<Аплодисменты>
   Спасибо. Спасибо.
   Я нарочно начал с песни своё выступление, чтоб вы не подумали, что к вам приехал кто-нибудь другой, потому что вот тут недавно, несколько недель назад объявили Мартынова, а приехал не тот Мартынов. Вот. Но всё-таки несколько слов о моей работе в театре, в котором я работаю, а потом я буду вам петь, показывать стихи. Одним словом, всё, зачем вы сюда пришли, полной мерой вам отдам.
   Значит, я работаю в Москве, в московском Театре на Таганке. Это театр, кото... он называется "Театр драмы и комедии". Больше он известен под именем: Театр на Таганке, потому что он расположен просто на Таганской площади. Существуем мы четырнадцать лет. Это немного для театра, но, несмотря на это, он завоевал очень большую популярность у зрителей Москвы, других городов, где мы бывали на гастролях.
   Были мы также за рубежом — в поездках в Болгарии, в Венгрии, во Франции. В Югославии на белградском интернациональном фестивале, который называется БИТЕФ, мы получили Гранд-при — высшую награду фестиваля за спектакль "Гамлет". Это мне было особенно приятно, потому что я в нём играю роль Гамлета.
   Ну, в чём секрет популярности такой этого театра? Театр имеет своё лицо, свою позицию, очень внятную и чёткую позицию. Он ни на кого не похож, ни на какой другой коллектив ни у нас, ни за рубежом. Мы за… много занимаемся поиском, экспериментом в области формы, поэтому каждый спектакль — это прежде всего яркое зрелище, это всегда интересно смотреть. А позиция чёткая — она всегда привлекает людей. Когда знают, о чём говорят со сцены — это больше доходит до зрителей, и зритель любит очень, когда с ним, как говорится, не играют в прятки, а разговаривают впрямую. У нас есть такой приём, который родился ещё с первого спектакля с брехтовского — это выход на зал, когда ты броша... бросаешь действовать на сцене, выходишь на зрительный зал и начинаешь впрямую разговаривать со зрительным залом либо каким-то монологом, либо песней, либо каким вот музыкальным номером. И у нас в каждом спектакле очень много песен, музыки и стихов. И не только профессиональных поэтов и композиторов, а ещё мы сами, артисты нашего театра... мы не только исполнители, не только артисты, работаем на сцене не в качестве только артистов, а мы ещё и авторы. Мы, каждый из нас, если имеет какие-то способности, имеет возможность их применить на сцене нашего театра.
   Я пишу песни, стихи и музыку. Артист такой, Смехов — пишет инсценировки. У нас есть свои профессиональные композиторы — Хмельницкий и Васильев. Есть у нас также... э… есть у нас, например, Валерий Золотухин, с которым я много играл в кино, и вместе с ним мы работаем в театре. Он поёт, он играет в кино очень много. А сейчас у него вышла повесть в "Юности" и выходит книжка, то есть, он стал уже писателем. Это очень интересно, потому что мы много вкладываем в дело, в котором работаем, а, значит, оно нам становится дороже. Это всегда так — чем больше вложено, тем... чем больше отдано, тем ближе, дороже становится и дело, и человек, в которого ты это дело вложил. И это тоже видно зрителям, что мы играем с полной отдачей, как говорится, с потом и кровью, как в последний раз. Никто не позволяет себе халтурить на сцене, никто не позволяет расслабиться. Все играют с нервами. Вот. И это тоже зрителю нравится. Вот из-за этого так зритель приходит к нам на спектакли.
   Есть у нас спектакли, которые сделаны на прозе. Мы берём не только драматические пьесы, как обычно в театре, а мы играем... Например, появился какой-то роман или повесть, или рассказ. Мы привлекаем автора, и он бывает у нас во время репетиций, сидит в зрительном зале. И мы с ним вместе делаем сценический театральный вариант наших спектаклей. Значит, от них веет свежестью, живостью, и видно, что это делали люди, которые живут сейчас, для людей, которые тоже современные люди, для тех, которые живут сейчас.
   Есть у нас спектакли поэтические, которые сделаны на чистой поэзии. Поэзия — это традиционно любимый вид литературы у нас в России. И как-то так случилось, что поэты стали... не только они были прекрасными стихотворцами и писали великие стихи, а они ещё были высокими гражданами и очень прилично себя в жизни вели, достойно. И поэтому вот такое вот... Всегда через чёрточку пишут "поэт-гражданин". Это правда. И как-то случилось так, что поэзия заняла главную вершину в этом хребте литературном и опоэтизировала как бы всю нашу литературу. Ну мы не могли пройти мимо этого в театре и поставили несколько спектаклей о поэтах. О Маяковском — "Послушайте!", о Пушкине — "Товарищ, верь!", по поэмам и стихам Вознесенского — "Антимиры", Евтушенко — "Под кожей статуи Свободы". Есть у нас спектакль по Есенину "Пугачёв".
   И есть один из самых любимых мною спектаклей, который называется "Павшие и живые". Это пьеса о поэтах и писателях, которые участвовали в войне. Одни из них погибли, другие живы до сих пор. Просто на их творчестве лежит печать военных лет. А мы впервые зажгли Вечный огонь по этим погибшим ребятам, которым было всего двадцать–двадцать один год к тому времени. И они ничего не успели сделать, кроме того, чтоб написать несколько хороших стихов и ещё отдать свою жизнь. И вот вспыхивает пламя Вечного огня, выходит артист, и вот уже шестьсот раз, сколько мы играем спектаклей, просит почтить память погибших минутой молчания. И весь зрительный зал, как один человек, встаёт, и молча поминает погибших. А по трём дорогам выходят поэты, читают свои стихи. Потом уходят назад по... по дорогам, которые загораются красным огнём, уходят назад в чёрный бархат. У нас висит чёрный бархат сзади, как в землю, как в братскую могилу. Уходят, а по ним снова звучат стихи и песни.
   Я написал несколько песен к этому спектаклю и играю там замечательную роль Семёна Гудзенко, который написал такие стихи, что даже не верится, что ему было тогда всего двадцать лет.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ты скажи папе, я потом напишу, хорошо?
   Спасибо большое. Благодарю.
   Скажи папе, что я потом напишу.
   Меня очень часто спрашивают, почему я так много пишу о войне. Просто потому, что я для своих песен стараюсь брать людей не тех, которые в данный момент отдыхают или жуют, а тех, которые волнуются, действуют. Люди, которые находятся в крайней, высшей степени нервного напряжения. У которых должен произойти слом какой-то, что-то должно решиться, которые могут каждую следующую минуту заглянуть в лицо смерти и так далее. Вот поэтому я так часто обращаюсь к военной теме. Вот.
   Но это не значит, что я буду всё только военные песни. Я в своих выступлениях чередую обычно серьёзные и печальные песни с шуточными и весёлыми. И вот наступило время нам с вами улыбнуться.
   Послушайте песню, которая называется "Песенка о переселении душ". Ну, значит, ме... мы с вами ведь не умираем, а после смерти душа наша переселяется в животных, в предметы, в растения, в общем... в насекомых. В общем, кто куда сможет, тот туда и переселяется.

<Аплодисменты>
   Ну, тогда поехали в Австралию. Значит, песня о мангустах. У меня есть целая программа песен о животных — о домашних, о диких, о разных. Вот эта песня о мангустах. Мангусты — они ловят змей. Маленькие такие зверьки, зубастые такие. Они ловят змей.

<Аплодисменты>
   Вы, наверное, обратили внимание, что мои песни не поют эстрадные певцы. Не потому, что они не хотят, а потому что я не даю. Потому что, на мой взгляд, песня авторская и эстрадная — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Это два разных песенных жанра. Эстрадная песня предполагает наличие нескольких авторов: поэт — автор текста, композитор — автор музыки, и исполнитель, певец — автор исполнения, интерпретации. Всегда есть оркестр, всегда есть такая приподнятость, концертность, зрелищность. Всегда есть смена номеров. Рампа — вот эта вот граница между зрительным залом и сценой. Одним словом, зрелище. И если это зрелище убрать из эстрадной песни, она очень много потеряет. Во-первых, потому, что из-за такого обилия этой песни, которая повсюду, повсеместно и повседневно по телевидению, по радио, везде-везде, у них просто, наверное, не хватает время работать над текстами. Им лишь бы сильно звучал оркестр, была хорошая оркестровка, мелодия более или менее хорошая. Они обладают хорошими вокальными данными, голосами. И вот шпарят, значит. А дело в том, что иногда они поют такое, что просто ну не имеет никакого смысла, не имеет... не несёт никакой информации в себе. Это в наш век, когда так много информации отовсюду: радио, телевидение, газеты, телефоны, сплетни — чё хочешь. Вот. Ну и, значит, вдруг приходите на концерт, а вам никто ничего интересного не рассказал. Это же обидно. Вам вдруг говорят, ну даже, предположим, та же самая полюбившаяся: "Яблони в цвету — какое чудо!.." Ну, какое чудо? Ну а тополи в пуху — тоже чудо, верно? Ну и так далее, и так далее. Разве это поэзия? Там, предположим, Есенин написал, э…:
          «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым.
          Увяданьем осени охваченный,
          Я не буду больше молодым...»
   Тоже про те же самые яблони, которые роняют цвет, а как прекрасно. Потому что это настоящая поэзия. А это — "Яблони в цвету — какое...". Ну и что? Ну вот. Ну, правда, поёт он ничего.
<Аплодисменты, откашливается>
   Я не хочу огульно охаивать все песни. Я вот знаю многих людей, которые работают над текстами, считаю, что поэтическая основа — это самое главное в современной песне. Вот Бернес так работал. И обратите внимание, он сколько лет не живёт, а как только он запоёт по радио, вам захочется услышать, про что он поёт. Потому что он ценил слово, ценил стихи. Вот. И потом, в эстрадной песне есть один... Там много плюсов, конечно, но есть ещё один минус — что она всегда однообразна. Это раз навсегда отрепетировано. Это всегда добивается певец оптимального варианта, а потом старается под не... под него подтянуться. Он закован в рамки оркестра, всегда в ритмические рамки одни и те же. Поэтому новостей вас не подстерегает. Вы придёте и услышите ту же самую песню, звучавшую точно так же, как и в прошлый раз.
   Мы, которые занимаемся авторской песней... я работаю, я всё делаю сам — и стихи, и музыку, и сам исполняю это на зрителях. Значит, это мне позволяет каждый раз, на каждой... на разной аудитории по-другому петь. Не только позволяет, а обязывает. Я по-другому и не могу. Из-за того, что я свои песни раньше писал для своих друзей, и они имеют такой дружеский настрой, настрой доверия. Потому что мои друзья были моими первыми ценителями и судьями. И вот эта вот атмосфера — она осталась в этих песнях. Это форма беседы с людьми, которая мне даёт, поверьте, не меньше, чем вам. Вот я прошу зажечь свет в зрительном зале, чтоб вас было видно, ваши глаза. Потому что у меня нет оркестра. Есть вот этот интимный инструмент — гитара. Но он тоже даёт мне большие возможности — разговаривать... доверительно разговаривать со зрителем. И так как он каждый раз разный, я всегда могу менять кое-что: и настроение песни, и импровизировать в словах, и придавать ей другую окраску. Каждый раз по-другому. И это мне интересно, я думаю, и зрителю тоже из-за этого интереснее. Вот и поэтому люди записывают на магнитофон, несут домой. И мы во многих домах находимся в скрученном состоянии — в виде магнитофонных плёнок. Но чувствуем себя там довольно хорошо.
   Иногда, правда, э… поют другие люди мои песни. В основном это драматические артисты в спектаклях. И тоже был такой случай. Вот меня позвали в театр Сатиры, говорят: "Покажи вот... Ну-ка, покажи, как ты поёшь, потому что твои песни имеет смысл петь только как ты". Я им показал. Я уж не знаю, что они делали. То ли они пиво холодное пили, то ли в форточку дышали нарочно. Вот. Срывали голоса. Кстати, напрасно. Это занятие беспочвенное, абсолютно какое-то праздное. Пустое это — подражать голосу. Тем более, что нечему там подражать. У меня голоса никакого нету. Всё от папы с мамой. Он у меня всегда был такой. Даже когда я был маленьким ребёнком, читал стихи каким-то взрослым людям, они говорили: "Надо ж! Какой маленький, а как пьёт!" <Смех в зале, аплодисменты> Как смешно.
   Вот я... я обратил внимание, как только пошутишь по поводу "зелёного змия", так есть отдача в зрительном зале. Причём, это только у нас. Когда я был вот в других странах, там они не регируют. Я всё думаю, почему ж такое? Начинаешь шутить по поводу коньяка в Болгарии — никакого эффекта. Ну, думаю, может быть, у них такой проблемы нет? Да нет, говорит, вроде, тоже пьют. Но потом понял. Дело в том, что мы-то заканчиваем, а они токо начинают. Поэтому... <Смех в зале> Они ещё не знают, чем это чревато, да?
   Ну вот. И м-м… э… они спели, эти артисты в театре Сатиры, спели это достойно очень. Потому что я вообще ценю больше всего личность, индивидуальность на сцене. И всегда интереснее всего видеть, как сам человек это исполняет, а не как какому-то дяде он подражает, тем более, что дядю самого можно послушать. Это я говорю для тех людей, которые, вероятно, владеют этим инструментом и, наверное, поют. Может быть, и мои песни. Не надо подражать голосу никогда. Вот. Он у меня всегда был такой, с детства, вы всё равно такой не сделаете. А катаром заболевать нарочно для этого не надо. У меня нет катара. У меня всегда так было. Я, конечно, немножко его подпортил, там, куревом и другими делами, но всё-таки... <Откашливается>
   Вот они спели несколько песен. Мне понравилось их манера. И я взял и записал эту песню на пластинку. Но, то есть, всё равно, так как я её пою, а не как они. Песня "Утренняя гимнастика".

<Аплодисменты>
   Вот ещё одна шуточная песня спортивная, если так вы по спортивному настроены. Называется она "Марафон, или Бег на длинную дистанцию". Это написано по поводу комментариев к некоторым матчам, особенно, хоккейным матчам, которые передают по телевидению. Ян Спарре или Озеров таким бравым голосом вдруг вам объявляют: "Вот ещё одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!" А вы думаете: "Ну, какие же они друзья, если шайбу забили?" Они на поле соперники и противники, а друзья они до и после. "До того" и "после того".

<Изменён порядок>
<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Во многих письмах, которые я получаю, люди спрашивают: не плавал ли я, не летал ли, не сидел ли, не воевал ли, не шоферил ли и так далее. <Смех в зале> Чё вы смеётесь? Это, знаете, почему? Потому что почти все мои песни написаны от первого лица. Я всегда говорю "я". Но это не из-за того, что я всё видел уж и всё испытал, потому что понадобилось бы много жизней для этого. Я люблю услышать, увидеть, может быть, то, что вам невдомёк. А самое главное, это всё пропущено через меня, через мою фантазию, мою душу. И поэтому я рискую говорить "я" даже от имени тех людей, от которых я пишу. Вот. Потому что это наполовину всё-таки и моё. И теперь я хочу вам показать такой... И поэтому эти песни называют "песни-монологи".
   Я хочу вам показать один из та... таких "песен-монологов", называется она "Дорожная история".

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Договорившись про то, что это не концерт, а встреча с вами, я думаю, мы поняли, что это не самое главное. Поберегите ладони, будете гладить детей по головам. Вот. У нас с вами встреча. Правда, не за столом, когда после второй–третьей и песен не надо никаких. И так все друг друга любят. Вот. Но всё-таки я у вас в гостях в городе, а вы у меня просто в гостях за песнями.
   Ещё одну шуточную песню я хочу вам спеть, которая называется "Диалог у телевизора"... или в цирке — кто как хочет.

<Аплодисменты>
   Во. А ты говоришь. Ещё одну.
   Я уже с перевыполнением, значит, но всё-таки я ещё хочу вам спеть одну песню. Называется она... Песня эта — как бы ответ на многие тоже вопросы, которые мне задают о том, что я люблю в этой жизни, чего не выношу. Песня эта называется "Я не люблю". Это из спектакля московского театра "Современник" "Свой остров".

<Аплодисменты>
   Следующая песню, которую я вам хочу показать, я обычно пою, когда работаю с киношниками. Ну, потому что я никогда не работаю с роликами. Вот, знаете, показывают, там, что с ними было лет пятнадцать-двадцать назад на экране с указкой и говорят: "Вот это я, вот это, значит...". Вот я так не работаю, я предпочитаю работать живьём. Вот. И всё-таки, зная такой интерес зрителей к кинематографу и к тому, что происходит вокруг кино, там где-то за экраном, я написал песню, которую исполняю обычно на встречах с кинозрителями. Ну, я вам её всё-таки спою, вы же тоже кинозрители, верно? Вот, песня эта вот про что. Был та… есть такой знаменитый артист американский, западный артист, он международный артист Шон Коннери. Это артист, который играл Джемса Бонда, агента э… 007, супермена, супершпиона и так далее, и так далее во многих фильмах по романам Яна Флеминга. Эти фильмы очень популярны и поклонников у него просто, ну как говорится, пруд пруди. Поэтому он ходит с охраной, живёт за высокой стеной, к нему не пробьёшься. Он их очень опасается, боится, что они его совсем затюкают. Ну вот, и вот его пригласили сниматься к нам в картину "Красная палатка". Он приехал, недели две ходил, а люди вокруг него ходили и никак… никакой реак… ну так пройдут токо что не плюнут, а, в общем, никакого особенного… <смех в зале> за автографами не подходят, низкопоклонства не выказывают, потому что он в жизни никакой не супер. Он нормальный человек, респектабельный господин, чуть седоватый лысоватый нормальный человек, симпатичный и никакой не супер. И у нас этих фильмов-то никто не видал, поэтому никак не реагируют на него. Вот. Он две недели подышал полной грудью, походил свободно по улицам, а потом заскучал, говорит: "Как же так, никто меня не знает, что же это такое. Надо сделать всё-таки вечер, хотя бы моим сослуживцам объяснить кто я такой". Значит, ну созвали там сделали вечеринку, там. Он купил напитков разных хороших, всех развлекал, правда, по-английски. Ну, там… а в этой компании никто по-английски ни бельмеса, в общем, не смыслил. Так смотрят, что это он такое там чё такое говорит, хихикает сам с собой. Ну, в общем, короче говоря, всё выпили, съели да ушли. И он остался один у разрушенного стола в недоумении в полном и долго повторял: "Да, действительно - это таинственная страна, Россия".

<Аплодисменты>
   ГОЛОС: Володь?..
   Ещё одну.
   Спасибо.
   Ну, не надо. Спасибо вам. Я... я всё понял. Я всё понял.
   Благодарю вас. Вот мне сказали, что харьковчане — народ сдержанный, мои друзья. Правда, они были давно. Говорят, в Харькове даже если очень нравится, они не показывают этого. Вот. И… и вообще, говорят, здесь все театры горят в прямом и переносном смысле. <Смех в зале> Вот. Но я очень рад, что это неправда. Вы очень живо и, в общем, хорошо себя ведё… <смеётся> ведёте у меня в гостях, вот, а я старался точно так же у вас в гостях себя вести. И благодарю вас за ваши улыбки, когда было смешно, за ваши глаза серьёзные, когда было серьёзно. И что вам сказать ещё… Я не миную вашего города в своих поездках, если буду ещё бывать, и с большим удовольствием вам буду петь, скоко вы хотите. Вот. Но я не могу всего перепеть сразу. Я всё равно даже сегодня с перевыполнением. Песен у меня много — несколько сотен: и песен, и стихов, и всевозможных номеров и потихонечку, глядишь, я всё вам и покажу. А сейчас благодарю вас, всего вам доброго. Счастливо!
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :