|
|
|
|
|
|
«За что Вы любите людей? Чем Вы
особенно обязаны людям? Ваш любимый поэт?»
Вы знаете, это очень всё хорошие
вопросы, и мне, наверно, любопытно было бы с этим человеком и поговорить. Но
на эти вопросы нужно… Вы знаете, в людях очень много намешано. Но вообще-то
ведь человек он тем отличается от животных, что он любит отдать, не только
получить, чтобы его, там, накормили чё… или чё-нибудь дали, а он любит
отдавать другим людям. Любит — это в натуре человеческой, не просто делать
добро, а отдать, вложить… вложить труд свой, своё искусство, любовь свою,
нежность, там что угодно, в другого человека, в дело, в любимую девушку, в
ребёнка, в друзей или в родителей. И вот я думаю, что все мы других людей
именно любим за то, что… за их способность отдавать. За то, что в них
всё-таки больше добра, чем зла.
Ну и чем я обязан? Вы знаете,
всем, вероятно, вот. Всем…
Мой любимый поэт? Пушкин,
безусловно.
Теперь ещё… «Почему не
демонстрируют… так… Уважаемый Владимир Семёнович… «Опасные гастроли»… Не
могли бы Вы исполнить песни, там… из песен… «Больше песен не петь…»,
«Поклонники…» и так далее. Почему не демонстрируют этот фильм?»
Вы знаете, этот фильм, несмотря…
несмотря на то, что он был повсеместно выруган в печати, как-то набросились
на него, один человек сказал, а другой подхватил, потому что в тот период
нечего было больше ругать. Вот. Ну и, значит, вот решили на этот фильм. Я-то
ведь не считаю… тут отправная точка критикёв была неверна в этом фильме. Они
говорили, что это фильм, вот, дескать, о революции, его нельзя делать в такой
форме. Это не… не только фильм о революции, конечно нет. Это фильм об
участии одного человека, который, значит, э… несмотря на то, что он… это
действительная, кстати, история, что он пел какие-то лёгкие песенки и так
далее, он занимался вместе с ними работой очень опасной. Если бы так они
оценивали эту картину, я думаю, что не было бы этих нареканий. Фильм,
несмотря на это, выдержал шесть прокатов, он собрал больше ста миллионов зрителей
за эти шесть кругов, так что как бы там не было, а пользу он большую принёс.
Кроме всего прочего, я думаю, что в нём есть такая печальная нота, которая
людям была очень приятна, они сопереживали. Это было… была хорошая картина.
«У Вас в самом деле такой хриплый
голос, или притворяетесь?» Нет… Гм-м… <Оживление
в зале>
Значит, дело в том, что гм-м-м… я
вот вам что хочу сказать: я не… не притворяюсь, у меня такой голос от папы с
мамой — я ж, по-моему, об этом говорил или нет? Дело в том, что у меня
такой голос с детства, правда, с детства. Я ничего с ним не делал. И вот,
например, подражатели, которые хо… пытаются мне подражать и записывают масса
всяких вещей на пластинках, они наоборот, они срывают голос, пьют, наверно,
холодное пиво, дышат в форточку, вот, и думают что «под меня». Неправда, у
меня голос такой был всегда, даже в детстве… я это рассказываю всегда, я в
детстве, вот со взрослыми людьми когда разговаривал, у меня был такой голос,
я читал стихи, они говорили: «Надо ж! Какой маленький, а как пьёт!» <Смех в зале>
Мне было… Мне было два года, так что я тогда не пил ещё, могу вам сказать.
Вот. И голос был у меня всегда такой, я с ним ничего не делал, только он с
годами немножко стал более низким, а так он всегда был низкого… Это строение
гортани, я с ним ничего не делаю, мне не трудно, я выдерживаю по многу
выступлений, очень спокойно, так же свободно как люди с чистыми ангельскими
голосами. Только они их срывают, а я нет.
«Скажите, пожалуйста, о Вашей работе
в театре? <Откашливается>
Давно ли Вы работаете у Любимова?»
Я это и хотел сделать. Значит, я работаю в
театре пятнадцать лет. Двадцать третьего числа, несколько дней назад,
исполнился… исполнилось пятнадцать лет нашему театру. Театр на Таганке с… один из
самых популярных… <Аплодисменты>
Спасибо. Благодарю. Театр на Таганке один из самых популярных театров сейчас
в Союзе, у нас и он с… и за рубежом мы бывали во многих поездках. И в двух
странах, в Югославии, например, мы получили Гранд-при, высшую награду
фестиваля среди самых лучших, отборных театров всего мира, в том числе и
Брук, и Уилсон, и так далее. <Аплодисменты>
Это… это был спектакль «Гамлет», в котором я играл роль Гамлета, что Вам,
отвечая на Ваш последний вопрос — «Ваш любимый спектакль? Над чем щас
работаете?» — мой любимый спектакль «Гамлет», в котором я занят, и я работаю
сейчас м-м-м… ну вот я закончил, сыграл премьеру… А работаю я щас в кино,
значит, нач… начинаю сниматься в фильме «Маленькие трагедии», буду играть
роль Дон Гуана и, возможно, Мефистофеля. Значит, две роли в одной картине. В
театре есть много проектов. Ну, я пока точно не знаю… Вы знаете, вообще ведь
артист человек подневольный, ему чё дадут, то он и делает. Вот. Ну, я ещё
имею возможность выбирать, а, в общем-то, это так, больше всего это зависит
от работодателей, чем от того, что ты сам намечаешь, к сожалению. К
сожалению, это так.
Значит, м-м-м… песню обязательно
исполню, которую Вы просите. Благодарю Вас за то, что Вы благодарны мне за
мой приезд.
Значит, «Примите поздравления с
праздником. — Благодарю. — Вам же желаем, чтобы и дальше…» так… так…
Спасибо.
Да ну, они просто… товарищи
благодарят за песни… <Аплодисменты>
Как интересно, вы знаете, как… какой всё-таки удивительно, какой разный
состав зрителей, даже в таком, в общем, небольшом городе как Глазов. Каждый
зал — это абсолютно другие люди. Вот почему я всё время всё больше и больше
убеждаюсь в том, что дело, которым я занимаюсь, оно имеет под собой почву. Потому что я ведь занимаюсь авторской песней, которая допускает
импровизацию. Я очень много меняю и песни меняю, и ритмы меняю, и слова, и
так далее. Из-за того, что каждый раз в зал приходят другие люди. И, значит,
я не ошибаюсь. Я вот чувствую каким-то, там, мозжечком, я уж даже не знаю
чем, настрой зала, потому что в прошлым… на прошлом выступлении все записки,
которые были, в них содержалась только просьба спеть, и ничего больше. Было,
может быть, два вопроса другого характера. Здесь, видите, я пока вижу только
с вашей стороны интерес и ещё к другому, не только, чтоб я ещё чего-то спел,
а просто и к личности к моей и к работе. Это просто поразительно!
Видите, все… вот опять «Расскажите,
пожалуйста, о своих концертах во Франции».
Во Франции одновременно с тем, что
мы играли несколько спектаклей в Париже, в Лионе и в Марселе в прошлом году…
Спектакли прошли с необычайным успехом. Я вам могу сказать, что если кто-то
читал из вас публикацию в «Литературке», вы ей полностью можете не верить. Она вся насквозь ложная, ложная из-за тенденциозности.
Потому что автор
этой статьи для того, чтобы сделать своё чёрное дело, надёргал две цитаты из
единственных двух статей, которые было… были неблажел… неблагожелательны, а
их было сорок шесть. И вообще, пресса французская захлёбывалась от восторгов в адрес
искусства этого театра. Я вас могу уверить, что мы представительствовали от
имени русского искусства очень достойно. Мы играли репертуар и классический,
и репертуар советский, играли мы и «Гамлета» там, и всё это проходило просто
«на унос», как говорится, и даже в Марселе, где ещё более подвижная публика
чем в Париже, они не уходили по двадцать–двадцать пять минут, вообще не уходили из зала. Для
французов это невероятно, потому что француз, он любит потом пойти выпить и
закусить, потому что у него там м… много кафе, и он туда любит ходить,
потому что там есть чё выпить и закусить, и, значит, э… и вместо этого…
они, правда, они очень такие люди… они всегда все сидят в кафе, назначают
свидания… У ни… Они в гости ведь не… не зовут, они… у них такой привычки
нет. Они, там, зовут, но это тогда, значит, задолго, ты там как-то
договариваешься, причём если опоздаешь на пять минут — трагедия, там, потому
что хозяйка вытянет утку из… из этой... Если на две минуты позже, ты уже
будешь кровным врагом — лучше в гости не ходить. Они назначают свидания в
кафе, в ресторанах, и обычно после выступлений они всегда стремятся как
можно быстрее пойти куда-нибудь посидеть, поговорить, обменяться
впечатлениями с друзьями. И вот и даже эта публика с такими вот традициями,
это всегда так, э… он… они оставались по двадцать–двадцать пять минут, стоя
скандировали, хотя, в общем-то, не очень даже поняли текст весь в некоторых
вещах. Просто, за то, как это сделано, и из-за накала, из-за того, что в
нашем театре играют с полной отдачей, с потом, кровью, у нас никто не
позволяет себе расслабиться и халтурить из-за того, что кроме того, что мы
много вложили в это дело и сами его сделали, многие из нас являются
авторами… авторами э… того, что происходит на сцене. Я пишу песни, стихи,
музыку для театра, Золотухин пишет и исполняет песни, Лёня Филатов —
пародии, люди некоторые пишут интермедии, у нас мы не только исполнители, но
и творцы. А, значит, когда ты много отдал, то, естественно, это становится
ближе и дороже, понимаете? Вот. Из-за этого интерес был невероятный. Ну а по
поводу личных своих, я после этого… у меня там было несколько выступлений,
когда труппа уехала, я один выступал с песнями со своими в таком прекрасном
театре, который находится на Монмартре, называется он Элизе-Монмартр. Э…
Там, примерно, около тыщи человек, он очень уютный этот зал. Он вообще сделан для
начинающих певцов молодых, потому что он расположен так тремя секторами.
Один вот так и два почти сзади, понимаете? И они делают так… сделали этот
зал, чтоб молодым певцам, у которых будет мало людей, казалось, что полный
зал, понимаете? Поэтому они всех сажают в центр и ты как будто бы вот на
таком мысе корабля находишься вот здесь вот, как будто бы на… э… на самой
вот… вот… вершине, и здесь везде люди, и тебе кажется, потому что свет,
кажется, что полно людей в зале. Это так они специально сделали для молодых
певцов. Но у меня б… был полный зал, так что я вертелся вот так вот, значит, направо-налево как действительно в центре, в цирке я пел. Было… был очень
большой интерес и очень они здорово принимали. У них… они немножко больше
как-то были, ну что ли, раскованы, они… они менее… наша публика более
сдержанная. И вот в Глазове тоже бывает разная, вы более сдержанны, у вас
больший интерес, так сказать, к тому, что расскажу, к информации, а другие
залы — у них непосредственнее больше отдача. Я ни… никакие из них не
предпочитаю, мне совершенно нет никакой разницы, какие люди сидят в
зрительном зале, либо тут же которые реагируют и, там, значит, или которые
более сдержанные и больше слушают с вниманием. Меня это не беспокоит, а вот
французы — они, наоборот, очень такие раскованные, они кричат, орут, там, и
так далее, вот. И мои выступления (я пел ведь по-русски с
маленькими-маленькими короткими переводами, примерно секунд
двадцать–тридцать перед
началом), и они это всё э… скушали, как говорится. Вот мои выступления
личные тоже прошли хорошо… хорошо.
«Исполните, пожалуйста, песню…».
Ну, Вы просите меня песню «А на
нейтральной полосе», которую я просто забыл, понимаете? Я её так давно
написал и так давно не пел. Вот…
«Почему Вы не выступаете с сольными
концертами в других городах, например, в Кирове?»
Ну вот, видите, сейчас вот такая
поездка случилась в Ижевск и сюда, возможно, я попаду и в Киров, и возможно,
буду петь там, и буду выступать… э… Что значит с сольными концертами? То что
вот я сегодня делаю для вас и спел, по количеству вещей это выше, чем
сольный концерт. В сольных концертах не поют столько, скоко я пою, даже,
несмотря на то, что я выступаю вместе с моими товарищами, вот, которые будут
после меня работать. Ну и буду выступать, не было времени, нужно было… Ведь
знаете как? Зовут выступать когда? Всё ведь имеет… знаете как, одно
цепляется за другое. Вот когда у тебя полно работы в театре, в кино и так
далее, и так далее, тебя хотят видеть люди и с концертами. А если бы не было
этого, если бы ты не сделал себе, ну что ли, имя, как сказать, если бы люди
тебя не узнали по кино, театру, по пе… тогда бы не хотели и слушать, поэтому
на всё, конечно, одновременно времени не может хватить.
«Почему вы пустили… не пустили солдат?
Неужели нужен… и были… эти…»
Нет, вы знаете, солдаты были в… на прошлом
выступлении, было две тыщи человек, и, вы понимаете, вы… вы меня
спрашиваете не по адресу. Я думаю что… я даже не знал, что каких-то солдат
не пустили. Если бы я знал, я бы просто бы настоял, чтобы их пустили, но я
не стою же ведь на, там, на контроле и... <Смех
в зале> Вы что думаете, что я не
хочу петь солдатам? Я думаю, вы глубоко ошибаетесь. Это моя публика,
солдаты, студенты, матросы кто угодно, вы все… Мне совершенно неважно, кто
сидит в зале. Я с громадным удовольствием, особенно для них, у них трудная
служба, почему же не петь для них? Я очень много выступаю у солдат, выступал
на кораблях, на лодках, в ангарах, где угодно.
«Расскажите, если можно, как
создавалась песня «Порвали парус»?»
Э… Значит, «Порвали парус» — это
песня… Вы знаете, ну это были эксперименты, каждый из нас когда чего-то
пишет, есть эксперимент… Я хотел попробовать, как это будет… э… вот если нет
сюжета. Почти все мои песни сюжетные, а я хотел просто сделать, можно ли
только на одном настроении, где даже не очень чётко прочитываются намерения,
на одном настроении можно ли зд… за… зажечь зал? И вот я сделал песню
«Парус», вот какие-то… набор беспокойных фраз, просто очень, я даже не
знаю.
«Исполните, пожалуйста, песню
«Коварн…»».
Я её уже спел. Вот. И ещё, значит,
я возьму оставшиеся записки и ещё вам… Всё равно это часть моих выступлений
э… ответы на записки…
Тут какой-то, значит… «Не пробовали
себя в ролях комических?»
Вы знаете, пробовал. Я играл комические роли
в кино. И начинал сниматься-то, в общем, в комедийных ролях, и только в
театре на Таганке я начал играть то, что делаю сейчас — и Гамлета, и
Галилея, и вот Свидригайлова последняя моя работа, и Хлопушу в «Пугачёве», и
Ло… В основном, это роли трагические, но я играю ведь и гротесковые,
сатирические, комедийные роли, например, у нас в театре в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» играю Керенского в очень
гротесковом ключе в таком совершенно буффонадном таком, полуцирковом, там
даже акробатические номера какие-то выполняю и так далее…
<—> |
