В.ЯНКЛОВИЧ: Добрый день! Товарищи, рассаживайтесь, вон там же есть места, что вы стоите вдоль стен, пожалуйста, садитесь. А то вы будете... Сегодня мы заканчиваем третий цикл о творчестве артистов московского Театра драмы и комедии на Таганке. Сегодня у вас в гостях член Союза кинематографистов, артист нашего театра Владимир Высоцкий. Тема его выступления: "Поэтический театр. Поэзия и музыка в театре и кино" Мы у вас с выступлением Вас… Владимира Семёновича Высоцкого в шестой раз. Поэтому я не буду рассказывать о его творчестве, вы все хорошо с ним знакомы. Поэтому я просто представлю слово Владимиру Высоцкому.
<Аплодисменты>

<Аплодисменты>
   Добрый день! Ну, так. Извините, что я, как чёрт из бутылки, сразу вылез и начал петь. Но это, чтобы вы не перепутали, что... а вдруг к вам приехал кто-нибудь другой. Сразу ясно, что нет.
   Значит, мне сказали, что здесь стали очень популярны, особенно последнее время, вечера поэзии. Это прекрасно, потому что я хоть каким-то боком причастен к поэзии. Не тем даже, что я пишу, а тем, что я работаю в театре, где очень много вещей, очень много пьес и постановок сделано на чистой поэзии, на поэтическом материале, вот, ну, и я пишу в эти самые поэтические спектакли свои стихи, пою их иногда под гитару. Одним словом, в нашем театре просто очень много поэзии. И в чистом виде, в виде стихов, и в виде, э… ну что ли, составных частей в других спектаклях, которые сделаны на прозаическом материале.
   Я работаю в Москве, в московском Театре на Таганке. Он когда начинался, этот театр, это было уже около четырнадцать лет тому назад, или просто четырнадцать лет тому назад, начинался он спектаклем "Добрый человек из Сезуана". И уже в этом спектакле было много музыки, много стихов, поэзии... м-м... и э… эта традиция, вот таких музыкальных номеров в спектаклях, она продолжается до сих пор. А музыка была там использована очень своеобразно. Ну, во-первых, написали эту музыку не профессиональные композиторы, а написали два студента по тем временами, а теперь они актёры, один даже режиссёр, Васильев стал режиссёром, а Хмельницкий работает до сих пор в нашем театре. И они написали музыку к спектаклю "Добрый человек из Сезуана". Значит, некоторая музыка была написана на стихи Брехта, так называемые "зонги". Это м-м… стихи, которые должны исполняться на бесхитростную мелодию, ритмическую, там, под гитару и аккордеон у нас, э… которые он сам написал, Брехт, и они обязательно должны были присутствовать в этой пьесе. Перевёл их Слуцкий. Стихи.. я не могу, значит, ручаться за их качество, но они очень сильные и очень точные, внятные по идее и по мысли. Поэтому обычно перед началом какой-то сцены, а чаще всего — когда завершается сцена, для того, чтобы ещё больше вздёрнуть действие, ещё его поставить выше на одну ступеньку, на помощь п… прозе, на помощь нормальному диалогу приходят вот эти вот самые зонги, которые как бы завершают сцену и которые как бы разъясняют зрителю — потому что поётся это от имени театра, люди выходят на авансцену, прямо от имени театра поют вот эти самые зонги, ещё, там, для непонятливых объясняя, а, в общем-то, и для украшательства тоже, я думаю в каком-то смысле, поют, а в чём тут дело. О чём, собственно, шла речь и в сцене? И ещё каждый раз назойливо, как гвозди вбивают, вот эту вот самую брехтовскую идею. Такие зонги, как м-м… "Песня о дыме", или там зонг "О баранах" просто необходимы в этом спектакле, без них просто не было бы спектакля.
   Но не только такая музыка в этом спектакле есть. Там, предположим, написаны мелодии для персонажей. Каждый персонаж имеет свою собственную музыку, и через э… скажем, пять–десять минут после начала спектакля вы уже будете ожидать появление актёра почти безошибочно. Вы точно будете знать, что сейчас выйдет тот или иной персонаж, потому что для него написана его музыка, в связи... в соответствии с которой он не только там... э... там действует, но ещё даже ходит, и п… пластика меняется от этой музыки. Если написана фривольная, шуточная мелодия, скажем, э… цирюльнику, исполнителю ро… исполнителю роли цирюльника, то он даже не просто ходит по сцене, а как бы подтанцовывает. Ему специальный такой пластический рисунок придуман. Зина Славина, исполнительница главной роли, исполняет целую гигантскую пантомиму на музыку, написанную этими же композиторами. Вместо того, чтоб произносить длинные монологи объясняющие, она просто исполняет пантомиму на эту...
   ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: <Неразборчиво>.
   Опять… Щас я приду, щас, щас... <Смех в зале, откашливается> Вот. Оперативники вышли? Возвращайтесь, ребята, я ничего интересного пока говорить не буду, вас подожду.
   Значит, вот это вторая, что ли, линия использования музыки и… в этом спектакле. И третья, наконец, и последняя — это персонажные песни, песни, которые исполняют персонажи сами. Вот, предположим, я в этом спектакле играю роль безработного лётчика, который в самом начале спектакля, там, выгнан с работы, пытается повеситься. Ну, ему встречается девушка, как всегда, добрый человек, который обещает ему достать денег, потому что ему нужно дать взятку. Это происходит действие у "них", а не у нас, поэтому там дают взятки и берут <смех в зале> и поэтому ему надо дать кому-то взятку... <смех в зале, аплодисменты> ему дают… значит, нужны деньги. Ну, всё у него расстраивается, и в конце второго акта он выгоняет всех э... присутствующих на свадьбе гостей, кричит там, я, значит, играю так, как один из… написал критик, что "пол ходуном ходит," вот я так, значит, кричу там что-то, жилы вот тут набухают на шее, кажется, что всё, никуда он больше не простучится, уже потолок, верхний предел, и дальше невозможно... И вот тогда на помощь персонажу этому самому моему приходит песня "О дне Святого Никогда", которую я исполняю в конце этой самой вот своей, почти в конце роли. Когда я посмотрел первый раз спектакль "Добрый человек из Сезуана", в тот период я уже начинал писать свои песни. И вдруг увидел, что это довольно соответствует моим представлениям о том, какая должна быть песня, и как она должна использоваться в спектаклях. И я попросился, на пятьдесят процентов, в этот театр, попросился из-за этого, из-за того, что я увидел, как бережно используется песня в спектакле, что она не просто как вставной номер, вспомогательный, а что она несёт на себе нагрузку. Я очень серьёзно отношусь к авторской песне, особенно к тексту её, и считаю, что это самое главное в песне, потому что в наш век, когда так много информации отовсюду — с телевидения, радио, из сплетен, там, и так далее, вот, нужно обязательно, чтобы прежде всего звучал текст, чтобы точная и внятная мысль была в текстах песен. Ну и поэтому я вот это увидел в театре — и попросился туда работать. И вот уже работаю там безвылазно, примерно, уже тринадцать лет. Ну, вот так.
   Теперь э… немножечко дальше. Значит, мы поставили спектакль "Антимиры". Вот скоро у вас будет Вознесенский, говорят, он тоже, наверное, об этом будет рассказывать. Мы столько уже использовали этот спектакль, "Антимиры", в концертах, растащили его на части, играем его уже в театре, по-моему, девятьсот раз подряд, так что вы можете себе представить, что произносить даже хорошие стихи Андрея Вознесенского, но девятьсот раз подряд, это... это можно с ума сойти. Вот. Хотя э… интерес не ослабевает к этому спектаклю, это поразительно. Вообще интерес к поэзии у нас э... это традиционное явление, и… и вы обратите внимание, это нигде нет больше в мире. Я со… Со всей ответственностью могу вам сказать, что если объявить четырёх э… поэтов, там, скажем,  Ахмадуллину, Вознесенского, Евтушенко,  Окуджаву, и повесить вот такой вот листочек из тетради ученической, то будет двенадцать тысяч в Лужниках, к вечеру просто. Это невозможно, больше этого нигде нет. И такой интерес к поэзии поразительный, невероятный интерес, он ещё не только потому, что стихи хорошие у нас, удивительные стихи, что поэты были стихотворцами прекрасными, но ещё потому, что они себя очень прилично вели, достойно в этой жизни, и были очень высокими гражданами, хорошо себя держали по отношению и к властям, и к друзьям, и так далее... Нет, это верно, и смотрите, э... чистые чтения стихов, без сопровождения, без музыки, — и всё-таки собирают такие гигантские аудитории, и люди, замирая просто, слушают эти стихи. И это было так, когда мы начинали, и продолжается так до сих пор. И вот когда мы пригласили Вознесенского к нам, хотели сделать с ним вместе спектакль "Антимиры", мы на это и рассчитывали. Так оно и случилось, хотя мы с… хотели сыграть спектакль один раз, а играем его уже девятьсот раз. Ну, Вознесенский, слава богу, живой, поэтому он всё время приходит, на каждый сотый спектакль выходит на сцену, читает что-нибудь новое, и нам перепадает от него. Он нам приносит иногда новые стихи. И вот не так давно он принёс стихотворение, которое называется "Песня акына, или Пошли мне, Господь, второго", дал мне, я сделал на это музыкальную основу такую ритмическую, и вот исполняю его в этом спектакле.

<Аплодисменты>
   Ну, так. Вот я забыл вас предупредить, что у меня сегодня ни… никакое не выступление, у меня лекция. Вернее, это выступление, просто я никогда свои выступления не называю "концертами", потому что это никакие не концерты, а это самые нормальные встречи со зрителем, где я там рассказываю, чего я думаю никогда заранее не знаю, в общем, в принципе знаю только тему. У меня не… текст не выверен окончательно, вот. Я просто стараюсь придать форму беседы этому делу. Я понимаю, что беседовать лучше дома, за столом, там, потому что после второй, особенно, хорошо всё, все друг друга любят, расслабляются, слушают, идут диалоги, иногда вместе поют. Ну, у нас с вами нету тут, слишком большой стол понадобился б для этого дела. Но, во всяком случае, атмосферу, которая вот на таких встречах бывает, домашних, дружеских встречах — хорошо бы её сохранить. Поэтому я вас прошу, вы чувствуйте себя свободно, откиньтесь, отдыхайте, я уж буду перед вами вкалывать. А если вы что-то захотите, вы, пожалуйста, спросите. На все ваши вопросы я с удовольствием отвечу, на творческие вопросы. Из личной жизни отвечать не буду. Вот. А если вас, правда, что-то заинтересует о театре, театр наш популярный, секрет популярности театра, там... много тому причин, и яркая социальная направленность спектаклей, идея всегда точная, твёрдая, и как говорится, внятная. И всегда зрелище яркое, это, и всегда очень много музыки, и стихов в спектаклях. Ну, ещё газеты прибавляют интересу.
   Значит, ну так, а... <Смех, аплодисменты> Я просто вам хочу сказать, пожалуйста, если хотите, вы  спрашивайте, я буду так прерываться и отвечать на записки, если хотите.
   Ну вот, одним словом, после " Антимиров", где я... куда я написал несколько, э… вот, музыкальных таких, ну что ли сопровождений к стихам Вознесенского, и когда выяснилось, что стихи Вознесенского поются прекрасно, хотя многие люди говорили, что вот, не поющиеся стихи. Ничего подобного, прекрасно поются. Вот, стали узнавать, что вот, дескать, человек, оказывается, пишет для театра. И стали мне предлагать мои друзья из других коллективов, чтоб я приходил и писал для них песни. Ну, я к тому времени уже был "тёртый калач", и "стреляный воробей", и я знал, как обычно используются песни. Во-первых, там оставляют то, что нужно им, а остальное вымарывают, а во-вторых, дают кому-то петь, которые этого делать не умеют. Я вам должен сказать, что я сам не умею этого делать, но, несмотря на это, я эстрадным певцам никогда не даю своих песен. И совсем не потому, что они делают это плохо. Они делают это хорошо, даже очень хорошо. Они учатся по четыре–пять лет в консерваториях, обладают вокальными данными, у них поставлены голоса, у кого баритоны, у кого баса, и так далее. Вот, но они делают это не так, потому что есть разница, громадная разница между песней эстрадной и песней авторской. Эстрадная песня предполагает наличие нескольких авторов. Это композитор — автор музыки, это поэт — автор текста, интерпретатор — автор исполнения. Всегда это большой оркестр сзади, который сопровождает это действо, всегда есть смена номеров, там, то девочки танцуют, то акробаты кувыркаются, свет мигает, значит, гитары звучат... Одним словом, в этом есть много зрелища, в эстрадной песне, и если зрелище убрать, то тогда исчезнет много из эстрадной песни. И обратите внимание, никому ведь в голову не придёт взять да притащить на эстрадный концерт, или там на вечер песни, эстрадной песни, притащить магнитофон, чтоб записать и взять к себе домой. Не потому что это плохо, наоборот, я совсем не против, ради Бога. Просто потому, что когда уйдёт зрелище и вы будете слушать дома, много исчезнет. Причины тоже тому есть. Причина, например, одна — мне кажется, что они мало внимания уделяют текстам, и, в основном, это всегда оркестровка очень богатая, сильно звучит оркестр. Правда, сделано это раз и навсегда, никаких неожиданностей вы ждать не можете. Это как вот сделано, так и через десять раз услышите, что это будет точно также, сильно, как говорится, крепко и... но однообразно. Вот, и... а что говорить о текстах, ну, тут даже иногда... Но я-то привожу плохие примеры, хотя есть и хорошие, например, такие там: "На тебе сошёлся клином белый свет...", помните эту песню, да? Или... или ещё там, глубокомысленная песня "Что провожают пароходы, совсем не так, как поезда". Что-то в этом такое... <Откашливается> И вот такие какие-то глубокомысленные, псевдо-глубокомысленные песни появляются. Поют их, правда, с душой, вот, ну, ничего этому не помогает. А вот когда при… вы приходите на вечера авторской песни, хочется записать, взять к себе домой, в гости. Я знаю, что мы у многих людей в гостях находимся, нам там хорошо, вот, в виде магнитофонных лент. Люди хотят ещё раз и ещё раз послушать, потому что некоторые, правда, из-за снобизма хотят узнать, а что ж это он там имел в виду такое? И приписывают всему этому такое, чего ты даже и не думал. Но это тоже хорошо, потому что каждый понимает в меру своих способностей. <Оживление в зале> Вот. Ну а я просто хочу всем этим вот, всей этой своей речью такой произнести спич в защиту авторской песни. Мне кажется, она имеет право на существование, такое же, как и эстрадная, потому что это совсем отдельный жанр. Мне кажется, что это дело более живое и живучее, потому... живое оно потому, что э… лю… потому, что я ведь никогда не могу повторить, также спеть, как я спел, скажем, в прошлый раз, из-за аудитории, из-за того, что есть люди, ваши глаза. Я всегда прошу зажечь свет в зрительном зале, чтоб видеть глаза, и в зависимости от людей, от настроя всё время же есть атмосфера такая, вот, от этого по-другому исполняешь, иначе нельзя. Поэтому это такое… живое дело, можно импровизировать, потом мои слова, вы понимаете, я, глядишь, какое-нибудь выкину, какое-нибудь вставлю, чё хочу, то и делаю, мои же слова, верно? И мелодию могу поменять в зависимости от аудитории, сделать её более живой, там, более... подвинуть её немного, и таким образом грустная песня может показаться вам смешной, и наоборот. Одним словом, всё зависит от нас с вами, а не от оркестра, и не от отрепетированного вот этого вот самого... э... целого концерта, который вы поёте раз и навсегда, сделал и допел до конца, как было отрепетировано. Вот поэтому я занимаюсь песней авторской, она мне нравится больше.
   Итак, сделав такое глубокомысленное вступление, я всё-таки хочу вам сказать, что исключения есть, я отдаю свои песни иногда петь, в основном драматическим актёрам. Была такая история, несколько лет назад, пели в театре Сатиры песню, мою... э... несколько актёров, среди них застрельщиком был Папанов Анатолий, прекрасный артист. Ну, мы с ним долго совещались, он, правда, хотел сохранить мою интонацию в песне и нарочно срывал голос там, выпивал, и там <оживление в зале>… ну а я ему долго объяснял, что этого не надо делать, потому что не получится. У меня-то голос такой был всегда, никогда у меня другого не было, даже когда я был совсем малолетка и читал стихи инвалидам, они говорили: "Надо ж! Какой маленький, а как пьёт уже!" <Неразборчиво>. <Смех в зале> Нет, это просто… это действительно просто такой голос, ничего... есть голоса чистые, есть погрязнее, есть, как раньше называли, значит, "пропитой", а теперь говорят — "с трещиной", из уважения. Но, однако, я вам спою песню, которую он исполняет в этом спектакле под названием "Последний парад", песня называется "Утренняя гимнастика".

<Аплодисменты>
   Ну и как всегда, песню "Марафон, или Бег на длинную дистанцию". Написана эта песня потому, что вот, когда слушаешь комментарии, особенно. к хоккейным матчам по телевизору, то там Озеров и  Спарре Ян, они часто такие там говорят: " Нет, нам такой хоккей не нужен, грубо, грубо", или там: "Вот ещё одну шайбу забили наши чехословацкие друзья", думаешь... <Смех, аплодисменты> Ты всегда думаешь — какие ж они друзья, если шайбу забили? Выигрывают... <смеётся> всё друзья. Они соперники и противники на поле, а друзья они в другой обстановке и в другое время. Итак:

<Аплодисменты, откашливается>
   Ну, теперь немножко обратно к нам в театр. Дело в том, что мы ставили поэтические спектакли и продолжаем их ставить до сих пор, и это стало уже традицией. Мы хотели возродить просто э... это вот, эту традицию поэтического театра, который в тридцатые годы умерла, был театр "Синей блузы", читали хором стихи, пели их. Вот, ну, мы продолжаем это немножечко так, видоизменяя, что ли, вот эту традицию. И один из самых любимых мною спектаклей в нашем театре — спектакль "Павшие и живые", который мы сделали вот уже, по-моему, девять или десять лет. И в этом спектакле, он для меня дорог не только тем, что там были замечательный стихи э... поэтов, которые погибли в во… во время войны, и другие остались живы, но участвовали в войне, просто на их творчестве лежит печать военных лет. А я сам много песен пишу о войне, хотя многие спрашивают там, в письмах: «Не тот ли Вы самый Владимир Высоцкий, там, с которым мы под Оршей выходили из окружения?» есть одно такое письмо. Или там, не воевали ли вы в таком-то батальоне, Первый Украинский, у меня был друг, он похож на вас по голосу, хотя прошло уж лет тридцать. Вот, ну и меня... я не мог выходить никак <смеётся> из окружения, вот, меня можно было токо выносить в пелёнках. А вот э… то, что я всё время возвращаюсь к военной теме… не к военной теме, я даже не знаю, как это сказать. Это просто, вы знаете, наверное, у нас на совести не совсем спокойно, что не пришлось поучаствовать и кому-то там доказать что-то, вот, и поэтому как бы в своих песнях, у людей, особенно, которые могут что-то на бумаге изобразить или написать, вероятно, мы как бы довоёвываем, что ли, вот в это… в этих самых песнях. Но они не военные. Они — песни о войне, песни человека, который живёт сейчас, про те времена. И вот в спектакле "Павшие и живые" рядом со стихами Гудзенко, прекрасного поэта, который выжил в войну, но через несколько лет его дог… догнали старые раны, как написал Илья Эренбург: "Было такое чувство, словно его вдруг, через десять лет, настиг долетевший с войны осколок". И вот Гудзенко, я его играю, в этом спектакле, но одновременно с этим в этом спектакле звучат несколько моих военных песен. Вот, я хочу вам показать одну из песен.

<Аплодисменты>
   А вот я вам почитаю, стихи Гудзенко из этого же спектакля, тогда вам станет понятнее просто, куда в нём простукиваются.

<Аплодисменты>
   Ну вот, ещё. Я... несколько слов вот о чём. Вот щас в моде появились такие слова — мюзиклы, там, музыкальные спектакли, музыкально-драматические спектакли и так далее. И они... ну, понятно, потому что поглядели, стало возможно смотреть что-то, и поглядели мы несколько мюзиклов сделанных, особенно, в кино, сделанных американцами, прекрасных, ну, например, таких, как «Westside Story» ("Вестсайдская история"), которая… лучше которой я ничё потом не видел. Видел и другие, и «Суперстар» и так далее, но первое вот впечатление было самое яркое, на мой вкус. Но они умеют это делать, и делают это блестяще. Это искусство, которое у них родилось, причём же спонтанно, само собой, просто они без этого не могли, это какая-то форма для выражения национальных качеств, что ли, традиций, и вот это вылилось в мюзиклы. Мы решили, дескать, мол, у них есть, и у нас будет. Ну и стали мы тоже делать. И у нас пока ничё не получается. Я ничего, вот, хорошего пока не видел. Если вы видели, скажите мне, я пойду посмотрю. А вот... И также, как с этими вокально-инструментальными ансамблями, вот, значит, там есть группы, давайте мы вроде тоже сделаем, токо называть будем их вокально-инструментальные. Ну и что же из них есть? Два или три, в основном "Песняры", которые тоже просто сумели сохранить индивидуальность свою, и у них, в них… в их творчестве есть личность, присутствует э... присутствует намерение точное, что они хотят, куда они в музыке, куда они... куда они пытаются проникнуть, вот, и из, там, то, что они на народном творчестве делали, пытались с разными инструментами, то, что они живут таким кланом уже, как семьёй, и вместе работают, и так далее это, конечно, даёт свой эффект, и поэтому они, на мой взгляд, они хороши. Вот, другие менее хороши. Ну и э... по поводу вот мюзикла. Мне очень часто предлагают, говорят, Володя, вот у нас есть вот пьеса, ты приди, напиши каких-нибудь там песен, вставных номеров, дуэтов, и будет у нас, мы сделаем вот такой мюзикл. Я даже однажды подвизался так вот, в такой работе, вот, она ничем не кончилась, эта работа, потому что не надо м-м... Вообще если человек может разговаривать на сцене, зачем ему петь? Ну, говорил, говорил, говорил человек, потом вдруг "А-а!.." Почему, не пойму, продолжай говорить. Если возможно, продолжай говорить, петь не надо. Есть такой жанр — оперетта, где они говорят: "Пойдём в кино, пойдём…» — «В кино мы не попали…" и запели, ну, это такой жанр, он уже есть, я понимаю. Вот. Я, кстати, между прочим, не… не ко всем опереттам отношусь с уважением. Некоторые люблю. Вот. Но всё-таки мне кажется, что мы не... не... не можем этого делать так, как они, а должны пытаться сделать что-то своё. И я считаю, что песня должна появляться в спектакле, в любом, не как вставной номер. Потому что если это будет как вставной номер, вы уйдёте и забудете. Ну что-то там было применительно к спектаклю, на ту же самую тему, только зарифмовали, понимаете. Я противник этого, я никогда так не работаю никогда не пишу вставных номеров, которые будут играть служебную какую-то роль, вот, как говорят, что "а вообще они не играют влияния". Вот. Так и во многих спектаклях, в которых слышишь вот эти вот самые песни, они "не играют влияния". Ну и... А я люблю э... песню, просто люблю песню, и считаю, что она имеет э... право быть, как самостоятельное произведение. Поэтому я никогда для спектаклей не пишу песни на тему спектакля. Я пишу песню, которая может  существовать самостоятельно, в которой есть либо свой сюжет, либо своя точная идея, которая... в которой, может быть, рассказано совсем не о том, о чём идёт речь в спектакле, рассказано совсем по-другому, а просто каки… как-то косвенно у… у… усилить ли воздействие, на вас, или как-то по-другому преломить, и так далее. Я вот работал м-м... в театре "Современник" для спектакля "Свой остров" и там написано было несколько песен, причём, даже они смогли взять некоторые песни, которые я написал раньше совсем не в этот спектакль. А работают они там намного сильнее, чем если б прямо взять и написать специально, что вот про этого самого человека и про эти события, которые там  происходят, что нельзя разрабатывать открытые разработки сланцев. Ну, давайте зарифмуем, и будет очень даже интересно. Вот, а они взяли совсем другую песню, которую я написал, посвятил моим друзьям морякам, называется она "Человек за бортом". И оказалось, что идея этой пьесы, которую ставили в "Современнике", очень-очень рядом с, вот, темой этой песни. И когда её вдруг Игорь Кваша, отрешаясь от действия, выходит к порталу и поёт в зрительный зал, она намного сильнее действует, чем если бы долго рассказывать, играть длинные сцены. Взамен этому есть такая песня.

<Аплодисменты>
   А вот недавно совсем приехал один человек с Дальнего Востока, привёз мне кортик, а на нём было написано, от целой группы подводников-моряков было написано: "Ты будь уверен, если что-нибудь, то бросят круг спасательный матросы". Вот они немножко перефразировали, так что если что-нибудь, я туда сразу. <Оживление в зале, откашливается>
   Значит, итак. Э... ну теперь, э... там, в этом спектакле, речь идёт о научных работниках, они не моряки вовсе, и что-то мне пришла идея спеть для вас песню шуточную, которая называется э... которая называется "Письмо в редакцию телевизионной передачи — я теперь длинно стал называть <смеётся> — "Очевидное невероятное" из сумасшедшего дома". <Смех в зале, аплодисменты>

<Аплодисменты, откашливается>
   Ну, итак, в завершение рассказа о театре я хочу вам сказать что н… не обязательно спектакль, сделанный на поэзии, может быть поэтическим, и не обязательно вовсе, что любой поэтический спектакль может делаться только на материале поэзии. Совсем нет. Есть спектакли, сделанные норм… на нормальных прозаических произведениях, на нормальной драматургии, которые поэтичны от начала до конца, по всему, не из-за того, что там есть стихи, а просто все атрибуты поэзии присутствуют в этом спектакле или в виде оформления, или просто вот в атмосфере есть и символика какая-то и образность, и… и метафора. Ну вот, предположим, у нас спектакль, который называется м-м… "Пугачёв", который сделан на прекрасных стихах драматической поэмы Есенина "Пугачёв", вы знаете её, там, она написана одним духом. Такое впечатление, что он утром сел, вечером закончил и что вот он, он даже иногда не… не… не давал себе труда подыскать слова, а писал одну… в одну строку несколько слов, там:
          "Послушайте, послушайте, послушайте,
          Вам не снился тележный свист?.."
   Или там:
          Что случилось? Что случилось? Что случилось?
          Ничего страшного. Ничего страшного. Ниче..."
   Кажется, что вот он… ему лень было слова подбирать, просто он писал это так, единым духом. Вот, но э… не только из-за того, что это сделано на такой… на таком напоре, на таких стихах сильных есенинских, а ещё из-за того, что вот вы приходите в зрительный зал, и сразу перед глазами есть какое-то странное сооружение, которое потом будет символом. Потому что это помост, грубо струганые доски, который спускается к плахе. Впереди стоит плаха с топорами, воткнутыми, иногда она накрывается золотой парчой, и садится на неё Екатерина, и топоры превращаются в подлокотники трона. А мы наверху, четырнадцать человек, мы по пояс голые, в парусиновых штанах, босиком, с топорами и с цепь... только цепь есть металлическая, мы играем вот этот вот бунт пугачёвский, и катится этот вот клубок тел, катится к плахе, неудержимо катится к плахе. В этом есть метафора, потому что бунт с самого начала был обречён, он был кровавый, поэтому топоры, цепь. Вот. И в этом спектакле есть ещё и второй спектакль, рядом, потому что есть персонажи, которых мы ввели, которых не было у Есенина. Был большой спор, была комиссия, по наследию Есенина, которая возражали и говорила, что нельзя никаким образом ничего туды привносить. Ну, это уже не ново, мы это уже и сейчас вот хлебаем. А тогда, значит, вот они тоже говорили, что нельзя интермедии Эрдмана почему-то, хотя Эрдман был ближайшим другом Есенина, и я думаю, Есенин был бы очень счастлив, увидев такие интермедии превосходные в своём спектакле. В этом спектакле присутствует, например, шесть плакальщиц, против которых кстати, никто не возражал. А плачи мы нашли в семнадцатом э... в литературе, в поэзии семнадцатого века, удивительные, ну, просто невероятные, семнадцатого – восемнадцатого века какие-то старинные плачи, там, такой один:

   И потом идёт хорал, женщины, воздев руки, поют в чёрном, прекрасную музыку Буцко. И вот такая есть... совпадение всего, мы взяли и настоящие плачи, и современную музыку Буцко. И есть какие-то куплеты — три мужика, они стоят под виселицами, у нас там две виселицы, и на одну вздёргивают одежду дворянскую, когда восставшие одерживают верх, а на другую — одежду крестьянскую, когда наоборот, Вот вместо того, чтоб людей вешать, мы вешаем одежду, потому что всё равно никто не поверит. И вообще, это смешно в наш век врать, чё-то такое обманывать людей, взять, малевать сзади лес, который будет очень сильно похож на настоящий. Зачем? Все знают, что он не настоящий. Вот. Ну и так далее. И вот эти вот мужики, стоят они под виселицами, и они всё время, они не присоединившиеся такие мужики, они смотрят, что там на… на… происходит на помосте, и поют вс… и гадают на троих, и поют даже такие куплеты, там:

   Это я написал для них эти куплеты. <Смех в зале> Так что видите, вот приобщился и к Есенину каким-то об... Я сегодня играю "Пугачёва" вечером, поэтому так подробности вам рассказываю.
 Так что, вот есть, например, сегодня м... есть ещё один спектакль "Зори здесь тихие", который просто сделан на... на… из повести. Это настоящая проза. Вот. Э… Ну и из-за того, что в этом спектакле так много песен, так много музыки, которые работают удивительно. Например, вот вы привыкли, что в спектакле какой-то персонаж имеет свою песню, потом она погибла, эта девушка, остаётся один деревянный щит, который вращается, её уже нет, просто звучит её песня, и дальше, после этого, хорал. И я видел, что это работает намного сильнее, чем в зрительном зале кино, где настоящие болота, она там тонет, там стреляют немцы всё время. У нас этого ничего нет, всё очень условно. А действует это намного сильнее, чем в кино. Потому что это становится, мне кажется, на один уровень, ну, как бы, ну, с греческой, что ли трагедией по страстям, по наполнению чувств, которые есть в спектакле, в "Зори..." Потому что сидят мужчины, которые, там, хлюпают носом, ну, женщины, я уж не говорю, хлюпают не так громко, но тоже. И вот э... я хочу вам сказать, что вот, нет, ка… казалось бы, пр... просто проза, обычная повесть, а спектакль поэтичный. А бывает наоборот — посмотришь спектакль, сделанный на стихах, а поэзии там нету. Ну вот, всё.
   Теперь... что же, значит, мне в конце вам такое, чтобы завершить рассказ? <Перебирает струны> Я даже не знаю, ничё в голову не приходит. Ну, например...
   ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: “Балладу о детстве”.
   О каком? О вашем? О детстве. Щас я... что-то такое... Я даже забыл, я... я вот эти лекции-то уже читал неоднократно, и у меня там какой-то определённый набор песен, а щас я забыл, что... чем же я вот... Вот этот вот я чем заканчивал?
          Товарищи учёные, доценты с кандида…
<Аплодисменты>

<Аплодисменты>
   Вот теперь про кино. Я в кино начал работать тоже довольно давно, и стал... Сначала я играл всё, там, таких разбитных парней, матросиков-братишков, солдатиков, шофёров, ну, и продолжал это делать довольно долго, а всегда роли-то были не очень хорошие. Я говорю: "Дайте я чё-нибудь спою", там. Мне говорят: "Ну, давай чё-нибудь спой". Я возьму и чё-нибудь спою. А потом уж, когда я стал сам писать э... песни, то я говорю: "Давайте я чё-нибудь напишу и спою". Они говорят: "Ну, напиши и спой". И я вот напишу и спою. И так вот было в некоторых фильмах. Я… Вдруг, значит, где-то случайно оказывалась гитара на стенке и гов… "а, вот гитара есть," ну, вот берёшь её, начинаешь чё-то на ней бренчать. И поёшь. А потом стал писать я песни для персонажей в кино, которые мои, персонажи пели, но только, которые несут нагрузку определённую. Ну, например, в фильме "Хозяин тайги", если вы помните, во время допроса, когда меня допрашивает Золотухин Валерий,  Серёжкина он играет, милиционера, там я всё время сижу и с гитарой и пою такую песню:

   А в это время шёл допрос, и я как бы своей песней так всё время старался ему показать, что не так легко будет с этим самым типом справиться.
 Ну и многие другие фильмы, в которых я пел песни персонажей. А потом я и это дело бросил, потому что больше стал ценить песню, которая э… существует в кино. Потому что, вы знаете, вот сидишь, пишешь дома, я ведь пишу всё вместе, одновременно. У меня такой маленький магнитофончик, я беру гитару, сразу, как только пришла какая-то строка, я пытаюсь найти на неё музыкальную основу. Бывает наоборот. Иногда задумаешь что-нибудь серьёзное, а вдруг мелодия не получается серьёзная, тогда получа... делаешь это в шуточном ключе, даже серьёзную тему. Вы обратили внимание, что многие шуточные мои песни, в них обязательно есть такая подкладка, довольно серьёзная, основательная. Вот. Ну и вот, когда ты сидишь ночью, потому что другого времени нет, я человек ночной, подманиваешь эту самую штуку, которая называется вдохновением, вот, оно редко спускается, ну, всё-таки иногда так его удаётся прихватить, и оно посидит у тебя на левом плече, там чё-то такое покурлыкает, и ты чё-то сочинишь. А потом приходишь в кино, смотришь, а там... Или этого нету вообще, просто, как говорится, просто на корню, а иногда бывает так, что это есть где-то там, во время титров, когда ты читаешь: гримёр такой-то, директор такой-то, и так далее... а что там? Ты себе грыз ногти и ч… часа три... наконец у тебя получилось, вот слово нашёл, а оно где-то там, Бог его знает, и никто его не слышит. Вот. И поэтому я стал в кино бороться за место в песне, песни на экране. Обычно э… это не удаётся, но иногда бывает, и хорошо. Например, вот был в фильме "Вертикаль" у меня самый удачный опыт работы с песней, песней в кино. Мне кажется, что это один из наиболее, ну, что ли э... не просто удачных, а наиболее рентабельных способов использования песни. Потому что, например, я начинаю там петь "Песню о друге", и альпинисты подымаются, уходят, только начинается восхожденье. Я её заканчиваю — они уже на вершине. Значит, песня продлила время, десять часов, не надо писать: "Прошло десять часов". А просто спета песня, и это всё... искусство — это вещь условная, и люди понимают, что вот, прошло какое-то время. Или там, предположим, если просто показывать виды гор, ну, видовое кино, ну, тоже наскучит довольно скоро. А если в это время это сопровождается песней "Здесь вам не равнина", и вам показывают прекрасные виды гор, сходящие лавины, это тоже очень хорошо работает и… и запоминается, и так далее. И так это было, ну как вам сказать, удачно в этом кино, что я знаю, что во многих альпи… альплагерях эти песни поют до сих пор, и что я знаю, что даже на могилах погибших своих товарищей альпинисты ставят камни, где написаны строки из этих песен. Значит, они им пришлись по душе. Хотя, честно говоря, я совсем не… не предполагал, что я буду писать песни для фильма. Я просто писал, потому что хотел, когда попал в горы. И, в общем, я всё так пишу, потому что хочу, а не потому что надо. Вот. И так вот получилось с этими песнями, что альпинисты захотели, чтобы они попали в кино. И они попали в кино.
   Дальше у меня были несколько таких проколов. Я писал песни в кино, а они там… их там не было. И есть такое хорошее объяснение, что, ну, не вписывается в матерьял песня. Матерьял вот там раздумчивый такой м-м... ну, как вам сказать, такой философский, а его песни с напором всегда, трагические. И они никак не… не ложатся. Вот так было в "Мак-Кинли". Я написал туда девять баллад, если вы помните, была даже реклама в журналах о том, что вот... Какой-то зритель спрашивает: а не будет ли Высоцкий составлять конкуренцию Банионису? А режиссёр ему отвечал: нет, говорит, не будет, они такие разные. <Оживление в зале> И так далее. Ну, какая там конкуренция, когда меня там просто нету. Я там пою полторы каких-то баллады, хотя их было девять. Я должен был просто вести всё действие. В картине ничего этого не случилось. Правда, потому, что совсем получился другой матерьял, чем я писал песни. В других случаях, там, придумывают что-то другое, говорят, что матерьял лёгкий, а песни очень хорошие, слишком хорошие для этого кино. Ну, это так, понятно, это такая хорошая мина при плохой игре. Но однако иногда удаётся, иногда удаётся, в основном с друзьями. Поэтому я вообще предпочитаю работать кланом, работать с друзьями, больше всего люблю такую работу с друзьями, даже если не очень интересная роль, а вот просто пожить вместе, что-то попридумывать — это для меня самое ценное. Я работал так. Фильмы "Я родом из детства", фильмы "Сыновья уходят в бой" на минской киностудии, с Виктором Туровым. И в "Я родом из детства" я играл роль капитана-танкиста, который горел в танке. Искалеченным человеком в тридцать лет, с… с обожжённым лицом пришёл домой. Но имеется в виду... его зовут Володя, как меня, имеется в виду, что он в госпитале э… сочинял песни, что ли, я не знаю, такой вот персонаж, и там были песни, там:

   Потом — как сохранить голос и в то же время — время-то ведь другое? Мой голос принадлежит нашему времени. Как сделать так, чтобы вроде из тех времён раздавалась песня? Мы взяли и завели пластинку, и там я на этой пластинке, моим голосом поёт какой-то человек, вот, поёт песню:

   А потом, там есть такое об… объявление о победе, и показывают много-много разных людей, как они реагируют, и мы видим на рынке инвалида, который опять же моим голосом поёт песню:

   А в конце этого фильма звучит песня, которая называется "Братские могилы". И с этой песней у нас связаны тоже удивительные совершенно м-м…  впечатления, потому что мы получали письма, например, одна женщина написала, что к ней вернулась память. На её глазах повесили двух её сыновей во время войны, и она была лишена памяти в течение, там, шестнадцати или восемнадцати лет и когда она увидела эту картину, ей показалось, что она узнала место, хотя это место не было, его не существовало, мы его построили. Просто сочетание голоса Бернеса, вот этой песни "Братские могилы", и изображения, когда женщины с выплаканными глазами подходили и на… на могилы погибших клали кто ветку, там, кто цветок, и вот эта вот песня звучала. Бернес, он весь из того времени, на неё это произвело такое впечатление, что она... вот ей показалось, что она узнала это место, и что к ней вернулась память. Вот.
   Но однако я буду продолжать работать в кино. Я совсем никогда не ропщу на судьбу, по поводу того, что многих фильмов нет, как вот было там у меня в… "Стрелы Робин Гуда" или, там, "Мак-Кинли". И ещё другие... другие картины. Я им продлеваю жизнь, как могу, иногда их пою в концертах своих, выступлениях, иногда собираюсь сделать пластинку. Так что я думаю, что она… они всё-таки до вас дойдут, эти песни, так чего сетовать-то? особенно. Надо работать, и всё.
   Вот. Но однако, я повторяю, вам, что в кино работать намного сложнее для человека, который э… пишет песни и относится к ним так, как я. Я к ним, правда, отношусь серьёзно, жалко терять время на то, чего потом не будет. Ну, ладно, мне-то повезёт, я вам спою, вы услышите на магнитофонах, а человек, который начинает? Может быть, никогда больше не произойдёт, он написал, очень рассчитывал на это, и вдруг — нету. А как ему прорваться дальше-то? Таких много.
   Ну, ладно. Чё я так особо загрустил, мраку напустил. Я хочу вам вот что. Значит, в кино обычно э... люди, которые работают в кино, в виде, в качестве актёров или режиссёров, привозят всякие  диапозитивы, там, или... или кадры из фильмов, которые сделаны пятнадцать–двадцать–тридцать лет назад, сами умиляются вместе с вами, какие они были молодые, рассказывают эпизоды из фильмов там: "Вот здесь меня били, били и много раз, у меня было такое лицо, и всё..." Я понимаю — в кино много смешного, для неискушённого человека всё это понятно. Но я никогда не работаю с роликами не потому чт… это легче намного и приятнее, а просто потому, что я предпочитаю работать вот так вот, живьём, и товар лицом показывать, всё, чего умею, нате, поглядите. И потом ещё потому, что это давно сделано, и потом это ре... и… искусство принадлежит не токо тебе, а и режиссёру, и это было сделано целым коллективом людей, и нельзя это всё присваивать себе. Вот.
 Но, несмотря на вот такое отвращение к этим диапозитивам и всевозможным кинокадрам, я хочу вам рассказать немножко о кино, но только в песне, а... Причём не о съёмках, а о случае, который, правда, произошёл, на самом деле, в мировом кино. Есть такой артист, он называется Шон Коннери. Он играл Джеймса Бонда, агента 007, в знаменитых фильмах Теренса Янга, по-моему, по романам Яна Флеминга. И он играл в нескольких фильмах, человек он невероятно популярный, ходил он всегда с охраной, к нему приблизиться было нельзя, и попасть к нему было нельзя за такими вот высокими стенами, потому что он боялся поклонников. Они одолевали его во всём мире. И вот его пригласили сниматься к нам в картину "Красная палатка". Картина уже прошла, и он там снимался. Он сначала отказывался, потому что думал, что его здесь совсем окончательно уж... уничтожат поклонники. Ну, пришёл к нам, и, там, гулял, дышал, полной грудью. Никто к нему не приставал, потому что у нас этих фильмов никто не видел. <Оживление в зале> Вот. Ну а он ходил-ходил, через две недели говорит, всё-таки, нет, на... загрустил, говорит, надо бы всё-таки рассказать, кто я такой, пригласить, там, артистов, артисток, и там... из профессии людей. Ну и пригласили, уж… организовали вечер, в гостинице, там, "Советской". Он купил дорогих напитков хороших, иностранных, висков, джинов и так далее, в "Берёзке", и хороший стол сде… хороший стол сделал. Правда, хороший... Он вообще очень милый господин, я с ним знаком, но только он никакой не супер, он... он такой лет пятидесяти, респектабельный господин, он седоватый, лысоватый, так что пройдёте, токо что не плюнете, а, в общем, никакого... <Смех в зале> Ну, правда, он нормальный, обычный человек. Ну и он... хотя он очень милый, он всех развлекать пытался, но, правда, по-английски. А там никто по-английски ни бельмесу не смыслил, в этой компании, поэтому смотрят, чё это он там лопочет, вот, и кто он такой. Ну, подумаешь, Шон... В общем, всё выпили, съели да ушли и а... <Смех в зале> Он остался один около стола, уже такого, полупустого, и повторял, вероятно: да, это действительно таинственная страна.

<Аплодисменты>
   Вот песня, которую я писал для фильма о шоферах-дальнорейсовиках. Песня эта называется "Дорожная история".

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты>

   Но я её не докончил, это в будущем я вам спою. А щас я вам хочу про…
<Аплодисменты>
   А щас я вам хочу, про, значит, немножко поближе к нам, спою вам песню, которая называется "Диалог у телевизера", <аплодисменты> традиционная. Я её пел у... в спектакле у Андрея Вознесенского в "Антимирах" и пел её первый раз на КАМАЗе, когда токо её придумал. И тогда она исполнялась вдвоём, мы пели её с актрисой, вот, эффект был больший.

<Аплодисменты>
   И наконец, песня, с которой начинал я свою деятельность в кино. Песня эта называется "Парус" из фильма "Срочно требуется песня".

<Аплодисменты>
<—>
   …превращается в пулемёт. Не надо.
   Значит, что я хотел… в… вот, мои дорогие товарищи. Я «на бис», во-первых, никогда не пою, это вы знаете, а во-вторых, это же лекция, лекция кончилась, вот и всё. Теперь пош… по… пойдут все домой и подумают. Благодарю вас, благодарю вас, приходите ещё. У меня много тем: у меня не только, вот, например, есть такая тема, которая сегодня «Поэзия и музыка в театре и кино», а, например, ещё такая тема: «Роль песенной поэзии в театре и кино».
<Смех в зале> Ещё можем поговорить с вами. Всего вам доброго.
   ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА: <Неразборчиво> а записки?
   А, записки есть, да? <Оживление в зале>
   «Не могли бы рассказать о вашей работе во Франции… и Вашего театра… и ещё о существе конфликта…» Вы знаете, так, я буду коротко, хорошо? Значит, о нашей работе во Франции. Дело в том, что мы щас даже подготовили такой стенд, отчёт о наших гастролях во Франции, который, вероятно, будет в театре, так что это быстро распространится, как всегда у нас, вот, потому что всегда распространяется быстро плохая информация, а там будет хорошая. Я надеюсь, что она тоже, может быть, чуть помедленнее, но, во всяком случае, распространится. Дело в том, что мы были во Франции в течение сорока дней, прошли мы с необыкновенным успехом, какого они давно не помнят, во Франции. К сожалению, не было информировано наше население, нашей страны, о том, как Театр на Таганке проходит во Франции, а только в недавней статье, которую вы... может быть, некоторые сами знакомы в "Литературной газете", они взяли да процитировали две газеты из сорока двух. Остальные все статьи были просто разбор серьёзный, э… была очень хорошая критика, по поводу наших спектаклей. Они выбрали две цитаты из двух неудачных статей для нашего театра, вот, там кто-то с кем-то сводил счёты, и представили дело так, что вообще вся э… крити… критика была такою. Ну вот, значит, театр прошёл прекрасно. Был первый сп… Вы можете себе представить, что спектакль "Мать", в котором ходят, значит, с красными полотнищами по сцене в течение трёх часов актёры, где массовые сцены, спектакль, который уже, ну, все знают наизусть, он... после него двадцать пять–тридцать минут люди не уходили, просто стояли и аплодировали, причём это не… не те люди, которые специально были подобраны для этого спектакля, нет, там такого нету, там, значит, приходишь, берёшь билет покупаешь и… Вот. Поэтому, э… значит, вы можете себе представить, на таком спектакле был... бы… вот так… вот так принимали спектакль "Мать". "Десять дней" немножечко принимали слабее, хотя тоже была очень хорошая критика, и тоже смотрели его, из-за того, что там такое чередование картин, и так сложно переводить репризы, что очень много юмора, там очень много юмора, в этом спектакле, исчезло и пропало. И поэтому они иногда были в недоумении, а почему, собственно говоря, чё здесь?.. А это очень смешно по тексту. Но, во всяком случае, мы "Десять дней...", спектакль играли тоже девять раз в Париже подряд, и точно также, ну, если, скажем, не двадцать пять–тридцать  минут, то минут пятнадцать–двадцать оставались зрители, вот, и прекрасно воспринимали. Была замечательная критика. Я не говорю о "Гамлете", на которого были проданы билеты ещё до того, как мы приехали, и они просили добавить этого спектакля ещё. Я че… играл его четыре раза подряд в Париже и по два раза в других городах. А в других городах... это вообще вам даже трудно передать, чё было. Ну как на премьеру, скажем, ну как вот на "Мастер и Маргарита" к нам сейчас, вот так вот было во Франции на наших спектаклях в Марселе и в Лионе. Так что — чего дальше. Что ещё говорить? Вот и мне кажется, что поездка эта имела громадное значение, потому что очень давно не было драматических театров во Франции, и наша поездка была необходимой, мне кажется. Потому что интерес старинный, давнишний к театру, мы долго пытались туда выехать, лет десять, наконец, выехали, и они не были разочарованы, а наоборот.
   Ну вот, значит, о существе конфликта с Любимовым... Ну, вы понимаете, в чём дело, это долго говорить. Это всё совсем не так. Не то что я говорю: не совсем так, а совсем не так, как это пытаются представить в "Литературной газете", а уж тем более, я не говорю, Журайтис, который там написал. А сам Журайтис знаете что, например, нету ведь э… "Иван Грозный", такого балета, нет. Есть музыка к фильму, Прокофьева, вот он взял музыку к фильму, ещё несколько отрывков, сделали они оркестровку, и сделали балет. А почему нет-то, в конце концов? Почему нет? Разве человек не имеет права на… на интерпретацию? Более того, они не изменили ничего, они убрали несколько хоров. Знаете, что такое десятки страниц партитуры? Это, примерно, — одна строчка из книги, что такое десяток страниц партитуры. Они, значит, там немножко сократили хоры, о которых сам Чайковский говорил буквально следующее: что как они неудачны эти хоры, они подражательны, как бы их убрать, я их так не люблю. Я пошёл на уступку представителям  Императорских театров... Ну вот, значит… Ну вот, они в связи с этим немножечко сократили хоры. Более того, это безграмотное заявление Журайтиса, потому что щас объявлен всесоюзный розыск поэмы "Пиковая дама", которой не существует, а существует повесть "Пиковая дама", там три разных поэмы… <смех в зале, аплодисменты> это — раз. Плюс ко всему прочему, сам уважаемый товарищ Журайтис в Японии, дирижируя, вводил маракасы в классические произведения и как-то считал это не зазорным. Ну, одним словом, я уж даже и не понимаю, чего там, ни одной строчки нет, против которой нельзя было бы возразить десятикратными возражениями. Вот ну плюс ко всему прочему, он не… значит, там выяснилось, что тёплых флорентийских ночей вообще не было, потому что Чайковский жаловался на холод во Флоренции в своих всех письмах, и так далее. Ну а вот по поводу этого м-м... то, что в "Литературной газете" вторично, значит. Один раз было напечатано: «Я возмущён махинациями, там, организа...». Это всё нельзя вырывать из контекста и помещать одну фразу, да ещё брать в кавычки того, чего он не говорил. Он представлен в этой статье та… той заметке, которая была написана раньше, по поводу чего всё и было, он представлен вообще каким-то глупым человеком. "Я не знаком с программой, но я с ней не согласен". Как может человек быть не согласен, если он не знаком? Он против этого возражал и так далее. Одним словом, я думаю, что всё станет на свои места, э… хотя тон и одной, и другой статьи, на мой взгляд и на... на взгляд многих-многих людей просто непотребный, в таком тоне давно-давно уже не разговаривают. Ну, не знаю, там разберутся другие люди.
   Так. Значит... исполните, пожалуйста, песню "ЯК-истребитель" и так далее, и так далее. Ну, песни уже... Значит... какая-то одна, но я её не буду читать. Э… Тут всё в основном — исполните песню, нельзя ли исполнить песню, название которой, я, к сожалению, не знаю, <смех в зале> знаю начало: «Нет меня, я покинул Россию...» Ага, понятно. Я так понимаю, что, в основном, вот этим во… на этот вопрос, который я ответил, это больше всего сейчас интересует.
   О героях своих песен — как вы их находите? Героев я никак не нахожу. В каждом из нас с вами похоронено по крайней мере тыщу персонажей. Вот вы выбрали эту профессию, а могли бы быть и иметь характеры другие... Нет, а потом наверное есть ухо, наверное просто слышишь, видишь, если можешь, это что-то… Я не знаю, эт… это трудно объяснить, где я их беру — вот они, вы все сидите. Вот они и есть.
   Все свои песни... Записываю ли я на к… на пластинки? Вот я вам скажу. С пластинками тоже такая история. Я записал, вот уже около трёх с половиной лет, я записал два больших гиганта своих песен здесь, хотя перед этим я семь лет за них воевал. Так что вот видите, уже десятилетку я с… я борюсь, значит, за эти гиганты, а их всё нету. Ну что вы хотите, когда "Алису в стране чудес" два с половиной года приходилось проталкивать просто, как будто бы это, я не знаю, там... боевик какой-то <неразборчиво> западный... Вот ну, во всяком случае, пока этими пластинками, записанными так… даже и не пахнет их выпуском. Ну... а... вот... я намереваюсь записать новый диск, но не знаю. как.. Я-то намереваюсь. <Смех в зале> А как там дальше будет, я не знаю.
   Вот, значит. Ещё тут записки всякие. "Ваша любимая роль в театре и любимая песня". Любимая роль в театре у меня каждая последняя, а вообще я... конечно, Гамлет, наверное, хотя стало его довольно сложно играть. Я думаю, что нужно через каждые четыре–пять лет этот спектакль переставлять. Даже не обновлять его, а переставлять. Потому что невозможно играть пять лет на таком же накале одно и то же, всё равно это каким-то образом притупляется. Всё, что было наговорено, нарепетировано, оно ушло, что-то улучшилось, что-то ухудшилось. Но мне кажется, надо переставлять спектакль. И так мы, наверное, и сделаем.
   Чем, по-вашему, кончится история? Ну, я вам уже сказал.
   <Неразборчиво> скажи... Спойте, пожалуйста, "Охоту". Так. Вот. Скоко любителей этой песни здесь? Да… так… Спойте, пожалуйста… <неразборчиво>. Так… Ну, в общем, здесь остальные записки с просьбами... с просьбами спеть песни, причём некоторые из них не мои. Но, это я часто сталкиваюсь, люди думают, что это моё, это неправда. А… щас…
   Хорошо. Вы... Я думаю, что те два вопроса, на которые я ответил вначале, они сейчас больше всего волнуют всех присутствующих здесь, я на них ответил, так что ещё раз давайте попрощаемся. Я ещё раз щас буду, перед другими товарищами прикидываться. Вот. <Смеётся> <Неразборчиво>.
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :