<—>
   ...Сегодня я просто несколько слов в самом начале для того, чтобы просто ну как-то освоиться, нам друг к другу привыкнуть. Просто скажу несколько слов вам о своей работе в театре, немножко о кино. И сразу же уже приступлю к основному своему делу, потому что я всё равно понимаю, что вы пришли за песнями, а не за какими-то там рассказами. Верно? Вот. Если вас заинтересует, в конце нашей встречи с вами я отвечу на вопросы. Хорошо, если б это были вопросы, конечно, творческие, там, а не… не из личной жизни — кто сколько раз женат, сколько получает, сколько детей и так далее. Вот. А то я у вас начну спрашивать. Ну вот, и всё. Значит, сделав такое глубокомысленное вступление, я сразу к делу.
   Я работаю в московском Театре на Таганке уже десять лет. Театр этот, вы знаете, сейчас мы приехали к вам, билеты достать трудно. Это состояние и в Москве тоже самое. В Москве тоже очень трудно к нам попасть. И совсем не потому, что этот театр модный. Потому что мода бывает сезонная или, там, годовая, а мы уже существуем одиннадцать лет и, к счастью, так называемая мода не проходит. Ну, если это мода, значит, хорошая мода, что ль, будем так считать. А из-за чего такой успех этого театра — мне кажется, если коротко сказать, есть две причины этому. Во-первых, и самое главное, это всегда яркое зрелище. Никогда не бывает так, чтобы вы остались равнодушными, поглядев наши спектакли. Вы либо будете волноваться, либо вам понравится, либо — не понравится, но вы не уйдёте... никогда не сможете откинуться на спинку стула, чтобы отдохнуть. А всегда будете в интересе к тому, что происходит на сцене. Это первое. Каждый наш спектакль решён в своей манере. В ду... в декорациях предыдущего спектакля нельзя играть следующего никогда, потому что всё решёно в едином образе. Например, если это драматическая поэма Есенина "Пугачёв", то это громадный деревянный помост, плаха, два топора, цепи, голые... полуголые тела, мы в парусиновых брюках... в штанах играем, босиком, голые, этот спектакль почти что. Вот.
   Если это "Десять дней, который потрясли мир", то это полностью оголённая сцена, несколько экранов. Там двести ролей. В этом спектакле тридцать с лишним картин. Все мы играем по пять–семь ролей одновременно.
   Вторая причина, из-за которой ну такой успех театра, это, конечно, яркая режиссура, потому что и… идеи, которые идут с нашей сцены, они... ну очень внятные и явные. Потому что спек... театр начался с Брехта. А Брехт был человек, который любил, чтобы актёр вдруг вышел из образа, подошёл и стал разговаривать с публикой. Понимаете? Поэтому у нас всё... никогда нету такого... таких, ну что ли, если можно так выразиться, полутонов, когда что-то вроде то, да не то. Нет, у нас всё очень чётко, внятно. Вот жалко, что вы все не сможете побывать на спектаклях.
  Ну и потом, у нас есть ещё одна особенность в театре. Актёры нашего театра не только исполнители. Вот написали роль... Значит, актёр — это вообще что? Это самая низшая ступенька театрального искусства. Он… сначала — актёр, потом над ним режиссёр, потом автор, потом начальство, потом господь Бог. А он где-то там внизу колупается. Так вот у нас с нашими актёрами этого не происходит, потому что все мы пытаемся делать ещё что-то.
   Я пишу стихи, музыку, тексты. Актёры нашего театра Хмельницкий и Васильев — они композиторы, пишут музыку. Кто-то пишет инсценировки. Мы, в общем... вот так у нас, всё время варимся в своём соку. Поэтому, вы знаете, вот если так спросят... Меня всё время спрашивают: "Когда вы уйдёте из театра?" Но мне, честно говоря, не хочется уходить из театра. Там интересно. А, в общем-то, по собственному желанию от нас никто не уходит. Если очень попросят... И то, начинают жаловаться в местком, там, чтобы оставили. И поэтому у нас труппа очень большая. К сожалению, есть большой балласт. А мы находимся на хозрасчёте, мы должны сами себя обеспечивать, сами зарабатывать. Поэтому... Зал у нас маленький, шестьсот человек, и поэтому мы должны играть сорок спектаклей в месяц для того, чтобы сами себя окупать. Видите, какая история. Ну в… вот... Вот я так предполагал, что я сегодня буду мало разговаривать, потому что... ну это можно очень долго про театр говорить. У нас много интересного. Это всё лучше смотреть. Или отдельно сделать такую встречу, чтоб я рассказал о театре.
  Сыграл я в этом театре очень много ролей. И среди них последние мои роли — это Гамлет в п… в шекспировском "Гамлете". Сюда мы его не привезли из-за того, что там очень большая машинерия.. Там кран-балка, какие-то столбы стоят, занавес гигантский. А это всё нужно долго устанавливать, и мы просто не успели бы. Ну вот, приезжайте в Москву, поглядите.
   И последняя работа — это в "Вишнёвом саде" я играл Лопахина. Совсем недавно. Ну, это даже москвичи не успели посмотреть.
   Как-то мне неудобно, что-то всё время: чу-чу-чу-чу... Вот от… отвернуть можно чуть-чуть? Вот эти вот самые динамики, а? Нельзя? Вот... Во, вот так вот. Хорошо. А этот? Ага. Всё. Прекрасно.
   Вот, э... Ну, в этом спектакле я играл Лопахина, в "Вишнёвом саде". Но поставил этот спектакль э… режиссёр Эфрос. Ну, значит, это немного о театре.
   Теперь, в кино сейчас... сейчас я снимаюсь в главной роли в фильме, который называется "Арап Петра Великого". Это по записям Пушкина сделали сценарий мои очень близкие друзья Фрид и Дунский. Мы с ними работали в фильме "Служили два товарища". Они писали сценарий этой картины. Они замечательные сценаристы наши и прекрасные ребята, так что с ними очень хорошо работать. В этом фильме я играю роль арапа. Всё время меня мажут в чёрный цвет почему-то… Хотя эфиопы — они вообще н… не чёрные. Эфиопы — они такие желтоватенькие. Они тёмные, в общем, но они не чёрные. И много было скандалов, значит, что как меня красить, всё равно я не похож на негра. И как там не закрашивай, нужно вот такие губы делать. А если такие губы делать и совсем закрасить, тогда лучше негра взять, правда? Щас связи международные у нас развились и поэтому можно взять негра, пригласить, он и будет играть. Но там весь смысл этого фильма в том, что этот человек, несмотря на то, что он чёрного цвета, он глубоко русский человек. И он просто немножечко непохож на всех других, и из-за этого все... всякие у него неприятности и коллизии. Вот.
   Э… Написа... Я последнее время перестал исполнять свои песни в кино, сам сниматься и исполнять свои песни, потому что надо немножко разграничить. Мне кажется, что это отдельный вид искусства. Раньше я пользовался тем, что я пел в кино просто потому, что мне негде было петь, нигде не получалось. У меня просто не было аудитории, и я всегда старался написать и самому спеть. А сейчас я стараюсь написать, самому спеть, но когда я там не играю. Вот, например, последняя большая моя работа в кино в смысле песен была ещё не вышедший фильм, называется "Робин Гуд". Это рижская киностудия ставит. Актёр нашего театра Хмельницкий играет Робин Гуда, а я просто написал шесть больших баллад, написал текст, музыку, и буду их записывать, вероятно, с "Песнярами". И в этом кино будет, вот, звучать м… мои баллады с моим голосом, но сам я там не играю. Вот.
  Выйдет скоро картина, которая называется "Бегство мистера Мак-Кинли". Тоже сделал я там большую работу, написал девять песен больших, сам их записал с оркестром. Так всё было прекрасно, большие надежды. А потом их взяли — все вырезали и оставили полторы. Так что если там будет написано "Песни Высоцкого", когда, вот, вы увидите, вы не верьте. Там их нету. Там есть вот... вот столько вместо столько. А это мало очень. Вот. Так что, в общем, я продолжаю работать и с песнями в кино, но считаю, что лучше отдельно играть и отдельно петь. Вот, значит, после... планы буду... на будущее большие, но мы — народ суеверный. Я бы не хотел рассказывать про то, что будет дальше.
   Теперь самое главное, с чем я к вам сегодня приехал. Значит, я приехал к вам не как актёр Театра на Таганке, не как киноартист, а как автор и исполнитель своих стихов. Вообще я вам должен сказать, что это у меня никакое не хобби совсем. Знаете, как принято говорить "хобби", вот там... Нет, у меня хобби — театр, понимаете? Вообще самая лучшая профессия — это хорошо оплачиваемое хобби. Когда тебе хоро... Вот. Но э... я вам так скажу, я времени на... на песни трачу не меньше, чем на театр и на кино. А так как основная... Я должен ходить на службу, я ж — служащий. Значит, мне в театр надо ходить. Поэтому я работаю ночью. Но если я трачу свои ночные часы на то, чтобы вот этим делом заниматься, значит, я к этому отношусь, правда, хорошо. Значит, песни я пишу уже лет так, примерно, одиннадцать. Стараюсь... Думаю, что они уже переменились. Но я люблю свои старые песни, так называемые... как их... они говорили, что там есть блатные песни или, там, что... как были такие ко мне претензии, что это вульгарная манера исполнения и так далее. Да ерунда это всё. Неважно, кто как исполняет, в какой форме. Важно, что и интересно это людям или нет. Понимаете? Поэтому я очень не люблю, когда мои песни поют другие люди. Когда поют певцы, они, наверное, споют лучше, может быть, но не так... Не так, как я написал. Я сам написал текст, музыку, и сам их спел с гитарой как захотел. А они… у них голос прекрасный, у этих ребят. Они с оркестром работают. Они делают это всё по-другому. И поэтому всегда на меня обижаются певцы, почему я им не даю петь свои песни. Но они берут, правда, без разрешения. И когда выходят песни на пластинках, я ничего поделать не могу. Они всё равно берут. Ну а когда есть возможность запретить, я не даю петь свои песни. Вот. И если вы услышите где-нибудь, когда будут петь мои песни не с пластинок, вы можете смело подойти и сказать: "А почему вы поёте Высоцкого? Он же вам не разрешил". <Откашливается> Ну вот, и всё.
   Теперь э… я хочу начать. Я написал очень много военных песен вообще за всё время, пока я работаю, и все спрашивают: "Почему?" У меня письма даже ко мне приходят, например, спрашивают: "Не тот ли Вы самый Владимир Высоцкий, с которым мы под Оршей выходили из окружения?" — например. Ну, все думают люди, что я воевал, там, или сидел, там, или... Ну, это... <Оживление в зале> Я про это спою вам немного, по поводу слухов и сплетен, потому что об... Очень много разговаривают об актёрах. Про всех всё хочется знать. Но, к сожалению, частенько бывает, что говорят всякие гадости и всякую ерунду. Вот. Это очень жалко. Но, наверное, так уж хотят, чтоб была молва, да ещё какая-нибудь, чтобы было так, нервно очень. Знаете, когда зубы холодеют. Вот.
   Значит, я не воевал, но я пишу очень много военных песен, потому что меня интересуют люди в крайней ситуации. Меня совсем не интересует, когда люди сидят, там, кушают или отдыхают. Я люблю, когда они находятся на грани решения, в каждый следующий момент могут заглянуть в лицо смерти, что-то сделать. Такие люди более интересны, правда? А война даёт возможности... военная тема даёт возможности этих людей вытаскивать и про них писать. Всегда я пишу от первого лица, но всегда пишу от имени разных людей. Поэтому есть такое впечатление, что, там, когда писал про лётчиков — что летал. Нет, да не летал. А просто я ничего не пытаюсь.... ни в какую шкуру влезть. А просто, как актёр, я себе представляю... Да не буду я объяснять, как я делаю.
   Послушайте песню, которую я вам хочу показать. Она называется... Это новая совсем песня. Она звучит в спектакле московского театра Ермоловой "Звёзды для лейтенанта". Называется она <откашливается> "Песня о погибшем друге", лётчицкая.

<Аплодисменты, откашливается>
   Ещё одна военная песня, называется она "Тот, который не стрелял".

<Аплодисменты, откашливается>
   Ну, я так думаю, что немножко юмора. Я... Маленькое предисловие. Дело в том, что я задумал написать целую серию спортивных песен, думал, что их будет там штук двадцать. А потом Спортлото — началась игра, и я увидел, что их не то — сорок девять, не то — ещё сколько-то. Поэтому задача большая, на две программы хватит. Но кое-что у меня уже есть, и я вам щас покажу. Начну я, значит, вот, посвящая тем товарищам, которые на "шведских стенках" сидят. Спою песню вам, которая называется... которая называется "Утренняя гимнастика". Вы её знаете, да? Ну, хорошо. Но вы же не слышали, как я пою её в натуре, верно? Ну, договорились.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Я... я знаю, что вы умеете благодарить, но у нас не так много времени. Поэтому, значит, вы так поаплодировали внятно и достаточно. Да? <Смех в зале> Вот. А если хотите — можете совсем спокойно сидеть, я переживу. Ладно? Вы отдыхайте, а я буду работать. Ну вот.
   Значит, э... Вам хорошо слышно? Скажите, когда... А то у меня такой гул здесь. Здесь очень сложно... Это вот вы скажите своим радистам. Здесь нужно чё-то придумать, чтобы не было такой... Ощущение, что ничего не слышно вам, понимаете. Вот. Слышно, да? Я тогда продолжаю. Хорошо?
   Шуточная спортивная песня, называется "Марафон".

<Аплодисменты>
   Послушайте, пожалуйста... Сейчас в моде многосерийные фильмы, а песен многосерийных нету. И поэтому я решил написать песню, многосерийную песню "Про ш… честь шахматной короны". Но получилось у меня только две, а третья на подходе. Поэтому, значит, это написана песня намного раньше, чем был матч Спасский–Фишер. Поэтому говорить, что это про матч — это неверно. Это предполагаемая игра. Значит, первая серия называется "Подготовка к матчу".

<Аплодисменты>
   И вторая серия называется "Игра".
   Хватит лазить там. Ну чё вы там лазиете? Ну, сядьте да сидите.
   Итак:

<Аплодисменты, откашливается>
   Щас совсем другого сорта песня. Песня эта называется "Я не люблю".

<Аплодисменты>
   Послушайте такую песню, которую никак не назовёшь. Шутка это или не шутка. Это дорожная история, натуральная дорожная история. Называется она "Он был мне больше, чем родня. Он ел с ладони у меня". Такая песня.

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Вот. А вторая песня — шуточная песня дорожная. Называется "Песня автозавистника". Вот.

<Аплодисменты>
   Шуточная песня, называется "Милицейский протокол".

<Аплодисменты>
<В сторону>: Что? Больше не можешь? Ещё двадцать минут.
   Их знаешь сколько ещё? Чего? Ну, вы... ведь вы это слышали, а я лучше спою, чего вы не слышали. Хорошо? Вам токо дай волю, щас все как начнёте, а их шестьсот штук, песен. Так все не перекричишь.
   Значит, я хочу вам спеть песню, называется она "Человек за бортом".

<Аплодисменты>
   Ну что же, я вам грозил в самом начале спеть песенку о слухах, вот, послушайте её.
          Сколько слухов наши...
   Вот я очень прошу задних товарищей, во время песни не ходите. В перерывах — пожалуйста. Ладно? А во время так — потому что мелькает, ещё...

<Аплодисменты>
   Ещё одна шуточная песенка, называется она "Поездка в город".

<Аплодисменты>
   Я знаю, что в Ростове много альпинистов. Ко мне приходили ребята. Вот. Я хочу вам спеть песню, которая называется "Ты идёшь по кромке ледника". Эта песня не была ни в кино, нигде. Вот я вам её просто спою. А-а... Нет, не эту. Я пере... простите, я перепутал. Я хотел вам спеть песню, которая называется "Расстрелянное горное эхо".

<Аплодисменты>
   Вот всё-таки вас нельзя баловать шуточными песнями. Вы сразу так... А как серьёзная песня — уже трудно воспринимать. Правда? Нет, я не в смысле "баловать", а я просто говорю, я заметил давно, что... по реакции в зрительном зале, что когда поёшь серьёзные вещи, говорят: "А-а... Ну, это ладно. А вот щас он чего-нибудь такое споёт... " Вроде как: "Ах, в Ростове на Дону...". Я не буду этого петь, поэтому вы такого ничего особенного не ждите. Я пою толь... только то, что я пишу. Вот. И никогда уж таких... такого что-нибудь, вот... уж такого... Да такого никто не может. Вот. Поэтому, значит...
   Нет, я обратил внимание просто, что на серьёзных песнях хочется подумать вместо того, чтобы, там, прореагировать. Это правильно, наверное.
   Ну вот. Послушайте ещё шутку. Она называется "Посещение Музы, или Песенка плагиатора". Вы знаете, плагиаторы — это такие люди, которые присваивают себе чужие произведения. И бы... был даже такой случай. В журнале "Октябрь" один поэт, Василий Журавлёв, напечатал стихи, которые, как потом выяснилось, принадлежали Анне Ахматовой. Его спросили: "Ты зачем, Вася, это сделал?" А он говорит: "А я не знаю, — говорит, — они как-то сами просочились". Вот. А потом говорит: "Да подумаешь, какое дело! Делов-то на копейку! Пусть она моих хоть два возьмёт, мне не жалко!" Понимаешь? Вот такой вот человек. Итак, "Посещение Музы".

<Аплодисменты>
   Ну и наконец, я хочу вам спеть песню, которая называется "Диалог у телевизора". Вот то, что вы просили там сзади так настойчиво. Вот. У телевизора сидят двое, смотрят... щас узнаете что.

<Аплодисменты>
<—>
   ...а то я, как братская могила, весь в цветах. Держите... ребята. 
<Аплодисменты>
   У вас в заводской газете потом будет: "Был Владимир Высоцкий, тепло встреченный зрителями, да?!" Нет, правда, вы очень тепло встретили, это замечательно и спасибо. Но тут вот какая проблема: вы, наверное, хотите, чтоб я ещё пел, а я больше петь не буду, потому что я вообще никогда "на бис" не пою. Я себе наметил программу. И её даже с перевыполнением выполнил, потому что стали кричать: "Давай "Диалог"! Вот. Ну вот, я спел "Диалог". Вообще я вам должен сказать, что когда люди... когда актёры выходят "на бис" — это обман. Они знают, скоко они будут петь вещей, поэтому они только так уйдут, потом придут. Я б мог уже давно уйти, прийти. А потом бы вы говорили: "Он такой милый, симпатичный парень. Ведь он спешил, устал, больной. Мы его просили, он остался и пел". Нет. Я с самого начала до конца пою то, что наметил. Их было сегодня полно, этих песен. Всех их не перепоёшь. Вот. Но я надеюсь, что мы будем ещё, наверное, с вами встречаться, потому что важно только, чтоб положить начало. Вот. Если я приеду ещё раз сюда в Ростов по каким-то делам, я к вам с удовольствием приеду. Вот и всё. Ещё раз вам спасибо.
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :