стилизации
обязательно. Например, «В сон мне жёлтые огни»
— такая стилизация на цыганские э... темы. Потому, что это им очень вдруг, они…
ну, они же слышали — есть пластинки, выходят и всё — они поняли, что это им
известно. Это, конечно, они принимали
безусловно. Но самое ценное не это. Если по названиям, я вам даже скажу:
«Натянутый канат» — песня, по названию которой назван
даже диск, принималась лучше всего. Песни с напором и отдачей — после
которых надо вытирать, значит, влагу, и, как ни странно, некоторые вещи
куплетной формы. Ну, скажем, предположим, э... такая шуточная песня
«Ой, Вань,
смотри, какие клоуны...»
ВП: Угу. Вот такие, где есть
характеры, где они видят, что че… то есть, где я ещё имел возможность
актёрски чё-то проиграть. Вот я, значит, там… Им… их очень забавляло.
Оказывается, у них этого не существует совсем, во Франции. То есть, у них
есть кафе-театры, где они… один человек разными голосами разговаривает, там,
прикидывается... То, что у нас называется пародист, у них называется
шансонье, и оказывается, что сло... слово «шансонье» совсем не означает то, что мы
под него подкладываем здесь, там, — барды, менестрели, шансонье. Ничего
подобного. Шансонье — это нечто вроде нашего конферансье. Ну так вот, значит,
вот, когда э... они видели, там, что я меняю голоса и разные характеры им
представляю, это их страшно забавляло. И я видел, как они сразу хватались,
значит, в диск и смо… (потому что диск уже вышел, в это время пластинка) и начинали
смотреть, в чём же там дело, и запоздало хохотали. Значит, когда ещё не надо
хо… Начинается следующий куплет, вдруг такой общий хохот в зрительном зале,
потому что они успели прочитать, в чём там дело. Ну вот. В общем, короче
говоря, я не могу что-то особенно выделить, но... Эт... Если они пришли, вы
знаете, ведь это же тоже очень много от зрителей зависит. Зачем человек
пришёл? Если он пришёл для того, чтоб потом придти и рассказать знакомым:
«Я такую ерунду смотрел» — он так и смотреть
будет. Если он пришёл совсем непосвящённым, тут уж зависит от того, что
происходит на сцене. А есть ещё и обратный эффект — изумительный! Когда
человек пришёл для того, чтобы ему понравилось. Вот он хо… он пришёл на этот
вечер, он хочет, чтобы зрелище или человек, с которым он щас познакомится,
ему понравилось. И тебе остаётся сделать вот столько ещё для того, чтобы это
случилось. Вот я в Италии это ощущал очень с-с итальянцами, они так хотят,
чтоб ты им нравился, что тебе почти ничё не остаётся делать
для этого. ВП: Угу. Вот так.
ВП: Ну а теперь я хотел бы осмелиться попросить Вас спеть.
Я
могу спеть. А что бы Вы хотели, чтоб я спел.
ВП: Ну, у меня была такая изящная подводка, вот одну из тех песен, начать с
одной из тех песен, которые э... понравились французским зрителям.
Угу. Хорошо!
ВП: Ну, Вы там
выберите. Хорошо, ладно.
Щас я встану. Значит, что это может быть? Ну,
предположим, это может быть песня, которая называется «Чёрные бушлаты». Это
песня, которая з... звучит в одной из пластинок, записанных во Франции, с
оркестром их. Ну, я буду петь в сопровождении только своей гитары, не
обессудьте, как говорится. |