<Аплодисменты>
   Добрый вечер. Спасибо вам. Я ещё ничё не сделал, а вы меня уже так встретили, теперь я даже не знаю, как мне быть дальше.
   Значит, э… я понимаю, да… я знаю, зачем вы сюда все пришли и зачем мы собрались, чего вы от меня ждёте, чего хотите. Поэтому я, наверно, сразу начну с места в карьер, но всё-таки предварительно несколько слов я хотел бы сказать вот о чём. Да… Ну, дело вот в том, что я получаю очень много писем, естественно, как и многие актёры. Ходят всякие разговоры про нас про всех, поэтому, наверное, у вас возникнут, естественно, какие-то вопросы ко мне, я с удовольствием на них отвечу, лучше в конце. А ещё лучше, если эти вопросы будут, так сказать, творческого характера, скажем, где снимаюсь, там, что играю, а не только, там, сколько раз женат и так далее. <Смех в зале> Вот.
   Ну, значит, в… э… а всё-таки для того, чтобы… вдруг у вас есть вопросы, а я на них сразу отвечу. Вот я хотел бы вам рассказать немножко, несколько слов о нашем театре, в котором я работаю. Я работаю в московском Театре на Таганке. Этот театр – самый молодой в Москве, существуем мы восемь с половиной лет. Театр этот очень популярен. Раньше говорили, что это мода, и что она пройдёт. Но вот, мы уже существуем восемь с половиной лет, а мода не проходит. И всегда, когда утром подойдёте к нашему театру, вы можете увидеть толпу людей у кассы, которые стояли всю ночь. Летом, даже поговаривают, что приносят раскладушки и в соседнем дворе ночуют. Отмечаются там, ставят крестики на руках, перекличку устраивают, достают билеты – значит, это всё говорит о необыкновенном интересе к этому недавно возникшему театру. Ну а как он получился. Восемь с половиной лет тому назад в прежнее здание… ну, вы знаете, что на Т… на Таганке раньше была тюрьм… раньше был театр, он назывался московский театр Драмы и Комедии. Этот театр так и остался, но туда пришёл коллектив молодых людей, молодых актёров во главе с главным режиссёром Юрием Петровичем Любимовым, который поставил на выпускном курсе Щукинского театрального училища спектакль – он назывался «Добрый человек из Сезуана». Этот спектакль произвёл взр… просто впечатление "разорвавшейся бомбы" и в театральной Москве, и в прессе. Так много шумели, разговаривали, были противники, сторонники. Наконец, сторонники победили, была статья Симонова и решено было этот коллектив, этот спектакль сохранить. Ну и вот, коллектив молодых людей – тогда им было двадцать один–двадцать два года – пришёл в этот… в это старое здание. Когда мы начинали работать было довольно сложно, холодно, у нас текла крыша. Театр был, тот театр прежний, он был захиревший, разваленный театр, там сборов не было, им не на что было ремонт делать. Ну и нам срочно нужно было каким-то образом здание подремонтировать, новый репертуар создать. В общем, вначале мы работали по ночам и работали в неурочное и в урочное время, и когда угодно, для того, чтобы быстрее сделать репертуар. Сейчас мы все постарели, это уже всё в прошлом, всё это печально вспоминается. Хотя несмотря на то, что мы все всё-таки повзрослели, несмотря на это, всё-таки у нас в театре работать намного интереснее и, я бы даже сказал, веселее, чем в других коллективах.
   Спектакль «Добрый человек из Сезуана» по пьесе Брехта – во-первых, там было очень много песен, очень много музыки и самое главное, что-то от… с драматургии была содрана такая ложная её пафосность, такая, ну как если сказать, сухость. Там, во-первых, актёры играли без гримов и в очень простых костюмах, декорации – была только одна стенка сзади, два таких фанерных тротуара по бокам и, значит, всё внимание зрителей было сосредоточено на внутреннем мире персонажей, героев. Там бы… есть много обращений в зал и, я повторяю, много музыки и песен. И эта вот традиция, которая началась с первого же спектакля, она продолжается и дальше. И самое главное, что эти м-м-м… тексты, э… написанные Брехтом, были положены на музыку двух наших актёров – Хмельницкого и Васильева. Это тоже стало традицией, и с тех пор актёры нашего театра участвуют не только как м-м-м… значит, исполнители на подмостках. Знаете как, мы на самой низшей ступени, сначала артист, потом режиссёр, потом драматург, потом начальство, потом господь Бог, а мы где-то там внизу. Нам скажут пойди направо, пойди налево… Вот у нас этого нет, мы работаем в спектаклях и ещё как авторы, как участники, как создатели каждого нашего спектакля. Я пишу тексты и музыку к нашим спектаклям, актёры Хмельницкий и Васильев пишут музыку уже, по-моему, к пятому нашему спектаклю, есть актёры, которые пишут инсценировки. Наш главный режиссёр сам делает инсценировки. Так что работать у нас очень интересно и когда спрашивают, уйду ли я, например, из театра в кино или на эстраду, я со всей серьёзностью могу сказать, что нет. У нас из театра по собственному желанию никто не уходит. Так если очень попросят, да и то неохотно, начинается местком, говорят, он хороший, оставим давайте, он плачет, говорит, я прошу вас и так далее. Так что в театре работать, действительно, интересно.
   А почему такой интерес зрителей? Ну вот, в двух словах я вам попытаюсь объяснить. Дело в том, что все наши зрелища, как бы там не было – может нравиться, может не нравиться каждый наш спектакль – но, во всяком случае, скучно не будет, это я могу сказать с… со всей ответственностью, приезжайте, посмотрите, убедитесь сами. Вот, например, спектакль «Десять дней, которые потрясли мир», который стал нашей классикой, он… так написано на афише: «Представление с буффонадой, пантомимой, цирком и стрельбой». Но это не для того, чтобы заманить зрителя в зрительный зал, а на самом деле всё это присутствует в представлении. Когда вы подходите к… к театру в половине седьмого вечера, то у нас развиваются флаги, висят плакаты революционных лет, мы играем и поём революционные песни прямо на улице. А рядом у нас ресторан, называется «Кама», оттуда выходят подвыпившие, значит, люди, они думают: «Батюшки, наверно, мы какой-нибудь праздник пропустили», присоединяются к нам, тоже пляшут, танцуют. Веселье у нас там, толпа, играет музыка, свет, люди входят в праздничном на… настроении в фойе. Встречают их актёры наши со штыками, отрывают билет, накалывают на штык, пропускают. Значит, тех, которые из «Камы» вышли, не пропускают. Потом вы входите в фойе, а там стоит деревянный помост, винтовки за этим деревянным… на эт… перед этим деревянным помостом, мы на этом помосте продолжаем петь частушки, песни всевозможные и висят три ящика: красный, чёрный и жёлтый. Если вам понравится спектакль, то в конце когда вы будете уходить нужно опустить квиток билета в красный ящик, если не понравится – в чёрный, а если останетесь равнодушными, то в жёлтый. Ну вот, всё м… это дело мы потом вытаскиваем и выбрасываем, ну, правда, сначала считаем, сколько там было «за», сколько «против». Вот. И поч… в жёлтом ящике почти никогда не бывает у нас никаких билетиков. Кончаем мы петь в фойе такой частушкой:

   Ну, все приходят в залу, садятся на кресла и думают, вот щас мы отдохнём, щас начнётся то, что происходит в других нормальных и приличных театрах. Но не тут-то было, отдыхать не приходится. Выходят три человека с оружием в руках и стреляют. Ну, правда, холостыми патронами и вверх, никого не убивают, но у нас помещение маленькое, меньше, чем этот зал, поэтому пахнет порохом, звук громкий. Есть люди слабонервные с первых рядов, не выдерживают, их выносят. Они там полежат в фойе, попьют чего-нибудь, ну, "Нарзана", наверно, и приходят они, значит, досматривать спектакль, потому что трудно очень достать билеты и, знаете, ес… уходить не… не хочется. Вот и потом начинается вот это самое действие из тридцати двух картин, там двести ролей, актёров у нас – пятьдесят, поэтому каждый играет по нескольку ролей сразу. Я в этом спектакле играю восемь ролей подряд: Керенского, матроса-часового у Смольного, белого офицера и анархиста, пою зонги от театра, играю в картине «Руки отцов города», так что только успеваешь переодеваться весь в поту. Я вам должен сказать, что актёры у нас работают на износ, с полной отдачей, по взаимному согласию с режиссёром и со зрителем. Потому что, ну когда видишь, что люди стоят ночами, просто рука не подымается играть в полноги, а играется всегда в полную силу, с полной отдачей и это зритель очень чувствует и зритель не э… он не прощает, когда видит, что халтурят на сцене, он всегда уходит, так сказать, а! это они, значит, "ваньку валяли". Вот. А если они… если актёры играют с полной отдачей, то э… это и вс… всегда зритель им за это благодарен. Потому что он хочет придти посмотреть или развлечься, или подумать, но он хочет посмотреть профессиональную работу, а не "валяние ваньки", как у нас принято говорить.
   Ну вот, у нас есть элементы пантомимы, цирка в этом спектакле, есть э… очень много песен, есть много пластических номеров и реалистических сцен – в общем, это целый такой калейдоскоп. Потому что Владимир Ильич Ленин сказал, что революция — это праздник угнетённых и эксплуатируемых, и вот это представление сделано у нас, как праздник. На самом деле очень праздничное, яркое и красочное зрелище. Это я специально вам так подробно рассказал об этом спектакле, потому что мы сыграли его уже пятьсот раз и всё время продолжаем играть с неизменным успехом, у нас всегда много зрителей, а так как мы находимся на хозрасчёте, то нам это очень хорошо. Мы должны сами зарабатывать, сами себя кормить. Вот. Никто нам денег не даёт, мы сами всё делаем. Вот. Ну, значит, это об этом спектакле.
   Я вам должен сказать, что у нас в театре линия, вот, брехтовская, которая началась с самого начала, она продолжается, это линия высокой гражданственности в очень яркой форме. Но у нас есть… мы играли ещё такие спектакли как «Жизнь Галилея» Брехта, где я исполнял центральную роль Галилея. И начинал я репетировать её, когда мне было двадцать пять лет, а Галилею там от сорока двух до семидесяти шести. Причём мы играем без гримов, не клеим ни париков, ни седых бород, ни усов и э… оттого, что у нас театр условный, и мы как бы в самом начале договариваемся со зрителем, что мы не будем его обманывать, не будем рисовать небо сзади и звёздочки на нём, или делать павильоны настоящие. А просто вот мы вот в этих вот условных декорациях покажем вам э… историю, которая случилась с такими-то людьми, и зритель через пять минут прекрасно принимает наши правила игры. Его совсем не смущает, что я, там, в тридцать лет играю семидесятишестилетнего человека, старика, просто ярко беря характерность и так далее. Вот. Значит, вот это… этот театр в этом смысле не обычный, а вообще очень трудно рассказать о театре, надо, конечно, просто придти да и посмотреть. Вот.
   И у нас очень сильная поэтическая линия в наших спектаклях, которая началась семь лет тому назад. Мы поставили спектакль, он называется «Антимиры» по поэзии Андрея Вознесенского. С тех пор мы сделали шесть поэтических спектаклей, а сейчас у нас на выпуске следующая наша премьера — это спектакль о Пушкине, который будет называться «Товарищ, верь». Вот. Были у нас спектакли, которые называются, например,  «Павшие и живые». Это спектакль о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне, некоторые из них живы до сих пор, другие погибли. Но, во всяком случае, в их творчестве… на их творчестве лежит печать военных лет. И я хочу вам показать песню из этого спектакля, которую я написал впервые для театра, как профессионал. Раньше я писал для друзей, для компании, вы, наверно, слышали эти песни. Я совсем не предполагал, что они широко разойдутся, вот, они предназначались для моих друзей. Вот. Там и были и пародии на блатные песни и были такие сугубо личные песни, но это было очень давно. А вот некоторое время назад я начал писать для театра, для кино. Я продолжаю писать и для друзей, потому что это – самое главное, понимаете? А друзей становится всё больше, особенно с каждым вот таким выступлением. Вот. Я надеюсь, что я отсюда уеду тоже… так я буду судить по лицам, если понравилось, я там пойму, что здесь осталось несколько моих друзей. Вот.
   Послушайте песню из спектакля «Павшие и живые», которая называется «Братские могилы». Эта песня вошла недавно в вышедшую совсем недавно пластинку, состоящую из четырёх военных песен из разных фильмов.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ну и для того, чтобы покончить с театром и перейти прямо к песням, я хочу сказать ещё вот вам о чём. Работа эта интересная э… для нас и, наверно, для зрителей и, естественно, работа трудная. Вообще я вам должен сказать, что деньги задаром никому не платят, всегда надо работать, это вы прекрасно знаете. Вот. Поэтому, значит, работаем мы тоже помногу. Расписание у нас такое. В нашем театре даже несколько необычнее, чем в других коллективах. Мы с девяти до десяти утра, кто хочет приходит и занимается акробатикой, пластикой, движением и голосом. В десять начинается репетиция, это уже не кто хочет, а все обязаны приходить, которая заканчивается в три часа. Потом у нас перерыв до шести тридцати, в шесть тридцать явка на спектакль, который идёт иногда до десяти, иногда до начала одиннадцатого, потом мы уходим, значит, кто домой, кто куда. Вот. И, значит, никакой личной жизни нету почти, и личной жизнью лучше заниматься прямо в стенах театра, значит, а то нету времени, не успевают. У нас… <оживление в зале> вот. У нас в театре много шу… супружеских пар и даже подрастает свой детский сад. А так как у нас в спектакле всегда э… у нас н… нет так, чтобы м-м-м… актриса, которой там, скажем, уже довольно много лет, она просто маленького роста, худенькая, она играет девочков и мальчиков. Ну, значит, у нас это не практикуется. Это… эти актрисы называются травести, такое амплуа, и у них даже пенсия как у балерин в сорок лет. Вот они в… сорок лет им исполнилось, они на пенсию выходят, у них короткий срок службы. Вот. У нас таких нету, у нас дети настоящие. Берём мы их из школ музыкальных, из интернатов. Они приходят, с удовольствием играют, потому что спектакль поздно кончается, значит, они позже всех спать ложатся, поэтому, значит, они очень довольны.
   Ну вот, и всё. Значит, я не буду больше рассказывать о театре – приходите, поглядите. Я думаю, что вам будет интересно. Я, конечно, прошу приезжать не всех сразу, потому что не попадёте все сразу. Ну, так по одному, по два человека, можно иногда даже помогать. Если объясняют и очень хотят, у нас как-то идут навстречу, у нас очень демократичная администрация, не все, конечно. Вот недавно пожарник выгнал одного очень хорошего человека и не пустил его, говорит: «Подумаешь, ходют тут там всякие…» и так далее. Вот. Но, во всяком случае, у нас с добром относятся к приезжающим и помогают им посмотреть спектакли.
   Про кино я рассказывать вам не буду. Это совсем отдельная область. Есть актёры, которые работают с роликами. Приходят, привозят ролик, показывают, как они снимались, чтобы, значит, вот, намекнуть, вот это я. Вот, а тут я живой, здравствуйте. Потом рассказывают смешные истории: как они снимались, как их били там, сколько они они дублей снимали. Я этим занимался раньше тоже, вот, но я это дело не люблю, перестал этим заниматься к счастью. Потому что я считаю, что работать с роликами это недостойно. Вернее, это совсем другая область, это есть лекции, есть э… бю… есть общество «Знание», которое этим занимается. Кино – искусство режиссёрское, артист там исполнитель, вот, и поэтому рассказывать, как делалось кино, пускай рассказывает режиссёр. А артист должен на сцене заниматься тем, чему его учили и для чего он сюда вышел, а именно, заниматься творчеством, искусством, читать, играть, петь. Поэтому я сразу же приступаю сейчас к основной части своего выступления, к которой я отношусь также серьёзно, как к своей работе в театре, а вовсе это никакое не хобби моё, я этим занимаюсь профессионально. Пишу я… зачем же я буду сидеть до пяти, до шести утра и писать песню, вымучивать из себя, если мне это нужно так для баловства. Вот. Поэтому э… я прошу вас послушайте, пожалуйста, несколько песен. Я вижу, здесь сидят моряки, есть люди, у которых э… погоны лётчиков, значит, это я… э… У меня очень много песен и о моряках, и о лётчиках. Я очень много пишу военных песен, потому что… да вовсе не потому, что я воевал, хотя мне, значит, присылают, там, письма о том… Ну, есть разные письма, там, например, где Вы сидели или где Вы воевали, там? <Оживление в зале> Разные такие… Кто как, как смотрит, потому что разговоров много всевозможных, а знаете как, молва — это… она всегда бывает худая, я об этом даже спою немножко позже, вот, значит. Даже мне… мне сейчас после пластинки, которая вышла, приходит очень много писем, хотя сейчас люди видели на экране, но всё-таки они на всякий случай спрашивают: «Не тот ли Вы самый Владимир Высоцкий, с которым мы выходили в Орше… под Оршей из окружения?» Ну, я совсем не тот, я не мог выходить, меня можно было токо выносить, я был совсем маленький в то время, вот. Но я вам должен сказать, что я действительно пишу очень много военных песен для фильмов, для спектаклей, просто потому, что меня очень интересует это время, и война всегда будет интересовать людей. Вот. Потому что время таких громадных потрясений, время, когда совершались подвиги на каждом шагу, и когда люди находились всегда в крайней ситуации, а меня интересуют люди не когда они отдыхают или засыпают, а люди, когда они действуют или когда они находятся на грани какого-то поступка, поэтому я так много пишу о войне. Это песни на военном материале, надеюсь, что они современны. Вот.
   Поэтому я хочу вам спеть песню, военную песню, которую недавно написал, она называется «Мы вращаем Землю».

<Аплодисменты>
   Послушайте песню, которая называется «Случай в ресторане». Она не совсем о воен… о войне, но о… там поётся об… касается она немного и этих событий.

<Аплодисменты, откашливается>
   Вот. Я хочу спеть вам песню, которая называется «Песня самолёта-истребителя».

<Аплодисменты, откашливается>
   Я хочу вам спеть несколько шуточных песен спортивных. Я сегодня буду перемежать серьёзные и грустные песни, потому что… чтоб вы не очень устали, но и чтоб не очень отдохнули. Песня из спектакля московского театра Сатиры, который называется «Последний парад». Исполняет эту песню, она называется «Утренняя гимнастика», актёр Анатолий Папанов в компании друзей. Он там играет моряка. Вообще это спектакль о моряках рыболовецкого флота, которые вернулись, девять месяцев они плавили… плавали почти без заходов в порты, ну, и приехали домой, встретились с друзьями, крепко выпили. А утром встали, у них у всех болят головы. Ну и, значит, они <откашливается> думают, что им… как тут быть. Ну и решают, что похмеляться не надо, а лучше заниматься гимнастикой. Вот они, значит, под такую музыку и текст, которые я им написал, они… <Откашливается>

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Песня называется «Про метателя молота».

   Во как! <Аплодисменты, откашливается>
   «Песня о сентиментальном боксёре». Это моя самая быстрая песня, поэтому прошу повнимательнее, я иногда сам не соображаю, в чём там дело.

<Опущено 2 куплета с припевом, повтор 2 куплетов с припевом>
<Аплодисменты>
    «Песенка про прыгуна в высоту». Я вообще-то задумал написать сорок девять песен спортивных по количеству видов спорта, которые в Спортлото стоят, вот, но не знаю, хватит ли мне на это жизни, пока есть немного. Но я надеюсь всё-таки, что я как-нибудь осилю, если не появятся новые, конечно.

<Аплодисменты>
   Ну, если такой успех имеет спортивная тема, я спою ещё песню, которая называется «Марафон». Это — песня-зарисовка такая, пародия на некоторые репортажи комментаторов.

<Аплодисменты, откашливается>
   Ну, для лётчиков я уже пел, вот морякам — песня называется «Чёрные бушлаты». Песня эта посвящена евпаторийскому десанту, который погиб при высадке в Евпаторию, из-за непогоды не могли подойти корабли. Вот. Там стоит памятник под Евпаторией. Я недавно вернулся со съёмок, я снимаюсь сейчас в картине, которая называется «Дуэль» и места съёмок там — Евпатория, Гагры, Ялта – хорошо в общем. Ну вот. И там под Евпаторией стоит памятник, очень… очень хороший памятник, и там даже есть такая традиция, что все после… после бракосочетания сразу едут… машины с цветами к этому памятнику. И на нём… около него всегда живые цветы, ну, какая-то традиция, всегда туда приезжают люди.

<Аплодисменты>
   Спасибо. Спасибо.
   Послушайте песню из спектакля театра «Современник», который называется «Свой остров»… Я… всё видите как-то, у меня всё морские темы, там, «Последний парад» про моряков, «Свой остров». Я очень много о моряках тоже писал. Песня эта называется «Я не люблю».

<Аплодисменты>
   Шуточная песенка «О слухах». Мы все страдаем в определённое время от слухов. Вот. Мне тоже досталось… на орехи. Вот. Поэтому я решил с ними бороться. А как с ними бороться можно? Вот и в газетах пишут, что о… они отбирают у нас большую часть нашей и без того небольшой жизни, правильно? Вот. Значит, надо против них как-то возражать, я могу песнями это делать.

<Аплодисменты>
   Спасибо, спасибо.
   Да я ещё не собираюсь заканчивать. Я ещё не… я ещё совсем не собираюсь заканчивать.
   Так. Я ведь знаете как, я за счёт качества – у меня оркестра нету никакого, вот, поэтому я количеством давлю больше всего на зал. <Оживление в зале> Так насыщенностью, всё одну за одной, одну за одной, чтоб никто не сообразил, в чём же там было дело? <Оживление в зале> Вот. Потому что когда… если у эстрадных певцов, у них есть подкрепление – оркестр, они могут сделать паузу, потом уйти, потом с… придти, там, то мы, значит, так: от начала до конца.
   Вот послушайте, пожалуйста, ещё одну шуточную песню, которая называется «Переселение душ». Ну, вы знаете, по… что религии э… ин… и… в Индии индуизм, она предусматривает то, что мы с вами не умираем после смерти, а душа наша переселяется в животных, в растения, в предметы, в насекомых. Ну, в общем, кто куда сможет, тот туда и переселяется.

<Аплодисменты>
   Называется «Про любовь в каменном веке». Как там раньше было, мы не проходили в школе, но в каменном веке было, примерно, так:

<Аплодисменты>
   «Человек за бортом» песня называется. Это тоже из спектакля «Современника» «Свой остров».

<Аплодисменты>
   Я, между прочим, имею совсем непосредственное отношение к вам, ребята, вот которые сидят с… с гюйсами. Я снимался в фильме, который назывался «Увольнение на берег» и ходил вот в такой форме там. И однажды даже, когда приехали тогда Гагарин и Титов на это судно (это мы снимали на «Кутузове» в Севастополе, на флагмане Черноморского флота) и всех прогнали, а я в это время на съёмках и жил я там вместе с ребятами в кубриках. И мы… всех выгнали киношников, а меня забыли, потому что я был тоже в форме одет как все, и ко мне уж привыкли на корабле. Так что вот я первый из очень многих гражданских людей видел в лицо и разговаривал с Титовым и с Гагариным. Это было давно, лет одиннадцать тому назад. Вот так что, значит, я тоже знаю как… меня учили драить палубу и всякими делами заниматься. Вот. Какими там по кораблю положено.
   Послушайте, пожалуйста, ещё шуточную песенку, которая называется м-м… я написал её для… в целях борьбы с алкоголизмом. Щас идёт большая компания, песни не должны отставать пото… почему? Потому что всё время в песнях поётся «Поднимем бокалы, содвинем их разом…» или, там, «Выпьем рюмку водки…», или «Налей бокал полней…» Да что же это такое? Так нельзя. Ну, значит, называется песня «Милицейский протокол».

<Аплодисменты>
<—>

<Аплодисменты>
   Вторая песня н… это не песня — а серия называется «Игра».

<Аплодисменты>
   Всё!
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :