ГОЛОС: …Валерий Павлович Янклович.
<Аплодисменты>
   В.П.ЯНКЛОВИЧ: Значит, добрый вечер. Действительно, цикл лекций совместно с вашим обществом «Знание» мы продолжаем, но так получилось, что сегодня, значит, вас ждёт сюрприз. Сегодня снова у вас в гостях Владимир Семёнович Высоцкий, <аплодисменты> который с удовольствием согласился ещё раз приехать к вам.
<Аплодисменты>
   Это... Нет, у меня полное ощущение, что пора менять профессию и проситься куда-нибудь, там, в Тюмень, <смех в зале> я не знаю... Или на Новую Землю. У меня товарищ, кстати, собирается там начинать золото искать — может быть, к нему?
   Я честно вам скажу...
   Во-первых, здрасьте!
   Я не знал, что я снова к вам еду. Потому что я не предполагал, что весь московский университет с… сливается в единственный геологический факультет. <Смех в зале> И, значит... <Аплодисменты>
   Но из-за того, что... В общем-то, я мог бы у вас выступать (как я в тот раз вам и сказал) много раз. И десять, и пятнадцать — и всё равно б мы с вами не успели бы всё перепеть. Всё-таки мне нужно было бы об этом узнать хотя бы за пару часов — я б тогда сориентировался, как себя повести. Ну а сейчас будем тогда импровизировать вместе с вами.
   Я тогда начну сегодня разговор совсем о другом. О песне, о том, какой должна быть песня в театре, на мой взгляд, и в кино. О моей работе в кино и в театре именно над песней. Только по поводу песни — я уже почти не буду вам рассказывать о театре и т.д.
   И в параллель — если вы захотите что-нибудь меня спрашивать, что-то вас интересует...
   Давайте немножко по-другому сделаем: пускай будет разговор, который я буду иллюстрировать песнями. Так что вместо диапозитивов и диаграмм, которые возят с собой лекторы — там, «Прирост надоев» <смех в зале> или, там, «Падёж скота», — вместо этого у нас... <Смех в зале, смеётся> Я буду иллюстрировать как-то своё выступление и все… всё, то что я утверждаю, — песнями. Хорошо? А если вас что-то заинтересует кроме пожеланий, там, «спой, там, что-нибудь такое...», вот, я спою, а кроме этого, если вы захотите, я буду просто вам отвечать на ваши вопросы. Ладно?
   Значит, теперь немножко вот о чём. Я с самого начала, когда пришёл в Театр на Таганке, — первый спектакль, который я посмотрел, был «Добрый человек...». И я как щас помню, это было в театре Маяковского. Я тогда был просто поражён. Потому что я к тому времени начал писать песни. В основном, это были песни — такая... Как меня потом стали упрекать, что моё... моя «пародия, — всевозможные, — на блатные песни иногда переходит в прямое подражание». И, значит, всячески упрекали меня. И в этот период я пришёл и посмотрел спектакль, где увидел, что песни (которые поются в этом спектакле) очень близко лежат к тому, что я тогда, в этот период, делал. То есть, я тогда стремился к простоте, к тому, чтобы очищать песни от шелухи, чтоб они были просты. Короче говоря, стремился к упрощению формы. Всегда пел «от себя».
   В основном, это были песни дворов, где все мы выросли. Песни, которые исполнялись комп… компаниями молодых людей с гитарами — на бульварах где-то, во дворах, в перерывах между радиолами. Это были песни, которые я начал писать из-за того, что услышал однажды Окуджаву и понял, что, оказывается, можно свои стихи усиливать — воздействие от них — тем, что им подыгрывать, этим стихам, на гитаре. Таким образом, сначала появилась первая моя песня, которая называлась «Татуировка». Вы, может быть, её знаете даже: «Не делили мы тебя и не ласкали...»

   Помните, такая шуточная песня? Вот и дальше, и дальше...
   И вот в этом спектакле «Добрый человек из Сезуана» оказалось, что песни, музыка использованы «в трёх ипостасях». Совсем не так, как обычно это было в разных спектаклях, которые я смотрел до этого. Обычно делается так. Берётся какая-то драмат... драматическое произведение, потом приглашают поэта и композитора, и говорят: «Напишите-ка несколько песен для этой вот самой пьесы». И получается, что пьеса существует отдельно, а эти все номера — они призваны развлекать публику. Ну, скажем, пьеса плохая, публика очень устала. В это время появляется песня (тоже как чёрт из бутылки) — и, значит, всем очень хорошо, все отдохнули немножко. И если бы их не было, ничего бы не изменилось. Точно также осталась бы пьеса пьесой, а песни песнями. Обычно эти песни пишутся на темы, которые разрабатываются в пьесе. И почему-то это принято называть «мюзиклом» у нас. Значит, была нормальная пьеса, написали туда песни — говорят: «Это мюзикл!»
   Ну, во-первых, это неправда. Во-первых, слово не наше. Во-первых, мюзиклы начали писать там, на Западе, на другом континенте. И нужна была целая история и целая традиция музыкальная для того, чтобы создать, например, такой мюзикл, как «Westside Story». Это нужно, знаете, так, пуд соли съесть! Потому что, я думаю, что ничего лучше до сих пор не было сделано у нас. Даже подобного, близко. Я уж не говорю о «...Суперстар» или о «Скрипач на крыше», обо всех этих знаменитых мюзиклах, которые были на Западе и которые идут до сих пор. Мы не можем этого делать, потому что это совсем не в нашей музыкальной традиции. И называть мюзиклами эти спектакли так же глупо, как называть оперетту оперой. Вот. Это самые натуральные, обычные, нормальные драматические спектакли, в которых есть вставные номера.
   Есть у нас искусство оперетты — но это совсем другое дело. Там вообще непонятно как работают — там говорят вос... поставленными голосами: « — Пойдём в кино! — Нет, не... — В кино мы не попали!» — и запели тоже. <Смех в зале> И, в общем, в принципе это всё очень далеко от настоящего музы... от настоящего музыкального спектакля.
   Всё время делаются попытки — и в кино, и в театре — создать музыкальный спектакль, вот так называемый мюзикл. Есть более-менее удачные. Ну, скажем, «Тиль» в театре Ленкомсомола — это всё-таки немножечко поближе. Но это всё равно подражание.
   Я всю жизнь свою очень бережно относился к песням. Потому что... Ну, знаете, как: сидишь за столом, там, грызешь ногти и ждёшь, когда наконец, через несколько часов, кто-то спустится к тебе на плечо, пошепчет чего-то на ухо – вд… так называемое вдохновение. И вдруг у тебя вышла строчка! И тебе кажется: как замечательно, наконец нашёл!.. А потом смотришь кино — они где-то пускают на титрах, когда написано: «Директор картины Тютькин, там, гримёр такой-то...», и непонятно про что ты поёшь. Это очень досадно.
   Поэтому с самого начала, когда я начал работать в кино с песнями, я поставил такое условие: что мои песни будут иметь такую же цену в этом фильме (не… не денежную, а творческую цену), как и всё остальное, как и изображение. И первый опыт моей работы в кино в этом смысле был очень удачным. Это был фильм «Вертикаль». Песни из этого фильма исполняются до сих пор. Во всех альплагерях — если вы были, вы знаете, что и утром, и вечером, значит... Просыпаются с песней «Здесь вам не равнина», а засыпают — «Лучше гор могут быть только горы». И это замечательно, потому что... Мне присылают фотографии, на которых изображён, скажем, камень, и на этом камне высечена строчка одна строчка из какой-нибудь из этих песен. На могиле погибших альпинистов вдруг вот высекают строки из этих песен — это выше всякой похвалы для меня. И, значит, я понимаю, что я работал недаром.
   А там как работать стала песня в этом кино! Вот, предположим, обычно всегда пишут на экране тебе, там: «Прошло десять часов». А вот если есть песня — как «Песня о друге»... Альпинисты отправляются, начинают выходить — начинает звучить пе... звучать песня «Если друг оказался вдруг...» Потом они приходят уже на вершину или, предположим, на базовый лагерь — прошло большое количество времени, а на экране прошло всего две минуты. Но спета песня. Зритель получил информацию. В это время показывали виды гор, которые тоже в отдельности надоест глядеть, это понятно. Ну, од… один вид, другой вид, третий... А когда это вместе с песней, и одно подкрепляет другое, поддерживает — тогда смотреть интересней. Короче говоря, я считаю, что песня никогда не ухудшала никакое произведение драматическое, а только улучшала. И поэтому она им… имеет право на существование на равных со всем остальным. И я всегда так писал свои песни, во все картины и во все спектакли, чтоб они могли существовать отдельно. Чтобы я всегда мог исполнять свои песни даже отдельно от того или иного спектакля, чтобы они имели самостоятельную ценность — либо идею, либо какой-то сюжет. Очень часто из-за этого почти во всех... почти во всех моих песнях есть сюжеты.
   И вот в «Добром человеке из Сезуана», о котором я вам начал говорить, там есть музыка и песни, использованные в трёх, как говорится, ипостасях. Первая — это песни, которые поются от имени театра, так называемые зонги: написанные Брехтом стихи, которые исполняются под аккордеон и гитару в этом спектакле. Это песни, которые ещё усиливают и ещё раз подчёркивают мысли брехтовские, и говорятся от имени театра. Обычно всегда высвечивается портрет Брехта — и тогда люди понимают, что это не в спектакле, а от имени театра, это поют артисты театра, а не персонажи.
   Второе. Для каждого почти персонажа существует своя музыкальная тема. Поэтому через несколько минут, перед тем, как вышел тот или иной артист, вы уже начинаете узнавать, кто выйдет. Например, цирюльник — есть такой персонаж в этом спектакле, который... комедийный персонаж, ему написана шуточная, комедийная мелодия, под которую он даже как бы подтанцовывает, выходя. Значит... Так что и пластика — и рисунок меняется пластический из-за музыки. И третье, самое главное — это песни персонажей, которые поются от имени персонажей в этом спектакле. И так вот, например, я пою в этом песни... Я играю роль безработного лётчика, который сначала в спектакле собирается повеситься, потому что ему нужно достать где-то денег, чтобы дать кому-то взятку (потому что действие происходит "у них", а не у нас, и там, значит, дают и берут взятки). <Смех в зале> И вот а... Нужно достать денег, и у него ничего не получается. И вот к концу второго акта, когда кажется, что — всё! — выше уже некуда проскуча... простучаться! Что набухают жилы здесь, щас порвёшь голос... Кажется, что выше некуда прыгать — и тогда тебе на помощь приходит песня. Когда она необходима. Вот за такое использование, вот за такое появление песни я всегда ратую и в театре, и в кино. Вот.
   Ну и... И поэтому со мной довольно сложно им работать. Вот, например, в спектакле... в фильме «Робин Гуд». Я написал шесть баллад, а вышло так, что посмотрело потом начальство — и сказали: «Да ну, это картина приключенческая, а он написал очень серьёзные песни, какие-то трагические, драматические... Их, значит, надо выбросить!» И, в общем, все эти песни выбросили.
   Но у меня есть счастливая возможность песням этим жизнь продлевать: я э… сейчас записываю новую пластинку.
   И сейчас прямо сразу я начну вам с одной песни, которую вы ещё, может быть, и не знаете. И это будет любопытно для слабого пола, для прекрасных женщин, девушек, которые сидят здесь в зрительном зале. Эта песня называется «Баллада о любви».

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   А вот ещё один из неудачных... Я сегодня пойду по неудачным опытам работы в кино моим. Значит, примерно из пяти работ, которые я делаю, проерыщиваются — то есть, короче говоря, видят свет и доходят до зрителей и слушателей — примерно две. Вот, значит, из оставшихся трёх — а их много раз по три! — я вам сегодня буду показывать. Хорошо?
   Значит, вот была такая картина, «Иван да Марья» называлась она. В этой к... в этот фильм я написал — примерно семнадцать музыкальных номеров, текстов песен. Это должен был быть такой... сказка-«мюзикл» в кино. Но, к сожалению, от этого осталось опять с гулькин нос — почти ничего не осталось, всё выстригли. И опять, повторяю, что я-то имею возможность это взять да вам всё показать. А есть ребята, которые только начинают. У которых это, может быть, — первая и последняя возможность. И у них, к сожалению, дело складывается трагически, потому что, может быть, второго-то случая у них и не будет.
   Вот ну, я сейчас вам покажу... Меня часто упрекают — почему, дескать, я не пишу сказок. Поэтому я вам покажу сейчас сказку, которая написана мной для этой вот картины «Иван да Марья». Там, значит, есть такие куплеты Нечистой силы... И почти все мои песни, которые написаны для детей, они — не только для детей. Они и для взрослых. То есть, я считаю, что взрослым их тоже э… полезно послушать... И вот там, например, есть такая «Серенада нечистой... Соловья-разбойника». А потом Нечисть сидит в лесу на опушке, и они все выпивают там, плачут, потому что их уже больше никто не боится. И сначала, значит, Соловей-разбойник поёт такую серенаду любимой своей — царевне Аграфене:

   А они сидят и поют, значит, такую вот песню:

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Вот из-за того, что я так часто... у меня мои персонажи выпивают и поют всякие неприличности, значит, естественно, у… у многих людей — желание всё это перевести на меня. Я это ощущаю по всевозможным разговорам, которые ходят вокруг. И, в связи с этим, я спою вам па… пару песен о слухах и сплетнях.
   Значит, особенно от этого страдают артисты, вот. Но я думаю, что и каждому из вас иногда приходилось быть жертвой всевозможных вот этих... Ведь самое-то удивительное, что никогда — почему? Это странно! — никогда ничего хорошего. Вот если вот так вот втихаря передают — ничего хорошего, обязательно что-нибудь плохое, потому что если бы было чего-нибудь хорошее, то тогда бы это называлось «сведения», «сообщения», «сюрпризы»... А... Понимаете? <Смеётся, оживление в зале> А так это — совсем другое.

<Аплодисменты>

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ещё одна шутка.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Вот, вы знаете, в од… в одном спектакле, который был у нас... э-э-э... значит,.. <Смеётся>
   Да! <Смеётся, смех в зале> Это смешная очень записка: почему, — говорит, — у меня нет сатирических песен?.. <Смех в зале>
   «Нравятся ли мне песни на французском языке в моём исполнении?» Нет! Нет. На русском нравятся больше. Вот. Я попробовал это сделать, но нужно ещё работать для того, чтоб это делать хорошо. Потом, вероятнее всего... Понимаете, одна из песен, которая называлась «Кто-то высмотрел плод», она называется «Прерванный полёт», была переведена очень хорошим поэтом и прекрасным композитором — Максим Ле Форестье там есть такой. Замечательный парень, вот, он это сделал очень хорошо, на высоком уровне. Но всё равно, как ни странно, это всё теряет в переводе! Вся острота проблемы и темы уходит. И в песне «Кто-то высмотрел плод»... На русском языке это песня трагическая. Песня о том, что человека убили, не дав ему... дав ему только попробовать и чуть-чуть начать... А по-французски это получилось — просто, ну, что как-то так... что-то с ним случилось, там, заболел да умер. Примерно так. Правда, правда. Вот.
   «...О Колумбах и Магеллановых». Щас.
   Ну вот, я ещё щас вам спою одну песню шуточную (она же сатирическая). <Смех в зале> Вот песня эта — у неё такая история. У нас был спектакль «Берегите ваши лица», и в этом спектакле было несколько песен: «Песня о нотах», «Охота на волков»... И ещё была одна такая песня, которая называлась «Песенка плагиатора». Ну дело в том, что там г... сообщалась такая преамбула... что однажды поэт Василий Журавлёв напечатал в журнале «Москва» стихи... «Москва» стихи, которые, как выяснилось потом, принадлежали Анне Ахматовой. Его спросили, зачем он это сделал, а он сказал, что: «А я, — говорит, — не знаю. Они как-то сами просочились». То ли он выпимши их услышал где-то когда-то, и ему вдруг показалось, что это его собственные — я уж не знаю, почему. А потом он обиделся даже и говорит: «Подумаешь, какое дело! Пусть она моих хоть два берёт. Мне даже не жалко». <Смех в зале>

<Аплодисменты>
   Спасибо. Я постараюсь потихоньку всё перепеть, что вы меня просите.
   «У неё»? Вот видите! Откуда вы всё это знаете? Я даже... Я так это ча... мало исполнял!
   Значит... Вы знаете, вот тут... Это вопрос хороший и очень серьёзный: моё отношение к России, Руси, её достоинствам и, конечно, недостаткам? Это вопрос, в общем... Это не вопрос — это тема, над которой я вот уже двадцать лет работаю своими песнями. Поэтому, если вы действительно хотите узнать моё отношение, — постарайтесь как можно больше собрать песен.
   И вот сейчас я хочу вам показать одну песню, в которой, может быть, будет частично ответ на ваш этот, довольно серьёзный, вопрос. Вот. Ну, если говорить примитивно: я люблю всё, что касается её достоинств, и не принимаю всё — ненавижу многое, — что касается недостатков. И так далее. Теперь я хочу вам спеть песню, которая называется «Песня о старом доме». Песня эта должна была звучать в фильме «Пугачёв», в который я писал. Но так как я сегодня пошёл вот по своим «несостоявшимся» вещам... Это вторая часть песни «Погоня», которая звучала в фильме «Единственная». Так она называется — «Ба... С... Старый дом».

<Аплодисменты>
   «Песенка о поэтах».

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ну и какая же... какое же выступление без песен, направленных против "зелёного змия"? Щас я вам такую спою. <Аплодисменты, смеётся> Вот, правда, у нас, значит... Это всё: «борьба с зелёным змием»... Но я думаю, что здесь с борьбой покончено у вас, да? Да и, наверное, и не было, может быть, ещё, по молодости. Ну, всё-таки. Песня называется «Милицейский протокол».

<Аплодисменты>
   Вот ещё как распоряжаются с теми же самыми...
   Я всё возьму и... щас я, чтобы не забыть, что я хотел спеть.
   Значит, я щас спою вам ещё одну новую песню, совсем. Вам повезло, что я по второму разу, мне на ум ничего старого не приходит щас. Где это... значит... «У вас получается много «р-р-р!» и «х-х-х!» — да, вот это вы имеете в виду? — Это стиль или дополнительный эффект?» Это не дополнительный эффект. Это я как... Пою как умею. Тем более, что я не пою. Я не пою — вы пишете: «Почему вы так странно поёте?» Дело в том, что если вы хотите слушать пение, вам нужно идти на эстрадное выступление, чтоб послушать эстрадных певцов, либо в оперу, чтоб послушать настоящие голоса. Я повторяю вам: всё, чем я занимаюсь, это есть не что иное, как стихи, которые исполняются под гитару. Вот. И на мелодии, которые я сам придумываю для более, ну, что ли, лёгкого и непосредственного восприятия вашего. Вот так что я не пою. Вот, а уж насчёт «р-р-р» и «х-х-х» — это уж как могу. <Смех в зале, аплодисменты>
   Второй... Второй вопрос более серьёзный... Я говорю всё это без обиды, уверяю вас, говорю объективно, как я думаю. Вы не думайте, что я, там, чего-то кого-то эпатирую — там, спрашивающего. Нет-нет, я с уважением к вам отношусь ко всем и понимаю ваш интерес. «Вы не пробовали писать прозу?» Пробовал и пробую. Считаю, что выпускать её в свет рано. Тем более, что её нельзя прийти с гитарой да спеть. А у меня и с... с поэзией-то не очень получается в смысле напечатания и так далее, и обнародования, поэтому... <Смех в зале, аплодисменты>
   Тут просят: «Ради Бога — «Зин, а, Зин»!» Ну, посмотрим, что там будет дальше.
   Значит, если позволите, я буду отвечать потихоньку на записки — вот это я ещё не ответил...
   Щас, чтобы не забыть, я хочу вам спеть такую странную песню, в которой тоже... в которой тоже опять <откашливается> муссируется тот же самый вопрос, который был и в предыдущей песне. Только более серьёзно. Песня эта называется «Про речку Вачу». Значит, вам это будет особенно интересно, потому что речка Вача — это такая речка, на которой когда-то (может быть, даже до сих пор) мыли золото. Его там было довольно много. И, в общем, там были старательские артели, потому что там уже отработали породу. И, как всегда, это потом отдают старателям — мол, вы домывайте. Вот и они намывают — кстати, довольно удачно, вы знаете. Иногда бывает так, что они на драге пройдут, и Бог знает сколько там они моют, и так далее — всё, казалось бы, выберут — а старатели за ними пройдут и больше добудут. Во какие дела. «Про речку Вачу». Ну, это такой... Это «единичный случай». Знаете, что такое «бичи»? Я думаю, что геологам будущим надо... <Смех в зале>

<Аплодисменты>
   И ещё одна шуточная песня, которую меня поп… попросили спеть ещё перед концертом. Называется она «Поездка в город». Я не помню, пел я её в прошлый раз или нет — мне щас трудно сосредоточиться.
   По-моему, ничего не пел, да? Из того, что пока было — ничего, да? Молодец я, не? <Смех в зале>

<Аплодисменты>
   Так! М-м... «...говорил, что вы написали песню, которой в фильме не было... спеть песню вам из «Арапа», которые...». Да, там тоже было две песни, которые не вошли в картину.
   «Спойте старую песню про дом на Арбате, который сломали». А! Так. Ну что же, я попробую, но боюсь, что я её не всп... Нет, лучше не буду тогда пробовать! Я не вспомню.
   Вы знаете, это... У меня особые счёты с «Арапом», потому что я собирался снимать совсем другое кино, вот, а меня втравили в эту авантюру, сделали какую-то полу-оперетту. Всё это было значительно серьёзнее и... любопытней... Хотя фильм, в общем, всё-таки сделан достойно, и на общем фоне он выделялся.
   «Как вы относитесь к творчеству Аллы Пугачёвой?» <Смех в зале> Э-э…<Смех в зале> Вы знаете, я вообще к ней отношусь с уважением. Мне кажется, что она работает очень много актёрски — то есть, она исполнительница песен очень любопытная. Я даже... мне не на что посетовать, за исключением одного: за исключением того, что я думаю, что ей нужно быть более разборчивой в выборе текстов. Вот. А так — как исполнитель — она мне... она у меня вызывает уважение, потому что она работает над песней, ну и так, в общем... Ну, дело в том, что... Вы понимаете, в чём дело... Я, например... Вот, <неразборчиво>. «...Она, как и вы, разговаривает со зрителем, доверяет ему, поверяет самые сокровенные чуства». Видите ли, в чём дело — я вам сокровенных чувств не поверяю, и считаю, что... <Смех в зале> Я считаю, что это лишнее. Это лишнее — поверять сокровенные чувства. Нужно, вероятно, делиться с людьми своими мыслями по поводу того, что их тоже интересует. А если я вам буду рассказывать свои сокровенные чувства, они вам могут быть совсем не интересны. Вот. Так можно докатиться до разговоров о том, кто с кем, кто как, кто когда и где, вот, значит.
   Есть... Так. Я... Записки, в которых пробуют э… чт... в которых требуют от меня исполнения тех или иных песен, я их не буду оглашать.
   «...Какую-нибудь песню, связанную...» А! Это удивительно! Всё вы как… как-то... Такое впечатление, что за мной следят... <Смех в зале>
   Значит, песни, которые посвящены моим друзьям, некоторые я исполняю, а некоторые я исполняю только тем друзьям, ко… кому они посвящены. В данном случае песню, которую вы просите спеть о нём, о моём друге, который именно, там, ищет золото и так далее, вот, — я исполняю ему лично, наедине, в присутствии только, может быть, его жены и моей, и всё.
   Так! Ну, хорошо, ладно! Так я никогда не отвечу... Я всё жду, что мне тут... меня чё-нибудь спросят такое, что меня поставит в тупик. Ага... Я лучше буду продолжать. Вот.
   Ну вот, это я уже спел, так что тут — некоторые повторы.
   Теперь я хочу вам показать одну песню, которую, возможно, тоже вы скоро услышите. Песня эта называется... Она посвящена женщине, которая долго ждала. Я бы её назвал «Жди меня», но, к сожалению, уже так было. Поэтому пусть она будет без названия.

<Изменён порядок куплетов>
<Аплодисменты>
   А вот ещё одна песня, которая… "песня-шутка", называется она “На таможне”, шуточная история.

<Аплодисменты, откашливается>
   Угу… Так, большие пластинки, значит. «Выйдет ли когда-нибудь большая пластинка с вашими песнями?» Вот, вы знаете, сейчас я предпринимаю очередную попытку сделать такую пластинку. Я б её, в идеале, даже хотел назвать так. Этот диск бы назывался: «Песни, не вошедшие в фильмы и спектакли». Знаете, как написано, там: «Песни... там, стихи, не вошедшие в Полное собрание», предположим, называют же, верно? <Смеётся> Вот. Ну, значит, не знаю, как мне это удастся. Обещали мне помочь некоторые люди в этом деле. Вот. Это будут песни все, которые — почти — вы не знаете: это из «Робин Гуда», это, может быть, вот из «Арапа» то, что не вошло, там, ещё, ещё. Ну и я надеюсь, что она когда-нибудь... Во всяком случае, я её запишу, если у меня будет такая возможность. А уж выйдет она или нет, я не знаю. Потому что два моих больших диска так и лежат, и лежат, и лежат... Вот.
   Мог бы я исполнить «Протопи ты мне баньку, хозяюшка...»? Конечно, мог бы. Но не исполню сейчас — в другой раз, может быть, когда-нибудь. Щас я вам — что-нибудь другое. «Баньку»? Ну, значит...
   Теперь. «Всё ли написанное вами вы храните?» Нет, не всё храню, к сожалению. «...В каком виде храните вы написанное? Как это передать грядущим поколениям? <Оживление в зале> Нужно публиковать». Вы знаете, я тоже считаю, что хорошо было бы публиковать. Не знаю, насколько нужно — но, в общем, было бы хорошо, конечно. Для меня и, может быть, для людей, которые это любят, тоже. Но сие не от нас с вами зависит, как вы понимаете. Я пытался даже кое-что и публиковать. Среди них были просто стихи, чистые стихи, никакие не песни. В «Аврору» — там были стихи «Дорожный дневник», то, что одно из стихотворений, тоже в каком-то непонятном виде... Я такого стихотворения не писал даже. Вот. Оно появилось в «Дне поэзии», страшно обрезанное, исковерканное, искорёженное. И то, зачем я его писал, там нету в этом стихе. Там есть — так... нормальное... мог бы любой человек это написать, вот.
   И... Ну и потом, там были стихи, которые я отдавал в несколько изданий, посвящённые Шукшину, на смерть Шукшина написанные, Васи, и ещё несколько. Но они, к сожалению, никогда… мне возвращают это очень часто из редакций (я не… не из жалобы, я вам рассказываю истинное положение вещей) — и в таком виде, в котором я не соглашаюсь их печатать. Вот в чём дело. Вот я, так сказать, не помираю с голоду и, в общем, это не то, чем я зарабатываю себе на хлеб. Я работаю в театре, в кино снимаюсь и так далее. Поэтому это меня не очень сильно допекает. Поэтому я предпочитаю их оставить здесь, здесь и у вас, если вы это любите, в сердцах в том виде, в каком я хочу, а не в том виде, в каком они предпочитают. Поэтому никогда, значит, пока это не публиковалось нигде.
   А всё ли написанное мною я храню? К сожалению, нет. Но вот недавно, совсем недавно, несколько дней тому назад, я вдруг познакомился с двумя людьми, которые собрали всё. Вы можете себе представить? Просто всё — ну, за исключением, может быть, там, сотни, которую они не нашли. Но — всё-всё. Два гигантских вот таких тома. Я был настолько поражён... Потому что там были вещи, может быть, единожды мною спетые где-то в какой-то компании, где мы, там, выпивали... Я даже уже этого не помню. Даже есть там такие вещи, которые я никогда больше не исполнял, кроме вот этого единственного раза, который они откопали. Они были на студиях, нашли всё, что не входило в картины... Это просто поразительно.
<Речь идёт о Б.Акимове и О.Терентьеве. — Ред.>
   Вот так что, к счастью, нашлись люди... Для меня, к счастью, нашлись люди, которые настолько к этому относятся с уважением, что проделали такую гигантскую работу.
   Так что, я думаю, что, в общем, это не пропало насовсем.
   Теперь, значит... «Спойте какую-нибудь из ваших лирических... они у вас...» Видите, в чём дело: э... у меня все песни — лирические. Лирические — это же ведь песни, которые... Чтой это такое, «лирика»… «лирика», а? Вы имеете в виду, наверное, любовную лирику? Такой в прямом смысле слова я не пишу — у меня гражданская лирика – скажем так. <Смех в зале, аплодисменты>
   «У Дольского есть песни — пародии на вас». Вот я вам что скажу. Я вообще против пародий, за исключением пародий на стиль литературный и когда ещё исполняют э… для развлечения. Вот пародия, она носит развлекательный характер. Либо есть литературные пародии. Я думаю, что был один человек, который был в этом деле велик — Архангельский. Сейчас есть Саша Иванов, который это делает тоже неплохо. И, на мой взгляд, лучше всех теперешних делает это Лёня Филатов. Потому что он не делает пародию, взявши одну строчку и потом её начиная обрабатывать, а он делает, правда — на стиль, и ещё очень хорошо показывает. Почему мне не нравится пародия Дольского? Во-первых, я её не очень хорошо знаю. А во-вторых, вы понимаете, я ещё не собираюсь, в общем, у... сходить с... с арены, поэтому... пародии надо тогда уж, когда нету там, или... Да и ещё, понимаете так... Пародии пишут, когда сами не могут. <Оживление в зале> Не получилось стих... стихи писать — вот и пишут пародии. Вот. Потом, надо всё-таки следить. Знаете, есть дружеские шаржи, а есть — пародии. Так вот, если пародия — эпиграмма, я её понимаю, если она — дружеский шарж, я понимаю. А если она не пойми что, ни подо что не подходит, а так просто — рифмоплётство, — какая же это пародия? Это так... Куплеты надо писать для эстрады. Вот.
   Так... Ну вот, видите, я уже одну спел на эту заявку.
   «С Юрием Петровичем или Эфросом — с кем интереснее работать?» Ну, это, в общем, праздный вопрос и поставлен он неверно. Значит, вы могли бы просто меня спросить: «С кем вам интересно работать, с Юрием Петровичем Любимовым? С Эфросом? С Бруком? С Тарковским?..» Мне бы со всеми с ними интересно очень работать. Значит... С ними всё по-разному. По-разному интересно. Необычайно интересно работать с Эфросом — особенно мне было. Потому что я после десятилетнего пребывания, там, двенадцатилетнего в театре, когда я работал только с одним режиссёром театральным, вдруг встретился с человеком, который абсолютно занимается другими вещами э… в смысле эстетики и формы. Но тем же самым в смысле идей и проблем. Вот так что они не разные совсем по тому, как они думают про эту жизнь. А по тому, как они воплощают это, они разные, и с ними работать необычайно интересно — и с тем, и с другим. С Любимовым безумно трудно работать, но я думаю, что и с Эфросом — ещё труднее. Потому что к Любимову мы привыкли. Потому что Эфрос очень-очень мало возится. Эфрос набрасывает — и пускает тебя, говорит: «Давай, пошёл!» как можешь. Барахтайся. «А теперь — говорит — ребята, надо играть!» Любимов всё доводит до конца и не позволяет себе, чтобы на его глазах был ещё «полуфабрикат» — он может с ума сойти от этого. Эфрос — допускает и больше доверяет: «Давайте!» Он верит, если... Особенно — с людьми, с кото... в которых он верит, он считает, что через... даже хоть через несколько спектаклей они дотянут.
   Вот в этом, может быть, небольшая разница, а так, в общем, они простукиваются в одно и то же. Недаром, в общем-то, эти фамилии и стоят где-то там в первых рядах режиссуры нашей. Ну, ещё, может быть, там, одна... А может быть, и больше никого.
   Так. Теперь. «07», «Девушка, здравствуйте...». Ну да. В связи с чем я её написал? И ещё песни о про... Вы знаете, я никогда не помню, в связи с чем написал. Да это даже неважно, самое главное — результат напи... — то, что написано. А что это вызвало к жизни — какая разница? Может быть, ничего, может, сон какой-нибудь приснился. А, может быть, пришло слово, может быть, — какая-то строчка. Очень часто бывает так, что просто придёт строчка любопытная, и от неё — вся песня. Вот.
   Так. Ну, тут уже требования чего-то спеть. Я ещё щас вам спою песню, которую мн… во многих просят...
   Значит, «Несколько слов о м-м-м… планах, там, последущих, предстоящих работах в театре». Я сейчас работаю над «Преступлением и наказанием», и буду играть роль Свидригайлова. «Преступление и наказание» — инсценировка, у нас в театре будет... которая будет идти, называется не «Преступление и наказание» — называется она «Родион Романыч Раскольников». И взята больше всего история с тем вот, как... как Свидригайлов про него говорит, что теорию-то он выдумал, а вот перешагнуть не задумываясь — не в состоянии. Из-за этого, дескать, он страдает. Вот. Дело в том, что очень много пишут сочинений, школьники особенно и молодые люди. Например, сочинение под заголовком: «Раскольников — герой нашего времени». Да-да, правда-правда. Так учат в школах, что некоторые дети, и я думаю, большинство присутствующих... и я до определённого момента думал так и жалел его. Достоевский этого эффекта не хотел никаким образом. И часто очень подчёркивал его надменность в общении с людьми, в том что его не любили студенты и сокурсники, в том что каторжники побили его за то, что он не хотел молиться — и всякие-всякие такие странные вещи, котор… мимо которых много проходили. В этой… в этой инсценировке исследуется проблема молодого человека. По-моему, на мой взгляд, она очень современна теперь в связи с тем, что происходит в мире — и по поводу террора, и всего там...
   Вот. Дальше будет — мы, вероятно, будем ставить «Дом на набережной» Трифонова, и поза-позавчера была у нас читка. Сделали такую инсценировку... не то пьесу, я даже не знаю, как это сказать — но очень интересно, на мой взгляд, очень. Если кто-то читал — значит, меня поддержат, что хорошо бы в театре это делать. Правда, это очень трудно, но мне кажется, что можно. Вот. Кого я буду там играть, я не знаю, но буду обязательно.
   Дальше мы хотим... Планы-то обширные очень, но остальное уже тоже... Вообще всё зависит не только от нас. Чё-нибудь будем делать.
   Значит, на... «Сейчас на нашей эстраде, как кажется, очень скучно. Слишком много неотличимых друг от друга певцов...» Правильно, «...с хорошо поставленными голосами и прочими достоинствами. Как вы в этом свете относитесь к творчеству Аллы?..» Вот я уже вам сказал. В этом свете вот мне кажется, что она выделяется именно тем, что она работает, что... Вы понимаете, она ещё — творец. Вот когда присутствует творец — я в прошлый раз говорил, — это всегда достойно уважения. Потому что когда человек что-то своё делает... Она занимается ещё творчеством помимо исполни... помимо исполнительства, понимаете, она думает, как это сделать, для чего. Но, к сожалению, я вот вам сказал, что... Но это не она виновата по поводу текстов.
   Ну и вот я заканчиваю с записками, и нужно нам с вами...
   Так! «Расскажите о своих стихах». Видите в чём дело: рассказывать о стихах нельзя. Я когда-нибудь сделаю, если хотите, вам вечер просто стихов, которых я никогда не пою. Вот. Я могу вам кое-что почитать, но это так... Надо подготовиться к этому — я немножко не так настроен. У меня очень много стихов — примерно столько же, сколько и песен. Вот. Я их никогда почему-то — даже не знаю, почему, — никогда не читал. Может быть, из-за того, что я пока не выработал своей манеры читать стихи. Вот. Иногда у меня получается, иногда — нет. Вот когда это образуется, я, вероятно, просто буду делать творческие такие свои вечера — просто чтецкие, когда я просто буду читать стихи свои. Но пока я этого не делаю.
   Э… "В какие теа... В какие театры я хожу?" Значит, я хожу вот к Эфросу, Эфроса смотрю. А вообще, вы знаете, если честно вам признаться, я почти не хожу в театры. Во-первых, артисты мало имеют таких возможностей...
   Девушка, а зачем вы ко мне спиной повернулись? Мне жалко, вы всё время сидите спиной. Повернитесь ко мне, я хочу вас видеть лучше, в фас. Неудобно?..
   Вот э... я обычно, опасаясь влияний, не хожу в театры. И во время, когда я работаю над новой какой-то особенно вещью, постановкой, я не хожу смотреть ничего. Потому что если мне очень нравится, вот, мне досадно, что я там не работаю, а если не нравится — мне очень жалко артистов, и, в общем, я расстраиваюсь. И так как артисты люди восприимчивые, наверное, помимо нас... Ты начинаешь бессознательно пытаться, если тебе что-то понравилось, повторять приёмы и так далее. Я поэтому не хожу никогда, не гляжу. Только в конце сезона, когда уж понятно, что нужно смотреть. Ну, слушаешь людей, которым доверяешь... И тогда я иду смотреть — неважно даже, где, потому что вдруг в самых неожиданных местах появятся интересные вещи. И тогда я хожу глядеть их — неважно в какой театр, это меня... Везде есть хорошие артисты. И очень редко, к сожалению, но очень может быть, что в театре неожиданном для вас появится спектакль, который будет как "разорвавшаяся бомба" просто.
   Поэтому я не могу вам сказать. Но к Эфросу я всегда люблю ходить просто я потому, что с ним дружу. Ну и, конечно, я смотрю спектакли Любимова ещё в своём театре. <Смеётся>
   Теперь. Ещё что, ещё что? Ну, ещё ничего, наверное. «Песню про картошку...» Хм, про картошку... «Исполните, как <неразборчиво>». Хорошо. Вы знаете, «Про шахматы» просят. Это ведь песня момента, поэтому её не имеет смысл петь. Вот я закончу — я говорю, что у меня на подходе целая такая серия новых шахматных песен. Вот когда я их сделаю полностью, я вам их все с удовольствием спою.
   Вот м-м-м… Ну и «Песня «Колея»...», «...связаны они с кино?» Да. Песня, о которой вы спрашиваете, «Книжные дети», «Средь оплывших, — да? — свечей и вечерних молитв...» — это вот из «Робин Гуда» песня. Э… и… э… я их попытаюсь записать на пластинку.
   Значит, там последний вопрос был — «Пиковая дама». Ну, я надеюсь, вы не просите от меня: «Ах, какая драма, пиковая дама...», нет? Вы хотели историю про «Пиковую даму»?
<Речь идёт о несостоявшейся постановке оперы «Пиковая дама» Ю.Любимовым. — ред.>
   Она уже отошла в прошлое. Видите — всё на местах. Ну, нервы попортили человеку — даже вот ему операцию делали, Любимову. Вот. А, в общем, он работает, продолжает. И всё, к счастью, так... Не так уж страшен чёрт. А, в общем, это всё — могу вам сказать абсолютно откровенно — и в той, и в другой статье, которые были, — всё либо передёрнуто, либо вырвано из контекста, либо переврано и… либо просто чистая клевета. Вот. К сожалению, люди, которые взяли на себя смелость это напечатать, не проверили. А у нас опровержения никогда, к сожалению, не появляются. Вот. Но я думаю, что товарищи сделают выводы... Не хочется к этому возвращаться — это слишком противная история. Так. Одно ва… вам могу сказать: мне очень печально, что эта постановка не состоялась и не состоится. Или если состоится — я думаю, не будет её, — если состоится, то не с этой компанией: Рождественский, Любимов и Шнитке. А если будет с кем-нибудь другим, я думаю, это будет, может быть, по-другому интересно, но не так. Потому что я знаю весь замысел и видел макет — и думаю, что это поразительно было бы.
   Ну вот, слушайте:

<Аплодисменты, откашливается>
   ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Возьмите.
   Спасибо.
   Ну что же, я вас благодарю за приятный вечер ещё очередной... <Аплодисменты, смеётся>. Не нет, а да. Так мы с вами договоримся.
<Реплика относится к протестам аудитории по поводу окончания выступления. – Ред.>
   Вы видите: я в… вам пообещал — и даже получилось это раньше, чем предполагал. Я прошу устроителей в следующий раз — ну, скажем, там, дня через три-четыре — когда вы придёте снова меня приглашать, скажите, что я снова буду петь перед той же аудиторией, тогда я подготовлю ещё что-то новое и другое. Вот, а так это невозможно. Вы понимаете, я сегодня просто из сил выбился, из всех сухожилий, потому что я всё время вспоминал: я это пел, это говорил... И... Понимаете? Вот. А всё равно беседы не получилось с вами у нас. Но я думаю, в следующий раз вы разговоритесь — я вас послушаю. Ладно?
   Вот. А щас я вас благодарю, всего вам доброго. На подходе не... Чего спеть-то?
   ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: «Как во смутной волости»!
   Да ну, зачем? Значит, ну... вы тут... вот... видите, ребята... это... Ещё мне камень дорят! «И ктой-то камень положил в его протянутую руку!» Спасибо. <Аплодисменты>
   С.ФРОЛОВ: Если вы к нам будете чаще приезжать, вы приличную коллекцию соберёте!
   Говорят, что если я к вам буду чаще приезжать, я соберу приличную коллекцию минералов.
   Всего доброго! Спасибо, ребята!
<Аплодисменты>
<Шум зала>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :