|
|
|
|
|
|
<Аплодисменты>
Ф.ДАШКОВ:
В гостях Владимир Высоцкий. Артист театра, московского драматического
Театра на Таганке, известный вам всем киноактёр, который снимался в очень
многих фильмах — я даже сейчас не могу вам перечислить все фильмы, в которых
он снимался — он сам об этом расскажет. Большой друг моряков… написавший о
моряках много песен, много плававший с моряками. Здесь среди вас есть наши
коллеги, которые с ним встречались на других судах. Итак, у нас в гостях
Владимир Высоцкий.
<Аплодисменты>
<Неразборчиво> где же это вы, всё же, мы неделю уже плаваем вместе, так что
приш… пришла пора сделать маленький творческий отчёт. Я вам должен сказать,
что когда только мы зашли... взошли на борт, я сразу попросил капитана, чтоб
когда-нибудь устроить вечер для команды, потому что такая традиция почти на
всех судах, на которых я плавал. Всегда мы делали такое — или среди актёров,
которые плавали, или я один, но я всегда делал выступления для экипажа, для
команды. Вот. Ну, тут было много проблем, как бы сделать так, чтоб не было
туристов, всё-таки мы как-то, мы
организовали.
Я уже три месяца как не дома, почти стоко скоко вы, даже немножечко
побольше, потому что вы начали, по-моему, в конце января тоже ушли, а я
уехал в конце января из Москвы. Поэтому мне тоже будет полезно даже немного
вспомнить, чего я до этого делал. Потому что скоро возвращаться работать, а я
уж, по-моему, всё забыл.
Значит, за последнее время, последние два года, я много работал э… в
кино и в театре и много писал э... песен для кино, для театра и для пластинок. Ну,
значит, в театре получилось так что последние… последние полтора года у меня
премьеры не было, но довольно часто играл я спектакль «Гамлет», играл роль
Гамлета, он идёт у нас часто — почти четыре или пять раз в месяц. Ну ещё дру…
спектакли другого репертуара. И вот последний спектакль нашего театра он
называется <откашливается>
«Пристегните ремни, или Четыре минуты молчания». Это спектакль, который…
вернее, пьесу написал наш главный режиссёр Юрий Любимов в содружестве с
писателем Баклановым. Они написали сами пьесу про то, как режиссёр и
писатель пишут пьесу про большую стройку. Ну, и пьеса эта сделана очень
интересно: на сцене всё время самолёт, и с левой стороны этого само… салона
самолёта сидят люди, те же самые люди в гимнастёрках, а с правой стороны —
они же через тридцать лет после войны. Так что всё время идёт воспоминание о
войне и потом современные сцены. Так что люди всё время задумываются о своём
военном прошлом и всё время разбирают, в связи с этим, как они себя сейчас в
жизни ведут — прилично или не очень. И поэтому э… так как есть военные
песни… в… военные сцены в этом спектакле, я исполнял там одну песню э… она
называется «Мы вращаем Землю». Значит, в гимнастёрке в такой промасленной,
просаленной, в полной выкладке, в каске, через весь зал проходя, значит, я
пою эту песню. Должен вам сказать, что я попал «как кур в ощип», потому что
в это время у меня были как раз очень ответ… ответственные съёмки в
Ленинграде, и я должен был летать в Ленинград… Значит, было так: я вечером
уезжал в Ленинград, утром там снимался, потом садился в самолёт, чтобы
играть спектакль, (который мы очень долго сдавали), потом вечером опять в
самолёт, а иногда ночью из Ленинграда самолётом, потому что был утренний
спектакль — в общем, вот такое болтание было. Так что ради этих двух минут
из-за этой песни я всё время должен был ездить «Москва–Ленинград»,
«Ленинград–Москва». А в Ленинграде я снимался в картине э… у замечательного
режиссёра нашего, старейшего режиссёра, которого фамилия Хейфиц, Иосиф
Хейфиц. Он снял, вы знаете его, он снял «Даму с собачкой», «Дело Румянцева»
— замечательный наш режиссёр — и я снимался у него в предпоследней картине,
она называется «Плохой хороший человек», это по повести Чехова «Дуэль».
Играл я в этом фильме такого плохого хорошего человека фон Корена. Там два
плохих хороших человека: один — Лаевский, другой — вот этот самый фон Корен,
которого я играю. Вот. И только что… только он закончил этот фильм, сразу
началась новая картина, куда я, собственно говоря, и ездил, и летал из
Москвы. Картина эта называется «Мечта о Тихом океане». Но она не про
моряков, она про шофёра и про то, как он вернулся из армии к себе в семью. В
этом фильме я играю странную для себя роль (первый раз я такое играю), я
играю там роль такого соблазнителя. Ну, не в полном смысле этого слова
донжуана, а он такой обшарпанный соблазнитель. У него все вещи вроде бы
хорошие, но только они были хорошими лет десять тому назад. А так, у него
все пуговицы оторваны, пиджак замшевый — обшарпанный. Мне этот пиджак шили в
доме модели, а потом его долго дружно дня три тёрли песком, грязью, чтоб он
был такой весь обшарпанный. Носки — промокшие, осенью ходит он в сандалях. И
вот такой, в общем, ненатуральный соблазнитель, но уж как-то получается, что
он стал по ходу дела… должен соблазнять. Ну а чем он должен соблазнять?
Значит, я там тоже пою песню. Пою я песню, которую я сам написал специально
для этой картины, называется она «Кони» или «Погоня». Я, может быть, сегодня
даже вам её покажу. В общем, последнее время так снова я вернулся к тому,
чтобы в фильмах исполнять… и писать, и исполнять свои песни, потому что в
последние года два–три я этого не делал: чё-то мне показалось, что… что же
ещё сниматься в кино и ещё одновременно писать, а потом я подумал: «А почему
бы и нет?» В кино большая аудитория, людей смотрит много картину всегда,
много миллионов человек, тебо… тем более, режиссёры всегда заинтересованы,
чтобы я писал песни в картину, потому что если идут мои песни, то
обязательно побольше зрителей, потому что некоторая часть зрителей любит
песни, которые, значит, написаны мной, поэтому у нас по обоюдному согласию
получается. И вот э… сейчас, вот, буквально в последние три месяца, когда я
уехал из Москвы в Париж в гости к своей жене, вот, я написал несколько песен
э… од… шесть баллад для фильма «Робин Гуд» — этот фильм будет сниматься на
рижской студии, он уже щас начал сниматься. Я вот приеду и сразу вступлю.
Там я буду играть большую роль, очень ответственную роль, хотя она тоже
странно называется — это роль шута. Но он шут, так сказать, в течение всего
фильма, а потом выясняется, что он благородный рыцарь, у которого убили
родителей… вот этот сэр Гисберн, и он ждал своего часа, и двадцать лет служил у
него как раб — у него кольцо тут было с надписью. Ну вот, и написал я туда
такие несколько песен, баллад, они мне были заказаны там: о любви, о
верности, о дружбе. Ну, они так называются только, не пугайтесь этих слов,
они у нас, к сожалению, очень затёрты, потому что то газета называется
«Дружба», там, то, там э… лозунги какие-то об этом пишут. Но я, действительно,
постарался написать песни, чтобы они э… были и в духе времени, вроде из тех
времён, но в то же время очень современные, чтоб можно было их исполнять
сейчас. Вот. И ещё мой товарищ один в Москве написал песню… пьесу о лётчиках
э… и в эту пьесу я тоже написал несколько песен. Были большие мытарства: я
их посылал из Парижа в Москву, потому что до… должна быть премьера сейчас в
мае, а передавать очень трудно, некоторые не соглашаются брать плёнку,
потому что думают: «Бог его знает, что он там написал, передаёт из Франции в
Советский Союз плёнку, неизвестно что». Очень с большим трудом соглашались
увезти эту плёнку, а там люди ждали и не могли репетировать. Наконец
всё-таки нашлись смелые люди, взяли эту кассету, она уехала в Москву, и вот
я получил телеграмму по поводу того, что всё в порядке, они репетируют под
нормальные песни — всё состоялось.
Вот. В этом же году мы сделали э… вдвоём с Мариной сделали пластинку,
которая вероятно скоро выйдет. Это большая пластинка. С одной стороны шесть
песен, которые исполняю я, моих песен, а с другой стороны шесть песен моих,
которые исполняет Марина по-русски, вот, с оркестром фирмы «Мелодия». Очень
хорошие оркестровки сделали наши ребята, замечательные э… музыканты. И эта
пластинка должна выйти, вот пока мы в отъезде, она должна выйти. И ещё одна
пластинка отдельно моя, где-то там двенадцать песен, среди них очень много
морских песен: там э... песня «Человек за бортом», там, песня «Спасите наши
души», э… и там по-моему ещё какая-то из новых морских песен. Вот. Э…
Значит, вот это последние работы, которые я делал в Москве. И ещё я сделал
одну — длинная-длинная работа у меня была — детскую, пластинку на два часа,
называется «Алиса в стране чудес». Я написал туда около тридцати песен —
тексты и музыку — и мы сделали, вот сейчас пока я уехал, актёры записывают,
значит, играют всяких там… Там у меня, кстати, есть одна смешная песня про
попугая, который очень много плавал на разных судах потому что… он… ему
много лет, он триста лет живёт, и он всё время плавал, его брали в плен э… он плавал вместе с
пиратами и вот доплавался до сих пор. Значит, он поёт песню про то как
«слушать только меня, молчать, не разговаривать, я самый старший…». Так что
вот у меня и там тоже морские мотивы в этом самом… в детской этой самой
истории тоже есть про… про море и про попугая, который проплавал на разных
судах… «в районе экватора, в северных льдах». Давали и кофе, какао, еду,
чтоб он их приветствовал хау ду ю ду. Но он отвечал… э… зубрил от зари до
зари «Карамба, коррида и чёрт побери!», только три слова, значит, выучил и
всё время ругался. Такой был попугай странный. Ну вот, значит, вот это вот
такая пл… вроде деятельность писательская и пластиночная.
Щас я собираюсь… когда приеду в Москву, приступаем мы к новой работе
в театре, э… к… это классика — Чехов, «Вишнёвый сад», там я должен буду
играть роль Лопахина.
Что и ещё дальше в кино? Ну вот, предстоит играть в «Робин Гуде». Буду я
пробоваться ещё в нескольких картинах. Но мы народ суеверный — актёры — и
обычно мы не рассказываем, где мы будем сниматься, вот когда… а вот начнутся
съёмки, тогда имеет смысл рассказать. А то вдруг не получится, а человек
скажет: «Вот он говорил, а снимается другой». Были такие случаи тоже.
Ну вот, если вас что-то заинтересует ещё из того, что я работал, э… я с
удовольствием вам отвечу в конце, а сейчас, если позволите, я прямо перейду
к делу <неразборчиво>
морской болезни <неразборчиво>. <Смех
в зале>
У меня всегда всю жизнь большая борьба с магнитофонщиками. Я однажды приехал
в город Семипалатинск, и ко мне пришло при… большое начальство милицейское
на уровне, по-моему, генералов, но в штатском и говорят мне: «Володя, помоги
нам бороться с... радиохулиганами». Я говорю: «В каком смысле?». Он говорит:
«У нас развелось очень много радиохулиганов, все стали радиолюбители,
больш... щас наука развивается, все стали грамотные и всю дорогу на у… УКВ
передают песни». Вот. Я значит, один раз по… поймал такую передачу, и из
двенадцати песен, которые я слышал, восемь было не моих. Вот. Четыре моих,
но тоже очень сомнительного исполнения, может быть, кто-то другой поёт,
остальные не мои. Я вышел на сцену в большом зале в дворце и сказал: «Дорогие
товарищи радиохулиганы, я вас очень прошу, пожалуйста, не хулиганьте, хватит, вы мне этим
самым, как говорится, портите э… жизнь мою». Вот. Они, говорят, перестали
меньше хулиганить, ну уж не знаю, я слышал — уехали. Вот. Так что всегда, когда приходишь,
первые ряды занимают магнитофонщики. Но здесь, пожалуйста, пишите, ради бога,
потому что вы плаваете, и вам это нужно. Но самое главное, я не то что я
против того, чтобы записывали, потому что песни расходятся всё равно. Один
из кармана записал, а через две недели приезжаешь куда-нибудь в Сибирь или
на Дальний Восток, и тебе её все подсказывают из зала текст, если ты забыл.
Так что от этого никуда не денешься, <неразборчиво>
избавиться от этого нельзя. Но когда люди, особенно в Москве, эти вот самые
коллекционеры, <неразборчиво> они сидят в первых рядах, их совершенно не
интересует, что происходит на сцене: они щёлкают кнопками, спрашивают у кого
кончилась плёнка, дай мне переписать и так далее, у тебя какой магнитофон. И
вроде они попали, а смотреть не надо, у них эта штука работает, значит, что
там на... у них такие шоры, как за жалюзи.
<Откашливается>
Я начну с песни,
которая написана на борту теплохода «Шота Руставели». Здесь есть некоторые,
которые плавали там. |