<—>
<Аплодисменты>
<—>
   …тоже как режиссёра, это уже все признали и тут уже даже и спорить нечего, он ещё наделён и другими талантами. Он, например, пишет, сам делает инсценировки и к… плюс ко всему прочему — он очень не худо рисует с двух рук. И поэтому в самом начале, когда театр делался, он сам придумывал оформление, потом брал художника, говорил ему свой замысел и тот выполнял. Теперь когда у нас появился новый художник Боровский, они работают на равных вместе, но раньше он сам придумывал. Вот я помню, после болезни, мы были э… где-то, в Грузии он рисовал мне на песке и рассказывал декорации — как будет поставлен «Пугачёв».
   «Пугачёв» — это сложное произведение. Это — драматическая поэма, написанная чистым стихом, никакой пьесы там нету, и играть очень-очень сложно. И уже опыт был. Мейерхольд хотел вместе с Есениным сделать эту поэму. Но так как Есенин был человек упрямый, как вы это не знаете, он был скандальный, пьющий человек, плюс ко всему прочему, он был ещё очень творческий человек. Я думаю, что это тоже все знают и любят его. Поэтому он очень дорожил каждым своим словом и не давал выбросить ничего. А там он хотел немножечко отстричь и так далее. Ну мы взяли… мы взяли полностью поэму, ничего не выстригали, ничего не сокращали, а даже добавили э… и… <Оживление в зале> Но добавили мы очень аккуратно, потому что в это время с нами работал прекрасный, ну просто, я считаю, что номер один наш сатирик, которого вы… вы знаете, он написал пьесу «Мандат», пьесу «Самоубийца» (никогда не шедшую правда) и много фильмов, сценариев. Это — Николай Робертович Эрдман, один из последних великих, как говорится, могикан, который дружил с Есениным, трудился вместе с Маяковским, Мейерхольдом и так далее. Есенин его очень любил, и я думаю, что Николай Робертович из-за этого и взялся писать интермедии в этот спектакль о Пугачёве. Вначале у нас… зн… Как сделан спектакль? Спускается такой помост деревянный, струганые грубо доски, стоит плаха, в неё воткнуты два топора. С правой стороны виселица и — с левой. На левой… с левой стороны вздёргивается мужиков… мужские такие… костюмы мужиков, а с правой стороны — дворян. А под этими мужицкими костюмами стоят три мужика, которые гадают на троих. И значит, они всё время говорят: «Что там происходит? Почему… кто… то… то тех бьют, то этих бьют?» И говорят: «Да, в общем, всё равно ничего не поймёшь. И-их, на троих…». И они, значит, пьют. Потом, когда на троих мало оказывается, что не возьмёт, тогда — на двоих, а потом уж — на одного. И эти… все эти тексты вот для них, для этих троих «на троих» — это я писал. Видите как? <Смех в зале> Вот так что видите мы кое-что ещё немножечко не к есенинскому тексту, а кроме этого добавили. Спектакль необыкновенно чистый и удивительно, ну как вам сказать, о… он… он э… оч… очень цельный. Этот спектакль можно играть для любой аудитории, где угодно, даже на людях, которые не понимают русского языка, можно за границей его играть. Он такой графичный спектакль, красивый. Когда мы начинали репетировать этот спектакль, значит… мы полуголые играем, значит, в парусиновых штанах, босиком, по пояс голые. Этот помост — мы всё время в него бьём топорами, а топоры настоящие, цепь там лежит — бегаем по нему, у нас то занозы, то руку разобьёшь, то голову, то топоры падают. Вот ещё вот на таком наклоне очень сильном довольно трудно держаться, он вот так спускается. Ну и всё это… а этот весь клубок этого восстания, этого кровавого бунта он катится вниз к плахе. Там стоят два воткнутых топора в этой плахе, такой символ, и каждый погибший, там скажем э… Зарубин, Хлопуша и в конце Пугачёв, они падают и скатываются к этой плахе. Тогда гасится свет, такие условные светки, но они действуют ещё почище, чем изобразить, как человек умирает на сцене. Вот. Ну и иногда эта вот самая плаха накрывается, я говорю, как… какие метаморфозы, все… всё-таки это имеет отношение к поэзии, вот этот вот развёрнутый образ. Вот эта плаха с топорами накрывается парчой, выходит Екатерина, значит, с… с негритёнком и грумом, садится и вместо э… вместо топоров получаются подлокотники, получается трон, и она разговаривает с двором. Потом сдёргивается опять, начинается этот кровавый бунт и так далее.
   Ну, в общем, э… спектакль необыкновенно интересный, и в этом спектакле я играл роль Хлопуши. Э… а мне, в общем, больше всех досталось, потому что Есенин сам больше всего из своих стихов любил монолог Хлопуши. И хотя злые языки говорят, что эта поэма вообще слабее, чем вся его поэзия, есенинская, это неправда. В ней, может быть, нету такого лиризма, как в других его вещах. Он в это время увлекался имажинистами, дружил с ними, всё время образность у него там. Он, например, Луну раз одиннадцать поставил, то он говорит «Луны лошадиный череп», то, там, "Луны мешок травяной", «Луна как, там… ещё… всё… как сыр…» ещё чё-то такое. Много-много сравнений л… у него там… образных… обр… очень много нагромождений образов. Но этот монолог, он сам очень любил, и сам его читал, читал раз двести и есть э… есть даже воспоминания современников. Например, Горький писал о том, что он видел, что Есенин, читая этот монолог, он всегда, почти всегда, при чтении монолога ладони себе до крови пробивал ногтями. Так что он был в таком необычайном нерве и полном темпераменте. И поэтому как… он его часто читал, многие люди слышали и по радио, и так далее, и у меня была задача трудная. Я вам щас покажу, как я это делаю, не до конца, конечно, нету сцены, вот, маленький кусочек из этого монолога. Приходит Хлопуша, появляется там в цепях, и меня кидали цепями. Сначала тоже репетировали г… и грудь разбивали, и Бог знает что, но чего для искусства не выдержишь. На настоящих металлических цепях, значит, кидали, кидали, швыряли, он приходит, говорит, покажите этого человека. Его спрашивают, кто ты такой, мы тебе не верим, и дальше он говорит:

<Опущено 3 куплета>
<Аплодисменты>
   Теперь я хотел вот вам что сказать. Я работаю для кино тоже довольно много, и вы знаете и слышали мои песни из фильма «Вертикаль» и из фильма «Я родом из детства». Я немножко об этом позже расскажу и спою, но сейчас я хотел бы вашему вниманию предложить один фрагмент, он очень маленький. Я вообще с фрагментами никогда не работаю, потому что в этом есть какая-то доля лени, понимаете. Вышел человек на сцену и вдруг говорит: «А теперь посмотрите, чего я сделал раньше», а сам отдыхает. Это нехорошо. Если уж ты один, и твоя лекция, если ты работаешь, нужно делать то, что ты умеешь. Рассказать людям, спеть, если можешь — сплясать, как говорится, сбацать. Вот. <Смех в зале> Да… Но э… сегодня мне просто… я вчера попробовал и оказалось, что это очень интересный эпизод, вот это как раз то, ч… против чего я всегда восстаю, когда персонаж вдруг по ходу дела берёт гитару и начинает что-то петь. Но я этим сам занимался, грешен, вот, сейчас последнее время редко, но всё-таки я этим занимался. И вот в фильме «Хозяин тайги», мне кажется, произошло какое-то слияние той песни, которую я пою и вот этой сцены, которая вся на нерве, на такой иронии, где всё время идёт выяснение, ведёт Золотухин следствие, а я пытаюсь что-то не дать, пою эту песню с определённым подтекстом. Я хочу, чтобы вы нас двоих увидели на экране. Во-первых, я думаю, что вы любите Валерия Золотухина, а я так уж точно, потому что я с ним и в театре играю и снялся уже в четырёх фильмах. И сейчас в последнем фильме опять с ним снимаюсь вместе, и опять мы вместе поём. Поэтому вам будет на нас двоих любопытно поглядеть, а мне — тоже. Посмотрите, пожалуйста, и покажите фрагмент картины из «Хозяина тайги», где как раз персонаж поёт песню. Но эту песню всё равно я сам для себя написал, я чужих не пою.
<—>
<Аплодисменты>
   Ну вот, это такой фрагмент и-и... у меня сентиментальные чувства к этой картине, потому что я впервые попал в тайгу и э… первый раз, как говорится, пожил действительно жизнью сплавщиков, потому что мы с ними вместе находились в палатках, были и… учили нас они э… сплавлять лес и молем, вязать плоты и ходить по брёвнам, которые плывут и так далее. Ну, это ладно.
   Значит, когда начал я писать песни для кино, первая пе… первый фильм, в который меня попросили написать песни, назывался «Я родом из детства». В этом фильме я играл роль капитана-танкиста Володи, который горел в танке и э… потом вернулся с фронта после ранения обгоревший, седой в тридцать лет человек. И там есть несколько эпизодов, где я исполняю свои песни. Одну из них в самом начале — «Братские могилы» — я спел вам… И эту песню пою не только я в фильме, а поёт её ещё Марк Бернес в самом конце. Если вы помните, там есть эпизод: стена, которая вся в щербинах от снарядов и осколков и стоят, как назвал Слуцкий, "мрамор лейтенантов фанерный монумент", и неизвестные женщины неизвестным солдатам погибшим приносят цветы. И звучит эта песня голосом Марка Бернеса, голосом тех времён… Я с ним дружил очень, он в конце жизни пел эту песню «Братские могилы». И вот когда она прозвучала с экрана, мы получили одно письмо — это опять о том же, какое воздействие имеет на людей вот эта вот самая песенная поэзия и в фильмах, и в театре. Одна женщина написала нам письмо, на её глазах в сорок втором году немцы расстреляли двух сыновей. Она лишилась памяти и никак э… в общем, одним словом, у неё было очень плохо со здоровьем. Она, поглядев этот ф… этот фильм, написала нам, что я, наконец, узнала то место, где произошла вот эта самая трагедия. Этого места не было, мы его построили, но дело в том, что было такое вместе влияние на неё и музыки, и текста, и изображения, что она подумала, что это именно то же самое место.
   Там были песни, которые вдруг зв… звучали с пластинки, а пел их я, и написал их я сам. Там была песня «Холода, холода», может быть, вы её помните.

<Опущен 1 куплет>
 И ещё в этом песне была фильм… песня... в этом фильме была песня «Штрафные батальоны», которую пел инвалид на базаре моим голосом и так далее, и так далее. Этот фильм, первый был фильм, в который я написал песни. А потом меня пригласили в фильм «Вертикаль», и мне кажется — это один из самых удачных опытов моего написания песен в… не моего написания, я уже начал… немножко устал, начал уже неточно выражаться. Это был самый лучший опыт сотрудничества моего с режиссёром, потому что он вдруг, когда я написал песни для «Вертикали», я совсем… они не были заказаны, просто человек, попавший в горы и который может хоть как-то взять перо и зафиксировать свои мысли, он не может не написать про горы. Горы это замечательно. И он вставил эти песни в фильм, но опять же не как э… не как песни, которые прямо вот в канве фильма, а он вдруг показывал, там, уходят альпинисты на восхождение и звучит песня. Либо показываются замечательные, прекрасные горы и опять звучит песня, и… и изображение не мешает восприятию текста с музыкой. А в то же время песня работает на картину. И у меня, в связи с этим, иногда получаются такие даже кауз… казусы, курьёзы, а иногда и печальные для меня вещи. Потому что э… я пишу, работаю, исполняю, записываю, много работаю с композитором, то есть, вернее, с оркестровщиком, с музыкантами. Вот. И наконец, когда выясняется… мы начинаем смотреть с изображением, оказывается песни не вяжутся с изображением. Ну, мне, правда, делают комплименты, говорят, что изображение хуже, чем мои баллады. Но, видите, в чём дело, это всё хорошо, но только их надо ведь вырезать, потому что фильм-то не вырежешь, вот, и значит, убираются эти песни, и их не существует. А это досадно, потому что работа истрачена… затрачена, п… сил много и работа проделана. И вот недавно у меня было два таких случая — почему я вам эти… я не жалуюсь, а просто рассказываю вам э… и хочу показать э… кое-что из того, что вы не услышите, может быть, никогда, а, может быть, я и пел… и пластинки в будущем. Это я писал песни для фильма «Бегство мистера Мак-Кинли» и должен был там играть Автора. Автора, от имени которого ведётся повествование картины. Мы такую форму придумали, что человек со своими балладами всё время вводит в каждый новый эпизод. И написал я девять баллад, и они были записаны. И мы работали с оркестровщиком, с музыкантами, записали на студии "Мосфильма", мне было работать сложно, потому что действие фильма происходит не у нас, а "у них", да ещё не сейчас, а в будущем. И фильм — условный, и, в общем, было много-много разговоров, пока, наконец, всё это вышло, и песни были хорошие, и все были довольны и счастливы. И даже сделали э… значит, рекламный ролик ещё до окончания картины, где я, там, значит, в течение трёх или четырёх минут с гитарой чего-то пою, и зрители абсолютно уверены, что в будущем фильме я просто не схожу с экрана. Оказывается это не так, там осталось всего полторы баллады, причём э… самые центральные баллады вылетели из этой картины, потому что стилистика его оказалась другая, и, в общем, видите, бывают и несовпадения, бывает, что и не подкрепляют песни и музыка тот материал, который снят. Мне досадно, потому что вот такими буквами написано, что я там работаю, вы придёте смотреть, а меня там нету, понимаете. Вот. Это очень печально и досадно, но, к сожалению, бывают огрехи у нас и потери. И недавно я написал шесть баллад для большого фильма э… называется он «Стрелы Робин Гуда» рижской киностудии. Это... Баллады мне ещё были э… заказаны и просили меня их написать до начала работы над картиной. Сначала я должен был даже там играть, но потом по времени не смог, и мы решили так, что будут эти баллады звучать за кадром на изображении, примерно, как в «Вертикали». Потому что режиссёр этой картины раньше был автором сценария фильма «Вертикаль», он меня знал прекрасно, и я с удовольствием для него сделал всё. И в результате, когда пришли и показали эту картину получилось так, что сказали: ну зачем, это приключенческое кино, там все стреляют, скачут, зачем такие сложные баллады, они серьёзные, трагичные, почему в этот фильм эти баллады? Ну и вот, значит, вот эти вот печальные, серьёзные баллады из фильма вылетели и музыка, и баллады, и вы их в фильме не увидите. Там будут совсем другие песни, другая музыка. Вот. А мои остались за кадром, так сказать. Но я надеюсь, что они не пропадут, потому что я наверняка сделаю в будущем пластинку и буду их исполнять вот так публично для э… вас. И сейчас я вам хочу показать одну песню из этого несостоявшегося фильма, называется она «Баллада о двух погибших лебедях».

<Аплодисменты>
   Я иногда, когда не работаю в театре или в кино, я выезжаю на такие выступления, которые организуют киноартисты. И в этих выступлениях я иногда пою песню э… которая называется э… «П… Про Джеймса Бонда». Дело в том, что есть такой артист, знаменитый во всём мире артист Шон О'Коннери. Он — западногерманский артист, потом он снимался в Америке очень много. В основном, он снимался в фильмах, сделанных по сцен… по романам Яна Флеминга. Это романы о супершпионе, сверх, значит, супершпионе Джеймсе Бонде, так называемый, агент 07. Значит, э… вот этот самый Шон О'Коннери снимался у нас в фильме «Красная палатка». И когда он приехал сюда и… и, значит, думал, что его тут разорвут на части, вот, его никто не разорвал, потому что никто его не знал, и фильмов этих никто не видел. Ну и он даже успокоился и всё, и как… так походил две недели, подышал спокойно, никто его не хватал, не теребил, автографов не просил. Он заскучал, попросил даже организовать какой-то вечер, всё сделал, накупил напитков разных иностранных. Вот. И пытался всех увеселять и думал, что на него как-то обратят внимание. А так как он говорил по-американски — а сам он уже человек такой респектабельный, лысоватый, полноватый, седоватый — то никто на него внимания не обратил, все всё выпили, съели и ушли. <Смех в зале> Он, значит… И он сидел один за разрушенным столом и говорил: «Да, правда, это — таинственная страна».

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :