<—>
   …Ну что же, добрый вечер. Добрый вечер.
   Я нарочно начал с песни, чтоб вы не подумали, что к вам приехал кто-нибудь другой, это — первое. Это такого… своего рода представление. Ну что же, у нас сегодня встреча с вами по линии книголюбов, так что кроме того что… то что… кроме того, что я сегодня в… вам буду петь и читать стихи, короче говоря всё, зачем вы пришли, я хочу вам кое-что рассказать о работе своей, вот, и м-м-м… С песни всегда лучше начать, потому что… эта песня, вот с которой я начал, она… я ею начинаю почти все свои выступления — эта песня называется «Братские могилы»... Вообще песни, если они хорошие, если они того стоят, они живут в отличие от людей долго. Потому что люди хорошие — они всегда много беспокоятся, нервничают, переживают, потом помирают раньше. А песни — нет, песни живут дольше. Вот эта песня «Братские могилы» — её пел Бернес в картине "Я родом из детства", потом я её записал на пластинку, а теперь вот я продлеваю ей жизнь тем, что пою её своим друзьям и на таких вот выступлениях. 
   А по поводу работы вот что. Я работаю в московском Театре на Таганке, вы это знаете прекрасно. Театр на Таганке расположен на Таганской площади. Она знаменита тем, что на ней раньше была тюрьма. И театр, правда. Но тюрьму… пр… и… и было так, что в театр ходили значительно меньше, чем в тюрьму, поэтому тюрьму решили сломать, а театр реорганизовать. И вот э… сломали тюрьму, реорганизовали театр, и четырнадцать лет тому назад в это старое здание пришла группа молодых артистов во главе с главным режиссёром Юрием Любимовым, и с этого момента начал своё существование знаменитый теперь и популярный Театр на Таганке. Театр, который завоевал любовь у зрителей Москвы и других городов, где мы бывали на гастролях. Были мы и за рубежом: в Болгарии, в Венгрии. В Югославии, например, на белградском интернациональном фестивале БИТЕФ ежегодном — мы были на юбилейном фестивале, десятилетний юбилей был — мы получили Гранд-при, высшую награду фестиваля за спектакль "Гамлет", что мне особенно приятно, потому что я в нём играю роль Гамлета. А в прошлом году во Франции на гастролях в Париже, в Лионе и в Марселе мы снова получили (в этом году об этом только узнали) первую премию французской критики за лучший иностранный спектакль года. Это тоже очень почётная, в общем, премия, потому что там было в прошлом году двести коллективов из других стран, так что действительно награда — почётная. 
   Очень часто люди спрашивают, в чём секрет популярности этого театра. Почему туда невозможно достать билеты. Я не преувеличиваю — это правда — невозможно, особенно последнее время на последние спектакли. Если вы попробуете что-нибудь там предпринять, то нужно, ну, я не знаю, надо прорваться через кордоны милиции и пожарников, и дружинников, придти, там, пасть на колени из… перед директором и сказать: "Здрасьте, мы из ВНИИФТРИ!" Вот. И он всё равно ничё не сделает. Тогда нужно найти своих знакомых, меня, например, сказать: "Володя, помоги!" И я что-нибудь буду думать, но тоже сложно. И потом, не все сразу, потому что у нас театр маленький всего шестьсот пятьдесят мест. Но нам строят новый, большой, на семьсот пятьдесят. <Смех в зале> Вот. Строят его быстрыми темпами, вот уже четыре года, так что к концу следующего десятилетия, я надеюсь, мы туда въедем, тогда я буду приглашать смело целыми залами. Вот.
   Ну а если говорить серьёзно, то э… секрет популярности театра, который существует четырнадцать лет, а это не такой уж большой срок, для театра, конечно, вот, секрет его прост. Есть тому несколько причин. Я вам коротко о них расскажу, тем более, что это будет своеобразной такой рекламой, что ли, моему театру и работе. Э… Дело в том, что театр имеет свою чёткую и твёрдую позицию, с которой его не могут сбить разные подводные рифы, на которые он натыкается — недоброжелательные критики и так далее. И вот как четырнадцать лет назад было заявлено, что это театр, который будет разговаривать откровенно и честно со зрителем, не держа фигу в кармане, а абсолютно на равных. Это всегда привлекает людей, когда с ними говорят откровенно. И у нас в театре… в нашем театре после спектакля брехтовского "Добрый человек из Сезуана" выработался даже такой своеобразный приём, когда бросаешь играть какую-то сцену и прямо выходишь к зрительному залу, к… к людям либо с песней, либо с монологом от имени театра. Не от имени персонажа, которого ты играешь, а именно от имени театра. И есть такие брехтовские зонги, которые мы исполняем в его вещах, есть м-м… песни, есть монологи, которые возможно говорить прямо в зрительный зал, вот так вот впрямую. Поэтому зритель чувствует себя у нас на спектаклях не только соглядатаем, созерцателем, или просто, ну, там, давайте развлекайте меня — я погляжу чего вы сделаете, а я тут либо буду забавляться, либо буду переживать, но отстранённо, вот за этой рампой, за этой границей. Вот у нас в театре эта граница сломана, и зритель чувствует себя у… не только участником спектакля, а необходимым при… действущим лицом, то есть, он понимает, что без него это зрелище, это представление невозможно. И есть такая атмосфера доверия в этом театре, когда люди, сидящие в зале, прекрасно понимают, что с ними говорят с доверием, то есть, верят, что их поймут, и что то, что говорится со сцены нужно людям, э… сидящим в зрительном зале. И это даёт какой-то другой э… другой градус в восприятии спектакля. Мне кажется, что это одна из причин, что люди приходят к нам в театр. Именно, что они чувствуют себя необходимыми в этом заведении.
   Ну, ещё дело в том, что театр работает в… он ни на кого не похож. Не… Ни на другой коллектив в Москве, и в Союзе я думаю нет. Да даже в мире, пожалуй, нет других таких коллективов. Театр работает в условной манере. Условная манера это… Манера условного театра это тоже старинная, в общем… истоки в… в истории… уличный театр. И… вот раньше приходила бродячая труппа куда-нибудь на площадь или во двор, какой-то глашатай кричал: "Приходите посмотреть трагедию бессмертного Еврипида!.." — или, там, Шекспира. И прямо тут, на ваших глазах либо расстилали коврик, либо прямо вот на этих камнях мостовой начинали играть. Играли довольно хорошо, потому что тогда, если бы плохо играли, никто бы ничё не дал. Тогда ведь как они — сыграют, потом шапку по кругу, кто сколько даст. Вот. И если бы они плохо играли, никто бы ничего не дал. Это сейчас — как ни играй, а всё равно зарплату платят, а тогда — нет. Тогда нужно было играть хорошо. И вот это вот происходило на глазах у зрителей. Несмотря на то, что не было почти гримов, были детали костюмов, не было никаких декораций, а всё-таки искусство присутствовало. И оказалось… оказывается для театра вовсе даже не обязательно малевать задники, устраивать вы… выгораживать какие-то выгородки и так далее, а можно играть вот… вот так прямо… как бы намекая, как бы сказав магическое слово «представьте себе», и люди охотно себе представляют. Ну, та публика, потому что она была наивной, вероятно, а теперешняя публика наоборот, потому что она очень искушённая, потому что она получает гигантское количество информации отовсюду: радио, телевидение, газеты, сплетни, телефоны и так далее. Вот. И вообще, всё равно у любого человека в душе всё-таки остался какой-то уголок от детства, который распахивается навстречу искусству обязательно, потому что театр это игра. И вот когда ты договариваешься о правилах игры перед началом, дальше уже всё идёт, в общем, как по маслу.
   Поэтому в наших сп… очень многих наших спектаклях, почти во всех, вы никогда не увидите декораций в привычном смысле этого слова. Мы никогда не рисуем, предположим играя э… в "Галилее"… "Жизнь Галилея" Брехта… Я играю со своим лицом, не… не делая себе морщин, не клея седого парика, бороду или усы, даже не стараясь походить на него внешне — просто движения мои становятся более замедленными, речь более вялой, потому что я его играю в возрасте от сорока шести до семидесяти лет. И зрителя совсем не смущает, что я работаю со своим лицом. И вы на сцене не увидите ни венецианских дворцов, ни генуэзских площадей, где происходит действие, а вы увидите ворота, которые распахиваются на зрительный зал и позволяют актёрам выходить именно ближе к зрителям и начинать с ними разговаривать, вот как я уже говорил, монологом либо какой-то песней.
   И если вы придёте на спектакль, который называется э… «Пугачёв», драматическая поэма Есенина, тоже раскроется занавес, и на сцене нет ни берега реки, на котором происходит действие, реки Яик, теперешний Урал, нету никакой обстановки, в котором происходил вот этот пугачёвский бунт, а есть на сцене помост из грубо струганых досок, который опускается вот так метров с четырёх на авансцену. А впереди стоит плаха. И в неё воткнуты два топора. Иногда эта плаха накрывается золотой парчой и очень быстро превращается в трон, а топоры удобно трансформируются в подлокотники трона. И на этот трон садится императрица, ведёт диалог с двором. А в это время на помосте четырнадцать есенинских персонажей, мы играем по пояс голые, босиком, с топорами в руках, и ещё только металлическая цепь есть. Здесь висят колокола, справа висят виселицы, на которые тоже никого не вздёргивают из артистов, а вздёргивают одежду, значит. Вот если восставшие одерживают верх — тогда одежду дворянскую. А если они терпят поражение — то одежду мужицкую. А вот эти четырнадцать есенинских персонажей с каждой следующей минутой, с каждым следующим действием, следующей картиной, чем дальше развивается действие спектакля, тем ближе, ближе, ближе, ближе этот клубок тел подкатывается к плахе. И в этом есть метафора поэтическая, есть символ, э… ну то, что восстание всё равно захлебнётся в крови, что оно неиз... неизбежно этот бунт будет подавлен. Неизбежно. И вот это вот поступательное движение этого клубка тел всё время к плахе, к плахе, ближе к плахе — это есть поэтическая метафора, которая позволяет ещё глубже раскрыть смысл пьесы — обречённость вот этого бунта. И только время от времени в помост врубается топор, и один из персонажей вываливается из этой толпы и подкатывается вниз, и голова его оказывается около двух топоров, прямо на плахе. И вот такое условное решение смерти иногда работает намного сильнее, чем сделать за кулисами выстрел, там: "Пу!" — кто-то схватится за грудь, тут потечёт краска. Все знают прекрасно зрители, что никого тут не убивают, даже не ранят, хотя надо было бы, если плохо играют, то можно было бы и... Вот, но э... у нас <смеётся> этого не делают, никто никого не обманывает. А так как работаем в условной манере, то даже смерть и то решается вот так вот — условно.
   И во многих спектаклях по-разному. Для каждого спектакля нах... найдены свои приёмы. Но всё-таки вот поэзия... Почему так много идёт разговору о том, что это поэтический театр. Не только потому что мы делаем спектакли о поэзии. Это само собой. А ещё и потому, что поэзия присутствует в любом спектакле нашего театра, даже если это будет просто нормальная пьеса, написанная прозой.
   И ещё есть одна причина. Дело в том, что в наших спектаклях много песен, музыки и стихов. Не только как вставных номеров, а как необходимые... необходимых компонентов каждого спектакля. Причём, мы используем не только музыку или стихи профессиональных поэтов и композиторов, а у нас в театре мы, артисты, имеем счастливую возможность использовать наши творческие привязанности, помимо актёрских. У каждого из нас есть увлечение. Кто-то пишет стихи, кто-то пишет музыку, кто-то пишет пародии, кто-то собирает старинные песни, кто-то пишет инсценировки. И мы имеем возможность всё это использовать на сцене нашего театра. Это редкое, в общем, я вам скажу, качество в театре, когда артисты не только исполнители. Потому что как ког... однажды выразился довольно остроумный человек, что... что... Что такое артист? Артист — это человек, который произносит чужой текст не своим голосом. Так вот у нас часто мы произносим свои тексты и своим голосом. Я вообще больше ценю в человеке творца, чем исполнителя. И поэтому, если есть возможность работать то, что ты сам написал, к чему ты имеешь непосредственное отношение как автор, то из-за этого и играешь по другому. Поэтому манера игры в нашем театре резко отличается от всех других коллективов. У нас вы никогда не увидите, что кто-то работает на технике, играет через губу, как говорят, халтуря. У нас вы увидите святой актёрский пот. В "Пугачёве" вы видите, что артисты иногда обливаются ручьями пота, не оттого, что жарко, а оттого, что они играют с полной отдачей, с полной выкладкой, как говорят, ну, там, с потом и кровью, как в последний раз. Вот такая вот манера игры, такая, на очень высокой ноте, она свойственна нашему театру. Мне кажется, и по этой тоже причине, о котором я вам то что... только что рассказал.
   Вот, например, у нас Веня Смехов пишет инсценировки, и они идут на сцене театра. Валерий Золотухин собирал старинные песни, которые забыты, и он их возвращал из неб… небытия, и делал на них какую-то пр… обработку, и они звучат в спектаклях нашего театра, например, в спектакле о Пушкине. Я пишу песни, музыку, стихи, всевозможные интермедии. Есть у нас Лёня Филатов, который пишет пародии. Есть люди и сочиняющие музыку, и так далее. И мы даже смогли сделать несколько месяцев тому назад спектакль, который называется либо "В поисках жанра", либо, там, ещё мы его называем "Срезки". Это спектакль, который состоит из наших вот этих творческих хобби. Я пою свои песни, Лёня читает свои пародии, Валерий Золотухин, как выяснилось, не только артист кино. Вы его прекрасно знаете, и я с ним снимался в картинах. И театра. А он оказался ещё прекрасным писателем, на мой взгляд. Напечатана его повесть в "Юности". Теперь — вторая. Теперь у него выходит книжка. Так что, видите. Всё-таки это удивительно, да? И... и я думаю, что вы этого не знали, что в этом театре существуют вот такие... такие, ну, что ли, не разносторонние э… дарования, а вот... вот такая вот возможность использовать то, что ты сам придумал, на сцене театра.
   И в этом спектакле "В поисках жанра", мы его сыграли несколько раз, мы, каждый из нас, как будто бы работаем отдельным номером, как будто бы в концерте. А на самом деле, если б не было этого театра, не появились бы вот эти номера. И мы возим с собой макет маленький нашего театра, ставим его на сцене, и всегда незримо присутствует наш театр, куда бы мы не выезжали.
   И самое последнее, наконец, из-за чего вот так тянутся люди, так хотят попасть в этот театр. Это что м... много спектаклей, сделанных на чистой поэзии. У нас, например, есть спектакль о Пушкине, о Маяковском, на поэзии Вознесенского и Евтушенко. Есть спектакль вот о Есенине.
   И наконец, есть один из самых любимых мною спектаклей, который называется "Павшие и живые". Это пьеса о поэтах и писателях, которые участвовали в войне. Ну, им было тогда всего по двадцать-двадцати одному году, и они, в общем, ничего не успели сделать в этой жизни, кроме того, чтобы написать несколько прекрасных стихов, повоевать и умереть. И вот мы по ним зажгли, в их память, в их честь Вечный огонь. На сцене нашего театра горит Вечный огонь. И по трём дорогам спускаются поэты к этому Вечному огню, читают свои стихи. Потом дороги вспыхивают красным светом, и они уходят назад, в чёрный бархат. Вот опять метафора поэтическая — как будто бы в землю, как в братскую могилу. Уходят, а по ним звучат песни, стихи, музыка, написанная их друзьями. Это такой спектакль-реквием по погибшим. И вот там, в этом спектакле, очень много э… песен, которые я написал для этого спектакля, есть много музыки, которую сочинили мои друзья. А так уж повелось в этой жизни, что если ты много вкладываешь... Короче говоря, чем больше отдано, чем больше вложено в дело, в человека, в любимую девушку, в ребёнка, это неважно, всегда это дело или человек становятся ценнее и дороже. Так уж... вот так устроен человек. Поэтому мы, конечно, любим эти спектакли, в которых... в которых есть сочинённые нами вещи.
   И в этом спектакле "Павшие и живые", вот он идёт уже десять лет пя… примерно, раз шестьсот, когда загорается Вечный огонь, весь зрительный зал подымается, как один, чтобы почтить память по… погибших минутой молчания. И каждый раз э… этот спектакль, когда мы кончаем играть, я думаю, что это, пожалуй, дольше, чем после всех других, люди остаются в зале, чтобы благодарить участников спектакля.
   Вот сейчас я хочу вам показать маленький фрагмент из этого спектакля, где будет несколько моих песен и несколько стихов участников войны, поэтов.

<Опущено 5 куплетов>
<Аплодисменты>
   Спасибо. Попросите, пожалуйста...
   Ну вот. Значит, это немножко о театре. Теперь, вы не подумайте... Да, меня часто спрашивают, почему я так много пишу о войне песен. Просто потому, что я для своих песен и стихов стараюсь выбирать людей, которые находятся в крайней ситуации, в момент риска, людей, которые способны заглянуть в лицо смерти. Короче говоря, у которых что-то сломалось, доведённых до отчаяния. Даже в шуточных песнях, в любых. Я уж не говорю о серьёзных. Вот. И, в общем, людей, которые действуют, а не... не... не отдыхают или жуют в данную минуту. Поэтому я их нахожу часто в военных сюжетах.
   Но это не значит, что я сегодня буду вас потчевать только такими песнями. У меня есть много песен серьёзных, написанных в шуточной манере, в иронической. Так что щас вот пришла пора нам с вами улыбнуться. Послушайте шуточную песню, которая называется "Песенка о переселении душ". Дело в том, что мы с вами не умираем. Индусы считают, что вообще человек не умирает, а что душа его переселяется куда-нибудь там... кто куда сможет, в общем, короче говоря. <Оживление в зале> Кто, там, в насекомых, в камни, в предметы. Если не повезёт — в каких-нибудь каракатиц или ослов. А если повезёт — то и в человека. Короче говоря, всё зависит от того, как ты чего делал в этой жизни.

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Ну, ещё одна немножко про потусторонний мир. Токо уже другого плана. Называется "Весёлая покойницкая". Сейчас репетирую "Преступление и наказание", зи… играю Свидригайлова... вероятно, буду играть, не знаю уж, как получится. Вот. И там он всё время, как с того света, приходит, как привидение. Так что мне щас эти темы очень близки. <Смеётся>

<Аплодисменты>
   Я прошу не открывать дверь там.
   Спасибо.
   Почти из всех городов, в которых я бываю я привожу различные зарисовки. Вот эта вот зарисовка, которую я вам щас покажу, называется "Письмо другу". Она про Париж.

