| |
|
|
|
|
|
ВЕДУЩИЙ: …эти аплодисменты дают нам право лишний
раз думать о том, что Вы любите современную эстрадную песню,
и действительно нельзя её не любить. Сегодня наша современная эстрадная
песня стала весёлой, яркой, искристой. А какой сложный путь она прошла,
чтобы стать таковой! Помните, лет восемь-десять назад, какие на эстраде звучали
песни: каждая песня была с каким-то метеорологическим уклоном,
<неразборчиво>
обязательно ветер, ветер лёгкий, порывистый,
переходящий в сильный. Потом эти ветры куда-то улетели, и в песнях появились
дожди: “Дождь на асфальте”, “Ты, я и дождь” “Налетели вдруг дожди”, потом
чего-то ещё там наскандалили. Ну, столько было дождей, что зритель просто
боялся приходить в концертный зал без плаща и зонтика. И в тот самый момент,
когда казалось, песенные дожди заняли всю эстраду, на сцене появились
кони-звери: “Кони-звери”, “Выход цыган на коней”, “Ямщик не гони
лошадей...”, “Цыган без лошади, вообще, как без крыльев птица”. Ну, стоял
такой топот, что истинных песенных слов услышать было просто невозможно.
Кони тоже куда-то ускакали, вот сейчас на эстраду вышла оригинальная песня.
Та песня, которую мы с вами сегодня поём, та песня, которую мы сегодня
любим.
И я убеждён, что в этот зал Вас привела тоже любовь к песне. Любовь к
автору и исполнителю Владимиру Высоцкому, которому я уступаю место у
микрофона. Встречайте, Владимир Высоцкий.
<Аплодисменты>
Ну что же, добрый день! Я думаю, имеет смысл представиться, потому
что получается так: вышел человек, как чёрт из бутылки, запел непонятно о
чём.
Значит, я работаю в Москве, в московском Театре на Таганке. Московский
Театр на Таганке называется "Театр драмы и комедии". Просто он расположен на
Таганской площади и больше известен под этим именем: Театр на Таганке. Мы
существуем тринадцать лет. Это один из самых молодых коллективов в Москве,
но несмотря на то, что мы существуем так недолго, э… театр уже завоевал
большую любовь, популярность у зрителей. И не только Москвы, но и других
городов, мы много бывали на гастролях. Мы были и за рубежом. В прошлом году,
например, на белградском интернациональном фестивале БИТЕФ в Югославии мы
получили Гранд-при — высшую премию фестиваля за спектакль "Гамлет". Это
мне особенно приятно, потому что я там играю роль Гамлета.
<—>
...ни на какой другой коллектив столицы, я думаю, и в мире больше нет
таких театров, он имеет свою позицию очень чёткую, твёрдую, и все его
спектакли сделаны в очень яркой форме, в форме зрелища. То есть, вам никогда
не будет скучно, если вы придёте к нам в театр. Может и не понравиться, но,
во всяком случае, всё равно это возьмёт за душу, потому что всегда это яркое
зрелище и всегда это очень интересно смотреть. Мы не делаем декораций,
которые принято делать в театре, там — рисовать задники, лес или, там, небо
звёздное, луну. Мы ничего этого не делаем. У нас всегда есть поэтический
образ в спектакле. Если, предположим, вот, для примера, маленький один пример.
Мы играем "Пугачёва", драматическую поэму Есенина "Пугачёв". Вот вы входите
в зал, стоит такой помост, который наклонно опускается вниз. Перед помостом
стоит плаха с двумя топорами. Иногда эта плаха накрывается золотой парчой и
превращается в трон, а топоры — в подлокотники трона. На них садится
императрица и ведёт диалоги с двором. Вот на этом самом помосте из досок,
таких громадных струганых досок, четырнадцать персонажей есенинских, там:
Пугачёв и Хлопуша, и Творогов и так далее, мы по пояс голые играем, вот, босиком,
с цепью, с топорами в руках. И всегда, когда острое или металл около
обнажённого тела, это всегда даёт ещё такую дополнительную нервность. И… и
вот этот вот клубок тел, этот, который катится к плахе — это уже… просто
есть сам по себе поэтический образ всего спектакля, что восстание
захлебнётся в крови, что оно идёт к неизбежной гибели, вот так вот катится
вперёд к плахе. И почти все спектакли, каждый по-своему, сделаны вот в таком
поэтическом ключе.
Вообще, мы поэзии много используем у нас в театре, мы берём стихи и
профессиональных поэтов, и композиторов песни, но мы и сами пишем для наших
спектаклей, кто, как говорится, на что горазд. Кто... кто что может.
Я пишу песни, пишу стихи, пишу отдельные номера. Есть артисты, которые
уже даже пьесы пишут для нашего театра. Ну, вы знаете, чем больше вложено в
любимую женщину, в ребёнка или в дело, всегда это становится дороже, и
поэтому у нас театр особенный. Ну вот.
Поэтические спектакли у нас есть просто сделанные на чистой поэзии. Мы
взяли, например, стихи Пушкина и сделали спектакль о Пушкине. Спектакль о
Маяковском. Да не... по стихам и поэмам Евтушенко сделали спектакль "Под
кожей статуи Свободы". По произведениям Вознесенского, только по его стихам,
мы сделали на них по... и читаем, и поём его стихи. Это спектакль
"Антимиры".
И есть один из самых любимых мною спектаклей, который называется "Павшие
и живые". Это пьеса о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой
Отечественной войне. Одни из них погибли, другие живы до сих пор. Просто они
пишут о войне. Мы зажгли в этом спектакле Вечный огонь, из чаши медной
подымается пламя Вечного огня. Весь зрительный зал встаёт уже
семьсот раз,
семьсот спектаклей подряд мы играем, просят почтить память погибших минутой
молчания. Все встают. И по трём дорогам, которые идут как вот... как бы
вперёд, поэты, отчитав свои стихи, уходят как бы в землю, назад, в чёрный
бархат, умирать. И звучат песни в их честь. Некоторые из этих песен я
написал для этого спектакля. Я вам щас покажу маленький фрагмент из этого
спектакля.
<—>
...Я очень часто получаю письма, в которых люди меня спрашивают: "Не тот
ли вы самый, с которым мы вот...". Ну, например: "Не тот ли вы самый
Владимир Высоцкий, с которым мы под Оршей выходили из окружения,
во время войны?" Ну я, конечно, не тот. Меня можно было токо выносить в
пелёнках. Вот. Но просто люди думают, что человек, который так много пишет о
войне, обязательно должен был через неё пройти. Ну, это необязательно.
Просто мы все дети военных... военного воспитания, потому что так много
фильмов, книг об этом. Потом, у меня другое. Дело в том, что я всегда беру
людей для своих песен, для своих стихов, людей, которые находятся в крайней
степени нервного напряжения, на грани риска, способных в каждую следующую
секунду заглянуть в лицо смерти. И поэтому я так много беру тем из войны. Но
всё-таки это песни человека, который живёт сейчас, на те времена.
Вот ещё одну песню послушайте. Там нет военных событий, но просто о... о
них как бы вспоминается. Называется эта песня "Случай в ресторане". |
| |
|
|
|
|
|
<—>
...меня часто спрашивают: "Почему ваши песни не звучат с эстрады другими
певцами?" Это потому, что я их не даю. Я не даю эстрадным исполнителям петь
свои песни. И не потому, что они поют плохо, они даже поют хорошо, наоборот.
Они учатся по многу лет в консерваториях, в музыкальных училищах и… и
обладают хорошими вокальными данными. Значит, там, у кого — бас, у кого —
баритон, у кого — тенор. Но просто они поют не так, потому что между
эстрадной и авторской песней, которой я занимаюсь, как говорят в Одессе,
существуют две большие разницы. Потому что эстрадная песня предполагает
наличие нескольких авторов. Это обычно всегда поэт, который текст пишет,
композитор — отдельно музыку, исполнитель, который интерпретирует как-то это
дело. Всегда сзади есть большой оркестр, всегда есть смена номеров, много
света, он мигает, меняется, там, антракт и так далее. И вот если это зрелище
из эстрадной песни уйдёт, то есть, оставить её в чистом виде, она очень
много потеряет. По нескольким причинам. Ну, во-первых, это всегда плотно
отрепетировано и чётко. И всегда это одинаково звучит. Вы придёте в
следующий раз на концерт на эстрадный и услышите, что даже любимая вами
песня всё равно звучит точно так же, как он её исполнил в прошлый раз.
Потому что это отрепетировано, потому что есть один ритм, заданный
оркестром. Всегда, как говорится, хорошо, но одинаково. И нет возможности
для импровизации в эстрадной песне. А потом ещё, они очень мало обращают
внимания на текст. Иногда слышишь такие тексты, что просто уши вянут, а
иногда тексты, которые ничего не значат, не несут никакой информации. Это в
наше время, когда отовсюду столько информации: телевидение, радио, телефоны,
сплетни и так далее. Так что... как... хочется, конечно, услышать, даже из
песни вынести что-то новое, какое-то другое содержание, хотя бы сюжет
интересный. Хотя бы какие-то характеры, которых не видели до сих пор. Ну
вот, они этим не занимаются.
Люди же, которые занимаются авторской песней, вот, например,
Окуджава, там, я его очень люблю. Мы ведь всё пишем вместе. Мы пишем... Я
работаю ночью, беру сразу гитару и сразу пробую, если только мне пришло
четверостишие или какая-то тема, я тут же пытаюсь найти для неё музыкальную
основу. Сразу. Или, наоборот, иногда придумается какая-то мелодия, ты на
неё пытаешься найти текст. И всё это взаимосвязано. И больше того, если
иногда я придумал сделать... иногда что-то смешное, а получается серьёзно. Бывает наоборот. Потом я прихожу на зрительный зал, все люди разные, каждый
раз приходит другая аудитория. И из-за того, что у меня есть моя гитара и
желание моё рассказать вам, как я про всё это думаю, о чём пишу, то я могу
очень многое менять: менять настроение от ваших глаз, менять даже... даже
менять слова, потому что мои слова, чё хочу — то и делаю. Верно? Там,
какое-нибудь выкинул, другое вставил. Вот. А уж не говоря про мелодию
музыкальную, которую можно подвинуть в ту или другую сторону. Одним словом,
на мой взгляд, песня авторская — это дело более подвижное и более
импровизационное. И недаром нас так много записывают на магнитофон, чтобы
дома слушать, брать к себе в гости. И я во многих домах нахожусь в гостях в
виде магнитофонных плёнок, и там хорошо себя чувствую. Вот.
Но бывают исключения. Вот не так давно я отдал петь свои песни Анатолию
Папанову в спектакль э… "Последний парад" московского театра Сатиры. Он
сначала, правда, меня позвал и говорит: "Ты знаешь, твои песни надо петь как
ты, поэтому ты уж меня поучи!" Я его стал учить. Вот. Он нарочно хрипел,
срывал голос, выпивал излишне, там. <Смех в зале>
Дышал холодным воздухом. Вот. Это для того, чтоб такой же голос сделать. Ну,
я вам должен сказать, что это неправильно, потому что у меня голос всегда
был такой. И даже когда я был такой малолеткой, и я читал стихи инвалидам,
они говорили: "Надо ж! Какой маленький, а как пьёт!" <Смех
в зале> И... Значит, я хочу просто сказать вам, что голос у меня
всегда был такой низкий. Я его, правда, немножко подпортил и куревом, и
другими делами, но всё-таки у меня тембр всегда был такой. Поэтому его
специально делать совсем не надо. Ничего в нём хорошего нету. Раньше
говорили "хрипатый", а теперь из уважения говорят "с трещиной". Ну вот.
Значит, и мы остановились на том, что пускай он поёт, как он, потому
что
он сам — достаточно яркая личность, очень хороший актёр и вообще
замечательный тип, Папанов, прекрасный. Вот. И он это сделал очень хорошо, с
большой любовью отнёсся к этим песням. И они мне понравились, как он
исполнял, и я их записал на пластинку. И вот песня, называется "Утренняя
гимнастика". |
| |
|
|
|
|
|
<—>
<Аплодисменты>
Это не потому, что я не люблю, когда аплодируют. Это, наоборот, очень
приятно любому человеку. Если работаешь честно и не халтуришь, то приятно,
когда зрители благодарят. Вот. Но это не... это не самое главное. А самое
главное — это вот атмосфера, которая устанавливается между зрительным
залом... Потому что я свои концерты никогда не называю "концертами", я
называю их "встречи". Я знаю, что встречаться лучше, конечно, дома, за
столом, потому что после второй–третьей все друг друга любят, слушают, с
удовольствием поют вместе. Ну, мы этого сделать не можем. Но вот эту вот
об... обстановку непринуждённости, такой вот, когда вы себя чувствуете
вольно и свободно, её хорошо бы сохранять во время всего выступления. Вот.
Поэтому, вот, вы себя ведите, как дома, когда вы встречаете гостей. И я
тоже, потому что вы ко мне сегодня в гости пришли.
Я думаю уместно спеть здесь, потому что мы работаем в цирке, "Диалог у
телевизора", или его ещё по-другому называют "Диалог в цирке". |