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Ну вот. Это значит, как мы "у них". А теперь, как они у нас. Есть такая у меня, <смеётся> значит... Есть такая м-м… песня, которая требует преамбулы. Дело в том, что есть знаменитый артист на Западе, который называется Шон Коннери. Он играл во многих фильмах Джеймса Бонда — агента 007. В… во многих фильмах по романам Яна Флеминга. Он очень популярный человек, так что он ходит с охраной по улицам и живёт где-то там, кто... где… где никто не знает. В общем, он опасается поклонников, сильно его донимают. И вот его пригласили сниматься к нам в фильм. Он с опаской приехал сюда, спустился тут, значит, стал... А у… А никто на него никакого внимания, в общем. <Оживление в зале> Так пройдут, токо что не плюнут, а, в общем, никакого особого уважения... <Смех в зале> Потому что он хоть и играет суперменов и супершпионов, а в жизни он такой господин респектабельный, очень симпатичный, чуть лысоватый, седоватый, лет пятидесяти, никакой не супер. Поэтому... Ну а ещё у нас этих фильмов никто не видел, поэтому... ну, ходит какой-то человек и ходит. Ну, он походил недели две, подышал полной грудью, был в полном восторге, как говорится, как здесь всё-таки хорошо. И потом всё-таки заскучал и говорит: "Надо с… сделать, организовать какую-то вечеринку, я не знаю, там. Объяснить хотя бы моим сослуживцам, кто я такой, там. Пригласить артистов, артисток, конечно". Вот. И он, значит, э… организовал стол, купил всяких... Все согласились, потому что, в общем, на дармовщинку-то чё ж тут... <Смех в зале, смеётся> Вот. Он… Тем более, что он поставил висков, джинов, купил в "Берёзке" разных напитков. Ну и всех развлекал. Правда, по-английски. А надо вам сказать, что там, в этой компании никто особо... там уже к концу вечера и по-русски то не очень было, а... <смех в зале> а по-английски тем более. Ну и всё, в общем, смотрят, что это он такое там бормочет. А он, наверное, что-нибудь симпатичное бормотал. Ну, во всяком случае, никто не понял, всё выпили, съели да ушли. <Смех в зале> И он остался один у разрушенного стола и потом долго повторял: "Надо же... Нет, — говорил, — это вс… это таинственная страна". Так. <Оживление в зале>

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Меня... Меня очень часто спрашивают: не воевал ли я, не плавал ли, не сидел ли, не летал ли, не шоферил ли и так далее. Это из-за того, что почти все мои песни написаны от первого лица. Я всегда говорю "я". И их даже принято называть "песни-монологи". Значит, э… это даёт повод думать, что вот он, дескать, всё это дело прошёл. Ну не всё, конечно. Для этого понадобилось бы слишком много жизней, вот, для того, чтоб всё это на своей шкуре... Я кое-что знаю, но а, в общем, люди, я не знаю почему, мне пишут и рассказывают. Рассказывают о сво... об историях каких-то, о своей жизни. И то, что особенно меня трогают, наверное, просто я пропустил через душу и голову свою, как если бы это было со мной. И я думаю, что поэтому мне удобнее писать "я", потому что как будто это я сам там побывал, в этой шкуре, во всех этих ситуациях. И есть, конечно, там какая-то доля авторского домысла, фантазии, но, в общем… но, в общем, э... Ну, мы на это имеем право сами. Поэтому я имею право п… петь от первого лица — "я". Но всё равно, это всё... всё может касаться любых людей. И когда ты говоришь от своего имени, даже от… как бы... Ну вот, предположим, я пою от имени человека какой-то другой профессии — и некоторых это обманывает. Говорят: вы спойте песню, скажем, про шофёра. Но это, в общем, идёт-то речь, наверное, о шофёрах, а на самом деле, проблемы, которые я пытаюсь трогать в этих песнях, они всё равно могут случиться с любым человеком, любой национальности, возраста, профессии, вероисповедания и так далее. Это проблемы, там, добра и зла. И, там, предательства, надёжности и так далее. Ну вот. И пусть это вас никогда не обманывает, когда я пою от имени человека какой-то другой профессии и ещё от первого лица. То уж совсем, кажется, негоже. Ну и мне кажется, что, в общем, каждый человек, который написал, имеет право петь от своего первого лица.
   Вот щас я вам хочу спеть такую "песню-монолог", которая называется "Дорожная история".

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Благодарю вас.
   Вот шутошная песня, если уж мы про машины и автомобили... там, автомобильное движение. Я хочу вам шутошную песню спеть, которая называется "Песенка автозавистника". Дело в том, что щас многие люди приобрели себе всякие частные автомобили — "Жигули" и так далее. И есть другие, которые ещё их не приобрели. И у них, значит, по этому поводу есть свои мысли. Потом они их покупают и мысли, конечно, у них меняются.

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   В последнее время очень много разных разговоров о всевозможных чудесах, которые, якобы, существуют вокруг нас. Все, прям, как с ума посходили по этому поводу. Кто-то видел летающие тарелки, кто-то на них летал. Есть где-то, говорят, на Филиппинах врачи, которые режут без ножа. Вот. И, значит, э… ещё вот... Ну, Бермудский треугольник, это уж и говорить нечего, там всё исчезает — корабли, самолёты. А если кого-нибудь найдут там, то тот уже трёкнутый, поэтому с ним... <оживление в зале> с ним никакого разговору вести невозможно, потому что он чё-то невнятное бормочет. Ну вот. Так что я вот подумал, подумал и вот написал... хотел обратиться, чтоб мне разъяснили. И песня с длинным названием: "Письмо в редакцию телевизионной передачи "Очевидное и невероятное" из сумасшедшего дома, <смех в зале> с Канатчиковой дачи". Щас знаете, щас принято, очень многие люди пишут письма в редакции. Там, например, какая-нибудь девушка пишет: "Дорогая п… ре… передача! Дорогая редакция! Я вчера встретила Колю, можно ли мне выйти за него замуж?" Там, предположим. Ну вот, на этом уровне.

<Опущено 3 куплета>
<Аплодисменты>
   Вы извините, что я прерываю ваши аплодисменты, но дело в том, что м... мои выступления ведь не похожи на эстрадный концерт, верно? Вот. Совсем. Это, скорее всего, встреча такая, которая, поверьте, мне, мне даже, может быть, даёт больше, чем вам, потому что все эти песни, которые я писал и пою, это песни есть ни что иное, как возможность моя разговаривать с людьми. Это такая беседа. В общем, я вам всегда во всех этих песнях рассказываю, что меня беспокоит, о чём я думаю. Короче говоря, мне тоже же ведь нужен слушатель, вероятно. Поэтому — это "встречи". Я понимаю, что лучше встречаться дома, когда там... за столом, когда после второй–третьей и так все друг другу любют, уже и петь не надо. <Оживление в зале> Но здесь, к сожалению, этого невозможно сделать. Но всё равно, вот это... Вы знаете, я вам даже вот скажу о чём. Когда я начинал писать песни свои, я ведь никогда не рассчитывал на такую колоссальную аудиторию, которая в будущем у меня появилась. Я не думал, что у меня будут вот эти залы, дворцы, стадионы и так далее. Я писал для маленькой группы, маленькой, там, кучки своих очень близких друзей. И они были моими первыми слушателями и судьями, и только на них и замыкался весь круг. А потом это уже стало как-то известно. И я думаю, вот какая причина этому. Дело в том, что вот я помню эту атмосферу, которая была, атмосферу доверия, ну, и свободы, непринуждённости, дружественную обстановку, которая тогда была, когда я им пел свои песни по первому разу. И вот, несмотря на то, что прошло уже много лет, и я через всё это время, через все эти годы и все эти залы, любые эти помещения, постарался протащить вот именно вот тот настрой, который когда-то у меня был, когда я пел своим близким друзьям. Я эту манеру, наверное, и сохранил, и оставил, даже независимо от себя. И также, наверное, и продолжаю писать свои вещи сейчас, по... помня, как я тогда это делал, никогда не рассчитывая на большую аудиторию, никогда не работая с внутренним редактором, который сидит в каждом из нас, говорит: "А это я лучше не буду..." Нет. Я всегда пишу, как будто всегда меня будут слушать только близкие мне люди. И вот поэтому, я думаю, эти песни и стали известны, там, популярны, как хотите, именно из-за этого дружеского настроя своего. И в написании, и, конечно же, вот, в исполнении. Поэтому в такой ситуации, когда устанавливается между зрительным залом и сценой нечто, чего даже, в общем, наверное, и не определишь словами, это, ну, я не знаю, как говорят, контакт, там. Нет. Это ни носом, ни ухом, ни глазами нельзя воспринять. Это ч… что-то особенное, что позволяет... что позволяет э… разговаривать так, как будто мы с вами, правда, находимся друг у друга в гостях. Потому что я к вам в город приехал в гости, а вы ко мне — за песнями. Вот. То есть, есть атмосфера благожелательности. Она для меня — самое главное. В этой атмосфере аплодисменты не... не первую роль играют, хотя много легенд обо мне ходит. И одна из них заключается в том, что я не люблю, когда аплодируют. Это неправда. Я нормальный человек и я с уважением отношусь к тому, что делает публика. Поэтому, пожалуйста, как хотите себя ведите. Но просто я успею побольше ещё и спеть. Если я так подыму руку — и вы остановились, хорошо? <Оживление в зале>
   Вот я хочу вам по... песню, которая является как бы половиной... вернее, ответом на половину из тех вопросов, которые мне задают в письмах мои корреспонденты, которым я однажды даже хотел написать всеобщую песню. Там был такой припев:

   Почему? Потому что я получаю в письмах разные версии моих собственных песен. Говорят: "Вот вы когда писали эту песню, вы, наверное, вот это думали?.." Вот. Я, конечно, наверное, и не это думал, но ведь в этом и весь смысл авторской песни, что каждый человек пытается в ней найти что-то близкое для себя и находит. И поэтому, Бог с ним, пускай он думает, что так. Вероятно, и так. Понимаете? Вот. Ну вот, значит. "Спасибо, — я им пишу, — что вы неверно поняли меня..." Итак, песня, которая называется "Я не люблю".

<Аплодисменты>
   Ну вот, ещё песня такая шуточная. Она старинная песня, но проблема не устарела и я её продолжаю петь. Песня называется эта "Поездка в город".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   А вот песня совсем другого рода. У меня много песен о животном мире. И вот я хочу вам спеть такую песню полушуточную, которая называется "Песенка о мангустах". Мангусты, вы знаете, они змей истребляют. Такие симпатичные зверьки в Австралии живут.

<Аплодисменты>
   А вот ещё песня про животных. Песенка, которая называется... теперь про домашних, "Про Козла отпущения". Так.
   А, ну это заказы, значит, всякие. Вы знаете, я вам хочу что сказать, дорогие мои зрители и слушатели, что это ведь невозможно выполнить всё, что вы просите. Я стараюсь... так вот установилось, что вот я стараюсь так, чтоб каждому, независимо от положения, досталось по куску, понимаете? Поэтому я там и кое-что и новенького так стараюсь спеть, и то, что вот запомнилось, что меня чаще всего просят. А песен и стихов у меня очень много. Я, к сожалению, не смогу перепеть всё. Нам нужно на пару недель где-нибудь запереться, там, со спиртными напитками. Вот. И... И всё равно не перепоёшь. Поэтому я уж сам тогда. Хорошо?
 Теперь вот что. Ещё нужно вам спеть песню про Козла отпущения обязательно. "Песня-басня".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Теперь песня, значит, которая написана в целях борьбы с "зелёным змием". Это одна из тем этой песни. Но мне говорят, правда, что здесь у вас даже и петь этого не надо, потому что здесь с борьбой покончено. Так я... <оживление в зале> то есть, с "зелёным змием", борьба как раз... борьба осталась, а вот... Называется "Диалог у телевизера". Или "Диалог в цирке", кто как хочет.

<Аплодисменты>
   Спасибо.

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :