<Аплодисменты>
   В.ЯНКЛОВИЧ: С именем артиста Владимира Высоцкого связано…
<—>

<Аплодисменты>
   Добрый вечер, дорогие товарищи! Я уже так говорю «Дорогие товарищи» не из подхалимажа, а просто, потому что я здесь второй раз и как будто бы прописался, потому что предла… приглашают и на третий тоже. Вот.
   Значит, начал я с этой песни вместо приветствия. Во-первых, потому что э… эта песня была первая песня, которая звучала в кино из всех моих, ну, а потом просто, чтобы вы не сомневались, что это я к вам приехал, а не кто-нибудь другой. Значит, сегодня у меня никакой не концерт, а сегодня у меня лекция, я перед вами буду лекцию читать. Это дело для меня довольно новое, значит, я не знаю, как это делается, но хотя вот уже несколько раз я эти самые лекции читал. Но это, в общем-то, лекция относительная, потому что обычно лекторы делают так: они чё-то рассказывают и показывают всякие диапозитивы, там, диаграммы, таблицы для примеров. У меня этого ничего нет, поэтому я вам буду показывать песни, стихи и музыку вместо всего этого. Так что у нас получится такая лекция с примерами. Поэтому, несмотря на то, что сегодня задержалось начало, вы не беспокойтесь, я отработаю полностью, сокращаться не буду. Единственно что, что мы будем это всё делать без перерыва, пауз делать не будем, потому что я всегда… ведь когда я работаю перед вами, ничего же нет у меня — только вот гитара, значит, то, что я умею, ну и вы, зрительный зал. Поэтому, значит, хорошо чтобы бы… была такая атмосфера беседы застольной, не обязательно с водкой, но, в общем, чтобы был какой-то нормальный разговор. Но, к сожалению, разговаривать-то буду я один, потому что я прекрасно понимаю, что вам интереснее всё-таки больше послушать, побольше услышать песен.
   Значит, тема лекции сегодняшней моей называется «Поэзия и музыка в театре и кино». Я работаю в московском Театре на Таганке. Театр этот существует двенадцать лет. Когда я туда пришёл, в этом театре был поставлен спектакль под названьем "Добрый человек из Сезуана". "Добрый человек из Сезуана" по пьесе Брехта. И вот с самого же первого спектакля было заявлено вот этим спектаклем, что театр будет много заниматься музыкой, стихами и песней естественно. Бертольд Брехт кроме прозаическово текста пьесы написал ещё несколько так называемых «зонгов». Зонги — это необязательно песни, это стихи, которые могут исполняться под музыку. Два актёра нашего театра — Хмельницкий и Васильев, два таких бородатых человека, один из них играет на аккордеоне, другой — на гитаре, они были композиторами вот этого спектакля и написали музыку к этим самым зонгам, которые в течение всего спектакля прорезают всё действие э… пьесы. Вообще я вам должен сказать, что в наш… наш театр-то — он условный, там нету у нас особых декораций, не рисуют задников, там, небо или лес, потому что вообще это глупо рисовать, малевать сзади небо или рисовать лес, когда вы все прекрасно понимаете, что всё равно это намалёвано, а настоящее-то лучше. Вот у нас, например, в этом спектакле "Добрый человек из Сезуана" нет никаких декораций. Есть глухая стена дома сзади, два тротуара положены, ставятся такие планочки, на которых написано — вроде дверей — написано, там, «Дешёвый ресторан», «Лавка № 5», зритель очень охотно включается в эти правила игры, а роль декораций, это на мой вкус, мне так кажется, исполняет музыка. Музыка сопровождает всё время э… действие этой пьесы. И не только для того, чтобы предположим, кончается какая-то сцена, чтобы из неё резюме — вдруг, там, завершить и э… сказать, вот в чём тут дело, как… как мораль в басне. Не только так. Вообще песня, когда она вставляется в спектакль как отдельный номер просто для украшательства — вот взяли, сидели вы слушали-слушали, а потом, вот, давайте мы вам песню спою, чтобы вас развлечь. Это тогда получается оперетта, потому что говорят люди прозой нормально, как в жизни разговаривают, а потом вдруг как чёрт из бутылки кто-то взял и за… «А-а-а!..» и запел, почему, непонятно. Вот в этом спектакле, мне кажется, это был один из немногих удачных опытов в тот период, когда песня была просто прямой необходимостью, песня персонажная. Скажем, э… каждый персонаж имеет свою основную центральную песню. Когда наступает момент самого высокого нервного напряжения у актёра, или, там, у персонажа, которого он играет, когда он доведён до отчаянья, до самого высокого предела, когда уже невозможно кричать и не хватает слов, тогда на помощь приходит песня, музыка, можно за… затанцевать. Ну, скажем, я в этом спектакле играю роль безработного лётчика, э… в самом начале этого спектакля этот самый лётчик пытается повеситься, потому что у него нету перспектив дальше работать… Ну, это дело происходит не у нас, это "у них" дело происходит — там, значит, лётчики вешаются, и э… он должен дать взятки… ка… какие-то взятки, там, начальнику ангара, чтобы его взяли на работу. Ну и встречается ему девушка, которая обещает ему достать денег, и у них надежды у двоих, что они будут вместе жить, что он снова будет летать. И вдруг в конце второго акта всё это дело расстраивается, и он выгоняет со свадьбы гостей, в полном исступлении кричит, что "вы все всё получите в день Святого Никогда!" И когда уже просто срывается голос и невозможно кричать, я пою песню. Мне подыгрывают, значит, наши два композитора на гитаре и на аккордеоне. Песня эта называется "День Святого Никогда".

<Аплодисменты>
   И не только так песня использована в этом спектакле. Например, каждый персонаж имеет свою музыкальную тему, до такой степени, что вы запоминаете, что как только наз… начинает звучать определённая музыка, выходит какой-то человек. Скажем, один актёр, исполняющий роль цирюльника, для него написана такая шутливая, очень такая резвая музыкальная тема, и он под неё не просто ходит, а даже подтанцовывает. Многие пантомимы исполняются под музыку, и есть так называемый — вот это совсем новый приём, обратите на него внимание потому что я дальше буду об этом много рассказывать, я сам писал точно такие же песни. Это когда два вот этих композитора, наши актёры Хмельницкий и Васильев выходят просто на зрительный зал и от имени театра поют зонги, совсем выходя из действия, совсем не участвуя в этой пьесе. Эти зонги как бы завершают только что произошедший эпизод, как бы в… вас вводят в курс дела того, что будет дальше, это песни-зонги философские, они могут исполняться отдельно от спектакля. А в этом спектакле они просто э… несут нагрузку э… ну, как в… вот знаете, так, вместо тенденции, когда словами говорится «а вот тут дело вот в чём…», вот, и… и, значит, персонажу в уста вкладывается голая идея. Вот вместо этого поются прекрасные песни Бертольда Брехта.
   Значит, я так подробно вам рассказал об этом спектакле, потому что он был первым в нашем театре, а потом после него пошла целая серия спектаклей, в которых очень много песни, очень много музыки, много стихов. Вы все знаете, что в середине шестидесятых годов, было невероятное… была невероятная тяга и интерес к поэзии, к новой поэзии. Тогда на… на свободной волне вдруг всплыли несколько человек: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава — прекрасные наши поэты, которые до сих пор в первом ряду, вот, и… Но тогда это было просто невероятно, потому что когда объявляли, что будут эти поэты выступать или какой-то диспут, то в Лужники невозможно было достать билеты, где десятки тыщ людей. Стояли километровые очереди около Политехнического музея, чтобы просто послушать чистую поэзию, никакие не концерты, а просто стихи. Такой невероятный интерес к поэзии — это только в России, больше в других странах этого не существует. Это — традиционно, это пошло ещё со времён Пушкина. Мне кажется, что это потому, что с именами поэтов связаны не только прекрасные их стихи, а ещё их деятельность, что ли, если так можно сказать. Вообще они были очень приличными людьми и достойными гражданами всегда, во всю историю и поэтому… И сейчас тоже поэзия всегда находится во главе нашей литературы, и поэты — они всегда интересные личности прежде всего. И вот с… и сейчас вот мне даже мой друг, который здесь прих… присутствует в зале, рассказал, что позавчера было выступление после съезда писателей Ахмадулиной, Вознесенского, О… Окуджавы в… и Евтушенко в «Зелёном театре» в Москве, где три тысячи человек, и он говорит, что только конной милиции не было, так много было людей. А тогда это было особенно. И вот мы… наш театр не мог, конечно, пройти мимо этого явления, и мы пригласили Андрея Вознесенского к нам в театр, чтоб он написал… дал нам несколько стихов, чтоб поставить спектакль. Мы поставили спектакль, назывался он и называется он «Антимиры». Спектакль этот мы хотели сыграть только один раз в фонд мира. Причём спектакль играли так: сначала минут сорок мы читали, пели, мы написали музыку сами к его стихам, стихи Вознесенского, а потом сам выходил поэт и тоже читал свои стихи. Он имел больший успех, чем мы, потому что он был уже знаменитый, а мы только начинали. И мы думали, ну сыграем и всё, один раз в фонд мира, и мы стали получать такое количество писем от зрителя, что продолжайте играть этот спектакль обязательно, потому что это снова возрождение поэтического театра, что эта традиция умерла в тридцатые годы, когда был театр "Синие блузы". Там тоже читали стихи хором и… иногда… и поодиночке, пели стихи. А "Синяя блуза" от названия — они выходили в униформе, в синей блузе. И мы стали продолжать играть спектакль «Антимиры». Это было возрождение поэтического театра, впервые в… у нас. Теперь в Москве много театров, которые делают поэтические спектакли и работают с поэтами, тогда мы были первыми. Ну а потом случилось так, что Вознесенский — он человек свободный, член Союза писателей, у него своя жизнь, он часто ездит в творческие командировки, то на периферию, то в Нью-Йорк. Вот. И с ним сложно, поэтому мы стали играть этот спектакль отдельно. Играем мы его такой футбольной командой выходим в чёрных свитерах, одинаково одетые несколько… двадцать человек людей, несколько… с гитарами, потому что э… этим музыкальным инструментом многие из нас владеют довольно… кто… ну, в меру своих способностей, и даже шуточная эмблема театра — это гитара. Например, в спектакле под названием "Час пик", когда идёт демонстрация мод, распахивается глав… у главного героя плащ, и говорит «Мода а ля Таганка», и там нарисована гитара у него на подкладке, на плаще. Вот. Так что этим музыкальным инструментом у нас владеют довольно многие. И мы под гитары и рояль исполняем стихи Вознесенского, иногда просто читаем их без музыки, иногда поём его тексты. Этот спектакль мы сыграли уже восемьсот раз. Ну как вы понимаете, даже произнося замечательные тексты и даже если ты сам на них написал свою музыку, вот, всё-таки восемьсот раз произносить — это можно с ума сойти. Поэтому, автор, бл… благо, жив, и мы всё время обновляем и… и этот спектакль — живой, потому что мы всё время вносим туда новые тексты, новые стихи. А потом ещё: мы его не можем прекратить играть, он нам нужен, потому что мы находимся на хозрасчёте и, значит, у нас план. И этот спектакль мы играем в десять часов вечера вторым представленьем. В семь одно, а в десять — играем другое, в десять... И вот, значит, не так давно Вознесенский принёс мне новые стихи, которые он попросил включить вместо старых в этот спектакль. Я написал на них даже не музыку, а ритм. И стихи эт… эти называются "Пошли мне, Господь, второго, или Песня акына". Многие думают, что это моя песня — это не так. Просто это написано от имени поэта, человека который занимается поэзией, стихами. Вот. Так что это мог бы написать любой, но написал Вознесенский. Вот. А я только музыку сделал. Послушайте эту песню.

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Мы продолжали делать поэтические спектакли и поставили спектакль под названием "Павшие и живые". Это пьеса... вернее, композиция, о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Мы впервые в этом спектакле зажгли Вечный огонь на сцене, из медной чаши, которая стоит впереди на авансцене, вдруг вс... возникает пламя. И в с... в самом начале спектакля выходит актёр и просит зрительный зал почтить память погибших минутой молчания. И не было ни разу, чтобы весь зрительный зал не вставал. И вот горит Вечный огонь — и потом только начинается действие. И этот Вечный огонь зажигается всякий раз, когда уходят умирать поэты, уходят на смерть, — уходят они по трём дорогам — назад, уходят в чёрный бархат, дороги загораются красным, горит Вечный огонь...
   В этом спектакле впервые мы играли — каждый из нас — по нескольку ролей. Дело в том, что у нас такое правило в театре: не играть человека только похожим внешне на того, кого ты изображаешь. Дело в том, что этих поэтов не очень многие и помнят — они погибли, когда им было по двадцати одному – по двадцати лет. Вот. И так как существо поэта — это его стихи, и самое главное, что он в жизни в своей оставил и сделал, — это его поэзия, поэтому к... лучше, конечно, хорошо читать стихи — и тогда возникнет личность поэта, его образ, чем просто сделать, там... наклеить нос, похожий на его, или, там, усы и так далее. Вот. И в этом спектакле н... я, например, сначала играю роль Михаила Кульчицкого, который вызвался возглавить поиск разведчиков и погиб; похоронен он в братской могиле на сопке Сахарная Голова. Потом я играю в новелле "Диктатор-завоеватель" роль Чаплина, потом роль Гитлера. И вот, во время этой самой новеллы, "Диктатор-завоеватель", когда этот самый бесноватый Адольф Шикльгрубер произносит всякие странные фразы... ну, например, он любил говаривать: "Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак", например... <Оживление в зале> Мне рисуют прямо усы на сцене, чёлку — и вот мы, значит, играем эту сцену, а по двум боковым дорогам, которые гаснут и становятся серыми, спускаются четверо немецких солдат, с закатанными рукавами, бравые и наглые, какими они шли в начале войны, — как они уходили, это тоже все знают — но тогда они надеялись на блицкриг и были довольно самоуверенны и наглы. И я написал — впервые для сцены, а не на магнитофоны — написал несколько песен в этот спектакль. Одна из песен называется "Солдаты группы "Центр"" и исполняется именно вот этими самыми немцами во время новеллы "Диктатор-завоеватель".

<Аплодисменты>
   Ну и, как вы понимаете, после того, как я начал писать песни и стихи для свои… своего театра, ко мне стали обращаться и другие коллективы для того, чтобы я написал и для них. И вот те… московский театр Сатиры во главе с Плучеком обратился ко мне, чтобы я написал для песни "Последний парад"... для спектакля "Последний парад" несколько песен. Опять воз… возникла проблема — как это сделать. Дело в том, что я не очень люблю, когда другие певцы исполняют мои песни. Вернее, просто им не даю, когда они обращаются. Совсем не потому, что они делают это хуже. Они делают лучше, потому что они учатся петь, у них есть вокальные данные, голоса поставлены, за ними оркестр гр… громадный. Есть паузы для отдыха, там, то девочки станцуют, то жонглёр, там, вот, покидает чего-нибудь. Вот. А авторская песня — это совсем другое дело. Песня авторская также отличается от эстрадной песни, как, скажем, классический балет от присядки, на мой вкус. Потому что, вы знаете, я ведь пишу ночью, пишу так, чтоб сосредоточиться. Не только оттого, что у меня нету днём времени — это естественно, потому что мы и снимаемся, и играем, и репетируем. А ещё и потому, чтобы просто никто не мешал. Значит, я ут… у себя от сна отнимаю время, происходит какое-то таинство, никого нету, что-то такое откуда-то спускается. Вот. Чего-то... получаются какие-то строчки. Пишу я вместе с музыкой. Сначала с ритмом. Иногда раньше стихи, иногда раньше музыку, иногда просто ритм. Вот. И всегда это дело живое. Я даже не знаю, какая будет песня. Будет ли она смешная или ироничная просто. Или будет ли она печальная или будет трагичная и грустная. И поэтому, когда я её сделаю, я начинаю её проверять на аудитории, и даже мелодия не установлена до конца. И только через пятнадцать–двадцать раз получается, выкристаллизовывается, если можно так сказать, мелодия. Потом так, в зависимости от аудитории, от её настроения, я ведь могу и поменять, смысл немного изменить песни. Вдруг у меня песня печальная станет смешной, если я захочу. Потому что я её спою в другом ритме, а потом ведь, мои слова — чего хочу, то и делаю, могу поменять. Понимаете? Так и слово изменить. В общем, одним словом, почему я вам это говорю, это дело живое. А если наши авторские песни, человек, который сам пишет музыку, тексты и сам исполняет перед вами вот так вот, только с гитарой, без всякой поддержки. Вот. А у певцов — у них оркестр сзади, и это раз навсегда сделано: в одном и том же ритме, выверено и так далее... Поэтому, мне кажется, что авторская песня — дело живое, и в этом её отличие от эстрадной, которая имеет массу своих... достоинств. За исключением, пожалуй, в большинстве случаев, текстов. Потому что, как ни с... ни странно, в эстрадной песне довольно мало обращают внимания на тексты. То начинают тополиный пух воспевать, который в глаза лезет, и в рот, и в нос. То, значит, там... напишут, что "провожают пароходы, совсем не так, как поезда", что, мол... Гигантская информация... большая, что... Действительно, у... просто удивительно, — что не так. Вот. Ну а авторская песня, из-за того, что м... мы, может быть, меньше обращаем внимания на музыку, но, во всяком случае, работаем с текстами более серьёзно.
   Но так как попросил свой брат драматический актёр, а именно Анатолий Папанов — то я ему отказать не мог, я с ним много снимался вместе. И он меня стал просить. Я написал несколько текстов. Он стал меня просить, чтоб я его учил как петь. Я два дня ходил учить, но потом смотрю, из этого ничего не выйдет, потому что он совсем другой человек, и мы договорились так. Они очень хотели, чтоб мой голос звучал в спектакле, а некоторые песни я специально написал для других актёров. Значит, песни эти зв... Ну как найти для них место? Ведь всегда хорошо, когда она необходима, не когда она просто вставлена, а когда без неё невозможно обойтись. Верно? И вот, например, там мы нашли такой способ. Когда приходят моряки из плавания — шесть месяцев без захода в порты, их встретили друзья, они крепко выпили, утром встали, у всех голова болит. Но они решают не похмеляться, а наоборот — заниматься спортом. Включают радио, говорит: "Передаём утреннюю гимнастику". И в это время сразу же начинается моя песня вместо этих самых упражнений. И они под неё делают всякие движения.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ну, я вижу, тут аудитория очень спорти... по-спортивному настроена. Тогда я вам ещё одну песню спортивную. Называется она "Марафон".

<Аплодисменты>
   Спасибо. <Откашливается>
   Там было ещё довольно много песен... Но сейчас время вернуться к нам в театр. Потому что мы... дорвались, наконец, лет восемь тому назад, до постановки драматической поэмы Сергея Есенина "Пугачёв". Вообще я вам должен сказать, что дело-то было трудное, потому что её уже собирались ставить, и не кто-нибудь иной, а Мейерхольд, и... и не когда-нибудь, а когда был жив Есенин. Ну и вы понимаете, что у них... им и карты в руки. Но оказалось, что Есенин, несмотря на то, что он поэт-лирик — его всегда рисуют в окружении... значит, берёзок, — вот... и такое впечатление, что он был такой милый, — а он был не только милый и поэт-лирик, он ещё был человек упрямый, довольно скандальный. Он, например, говорил, что он не даст вымарать ни одного слова из своей поэмы. А Мейерхольд хотел сделать какие-то купюры. Ну и, в общем, короче говоря, они скандалили, расплевались, — наконец, Есенин забрал свою поэму и ушёл. Вот.
   А мы очень бережно отнеслись к тексту Есенина: ничего не убрали, а, наоборот, даже, добавили. <Смех в зале> И у нас... Да, у нас в спектакле есть интермедии, в этом, написанные одним из последних могикан, прекраснейшим человеком и великим драматургом Николаем Робертовичем Эрдманом, который уже, к сожалению, не живёт, который дружил с Есениным очень близко, и вообще — из того времени человек, который дожил вот-вот до наших дней. Вы знаете, он написал несколько пьес, он... Я почему про него говорю — он на меня оказал громадное влияние и очень помогал мне, когда я начинал. Вот. И когда говорили, что, вот, значит, я не могу того играть или того, он говорил, что — "может". А так как ему очень верили в нашем театре, то вот так и повезло... Он написал пьесы "Мандат", в котором... в которой сделал свою карьеру Эраст Палыч Гарин. И вообще, есть такой смешной тут факт — ф... что Гарин раньше, до этой пьесы, никогда не разговаривал, как теперь. Это просто э... Николай Робертыч Эрдман, когда читал пьесу, он так... он вообще так в жизни говорил, там: "Маман, когда придут красные, вы эту картину переверните: там Карл Маркс". Вот. <Оживление в зале> Это из "Мандата" реплика и, значит... И Эраст Палыч Гарин на всю жизнь стал разговаривать вот в этой характерности.
   Ну вот. Эрдман написал несколько интермедий двора... И вообще, это... это был один из самых прекрасных спектаклей нашего театра. И на этом спектакле, как ни на каком другом, видно вот что. Что поэтический театр — это совсем не обязательно театр, в котором делаются пьесы на поэзии и на стихах. А просто все элементы поэзии, или многие из них, присутствуют на сцене в виде оформления. Там есть и... и... и... не только в виде оформления, а... в виде режиссёрского, что ли воплощения. Ну, например, там есть и символика, и метафора, и образность — в этих вот спектаклях... Вот раскрывается занавес, в "Пугачёве", — стоит помост с грубо струги... струганых досок, он опускается метров с четырёх до авансцены; стоит плаха, в неё воткнуты два топора... Мы, по пояс голые, несколько человек — пятнадцать человек — босиком, в... мешковине, подвязанные верёвками, с топорами в руках, играем вот эти в... пугачёвцев, участников пугачёвского бунта — и вс... весь этот клубок тел, полуголых, катится к плахе. Потому что вот в этом уже есть символ, как всё восстание, кровавое, этот кровавый бунт, в общем, всё время... так... чем дальше, тем больше скатывался, катился к смерти, к концу, к плахе. Вот. Э... Ещё что... Там есть цепь... Вообще это очень нервное ощущение — когда металл рядом с телом, с голым. У нас с правой стороны, и с левой стороны, висят две виселицы, на которые вздёргивается одежда дворянская, когда восставшие одерживают верх, и крестьянская, когда восставшие... э... значит... э... терпят поражение. Вот. А под... Сзади колокола, очень часто бьёт набат. На станке, сзади, стоят в чёрных платьях плакальщицы, которые поют замечательные тексты — мы нашли их, из восемнадцатого века насто... настоящие тексты, а музыку на них написал композитор Буцко. И вот такое вот совмещение текстов реальных, на которые были написаны специальные музыки раньше, и современного композитора тоже дало такое ощущение: что хорошо, это ладно — это прежние века, но очень современно. И... тексты были — ну, невероятно красивые, там, нап... 

<—>
   ...тексты, там...

   И вот эти тексты — это я написал для них. <Смех в зале>
   Вот. Так что... Вообще я хочу вам сказать, что у нас в театре очень многие у... делают это — пишут что-то для... или придумывают для наших спектаклей, — поэтому в нашем театре, как ни в каком, может быть, другом коллективе... Ну, знаете, чем больше вложено в любимую женщину, в ребёнка, в дело, тем это становится дороже всегда, да? — хочется отдачи. И так как мы не только на самой низшей ступеньке театрального искусства находимся: актёр, потом режиссёр, потом драматург, потом... начальство, потом господь Бог... — и всё. Вот. А мы, значит, там, где-то внизу: пойди направо, налево и... Вот. Нет. Мы ещё, так как мы много придумываем, мы приносим, и пишем и стихи, и музыку, и даже инсценировки, то поэтому у нас какая-то другая даже атмосфера в нашем театре. Ну вот, значит, в данном случае я написал вот эти...
   А играю я в этом спектакле роль беглого каторжника Хлопуши. Этот монолог больше всего любил Есенин и читал его неоднократно. И рассказывают очевидцы, что когда он читал этот монолог, то он продырявливал себе ногтями ладони до крови. До такой степени нервного напряжения он доходил, читая этот монолог. Когда мне это рассказали, мне кажется, что это было ключом к тому, как играть этого самого сподвижника Пугачёва, человека с вырванными ноздрями, беглого каторжника Хлопушу. Я вам маленький кусочек из этого прочту.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Люди, которые знали Есенина, говорят, что... значит, он бы не обиделся и что у нас даже немножко похожи голоса, — несмотря на то, что, вот, Есенин, опять же, — поэт-лирик, а я — не совсем, а голоса вот... — они раньше назывались, там, "пропитой", "хрипатый", теперь говорят "с трещиной". <Смех в зале> Вот. <Откашливается> Голос у меня был всегда такой. Даже когда мне было два года, и я в бомбоубежище читал, там, инвалидам стихи... вот, он был уже такой. И все говорили: "Надо ж! Такой маленький мальчик, а уже так пьёт!" <Смех в зале> Ладно...
   Как у нас... интересно: что юмор по поводу э... этих самых напитков... у нас всег... всегда... на наших аудиториях проходит. А вот мы были в Болгарии — шутили по этому поводу, а там никто не улыбается... <Оживление в зале, смеётся> У них проблемы нету... Вот. Значит. Ну что же... теперь дальше. Я продолжал работать для других театров. Вот, например, я с... сейчас вам хочу показать несколько песен, написанных мною для спектакля московского театра "Со… Современник" "Свой остров". В этом спектакле мы ещё дальше пошли и, например, даже так. Вот происходит серьёзная сцена, скажем, в… в этом спектакле. Двое молодых людей любят друг друга, хотят пожениться, а им родители мешают. Сцена довольно банальная. Сколько раз это видено и в кино, и на… в театре, на эстраде — где угодно. Вот. Но как может песня изменить смысл происходящего и дать совершенно другой толчок к толкованию того или иного человека, который на сцене. Просто зритель по-другому начинает вдруг их воспринимать. Выходит Игорь Кваша, который исполняет главную роль, выходит набок после вот этой вот сцены между двумя молодыми людьми (это называется у нас "портал") его высвечивают, и он поёт шуточную песню "Одна семейная хроника, или Что случилось в Африке." Песенка ни про что, это детская народная песня. Под неё хорошо маршировать в детских садах и санаториях.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ну и как вы понимаете, после этой песни к этой самой паре, конечно, относятся уже с иронией. Вот.
   Есть... Ну, я так вижу, что у вас тоже ещё интерес и к животному миру большой, так судя по вашим аплодисментам. Я вам спою ещё одну песню из жизни животных, только уже домашних. Песня "Про Козла отпущения".

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   И ещё могут существовать песни, так называемые баллады... Вот я, например, пишу песни, чтобы они могли исполняться и отдельно. То есть, я совсем не пишу по поводу того, что происходило на сцене или даже в сюжете э... вот... данной пьесы. Я пишу песни отдельно, они могут исполняться отдельно. В них, в каждой из них, есть своя мысль, присущ... общая такая, что ли, если можно выразиться, общая, общечеловеческая, что ли. Или сюжет, который э... можно... только косвенно каким-то образом оттеняет действие сценическое, а на самом деле он имеет свою самостоятельную ценность, и свой интерес к нему возникает у зрителей, когда я пою его отдельно.
   И вот, например, такого рода песня одна, которая вдруг оказалась необходимой в этом спектакле "Свой остров" для главного героя Игоря Кваши. Я её называю "персонажной песней" в каком смысле — такие они … они могут звучать вместо того, чтоб долго рассказывать биографию человека и говорить — он хороший или он плохой, приличный или нет. Просто главный герой выходит и от имени... от своего имени поёт песню. Вот она называется "Я не люблю". И, в связи с этим, много сцен можно вымарать информационных о нём. Вы сразу поймёте, что это за человек, что он в этой жизни любит, не любит, против чего он возражает и что поддерживает. Песня называется "Я не люблю".

<Опущено 2 куплета>
<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Давайте, мы так договоримся: я совсем не против аплодисментов — это прекрасно, это значит, что вы меня поддерживаете и так далее. Вот. Но мы будем делать так: вы, э... чтобы я э... н... не расслаблялся и чтоб вы не особенно отдыхали, вы так... вы начинайте бурно и кончайте сразу, хорошо? Тогда я больше сделаю чего-нибудь... для вас. А... а ладони поберегите — будете детей гладить своих по головам.
   Ну вот. Значит. Э... Вернёмся к нам в театр. Я хочу завершить рассказ о театре вот чем... Опять в подтверждение мысли о том, что поэтический театр... может быть сделан и на прозе, —это был наш спектакль "А зори здесь тихие", в котором, правда, было очень много музыки, и вот я вам хотел сказать... Вы знаете, "Зори здесь тихие", по повести Васильева, было сделано кино. Кино это довольно удачное, и зритель его любил, но ведь это очень простая проблема, это... Дело в том, что смерть вот этих девушек... Всегда жалко, верно? А вот погибают молодые девушки во время войны, в неравном бою с противником... Человек тем и отличается от животного, что он может сопереживать и сочувствовать. Поэтому все в зрительном зале и всхлипывают, и всё...
   Но это не подымается в фильме дальше частного случая — очень печального, трагичного, но частного случая; таких случаев было много. А вот в театре в нашем, в котором абсолютно в условных декорациях... Сначала грузовик стоит на сцене, камуфлированный как в начале войны, такими коричневато-зелёными пятнами — под лес. Потом его на троса вздёргивают наверх — и эти тросы, начин... вот эти вот щиты начинают качаться (его разбирают, грузовик, и — становятся доски), — они так покачиваются в свету, птицы щебечут, и вот это дерево, которое было камуфлировано под лес, замаскировано, — становится настоящим лесом. И умирают наши... э... значит, девушки умирают на этих щитах — у каждой есть свой щит. Раздаётся, там, выстрел или что... и начинает звучать э... песня, которую она пела в течение спектакля. Вращается щит вместе с ней, и звучит песня, там... э... ну, какая-то её песня. Потом она уходит — щит продолжает вертеться — наглядно видно, что уже нету человека, — и звучит хорал. И вот тогда это подымается действительно до уровня высокой трагедии, потому что... я много раз смотрел наш спектакль — и воздействие удивительное: сколько бы раз ты ни смотрел, вот так вот хватает за горло, и даже дышать невозможно. Вот так вот — сочетание опять музыки... этой и, конечно, в... в... режиссуры (мне кажется, что это замечательная режиссура, великая режиссура) даёт вот такой вот эффект, когда это подымается до уровня... ну, вот как были  дрег... греческие трагедии, верно? Так и назывались: греческие трагедии... Вот.
   Ну, значит, так. Теперь для того, чтобы закончить нам с театром, я вам спою песню... одну, которую, может быть, вы не знаете, написанную мною тоже... для... спектакля, но раньше. Вот мой друг Эдик Володарский, драматург, которого... пьесы которого "Долги наши", там, "Уходя, оглянись" идут во многих театрах, написал пьесу "Звёзды для лейтенанта". А я туда написал песни, то есть, они были вставлены туда ещё до того, как появились в театре. Поэтому он убрал несколько сцен, которые стали не нужны из-за этой вот песни. И они идут полностью, вошли в этот спектакль. И я их пою своим голосом за сценой, за кадром. Песня эта называется "О погибшем друге", только она написана о погибшем лётчике. Не та, которая звучала на пластинке, которую вы знаете. Просто во время... в сорок третьем году, во время великой воздушной битвы над Кубанью, был такой человек, летал в небе, э… Скоморохов Николай. Скоморохов. Он сейчас жив, генерал-полковник, дважды герой Советского Союза. Был эпизод, когда он сбил "бриллиантовую" двойку. Была знаменитая немецкая дивизия "Удет". Они все были кавалеры бриллиантовых крестов, их… лично награждённые Гитлером, на… настоящие асы. И вот двое... двойка из этой эскадрильи сбили друга этого Скоморохова, Николая Скоморохова, его близкого друга. И когда он был убит, Скоморохов выходи... вылетал в индивидуальную охоту. Так поспит несколько минут и снова вылетал искать именно тех двоих. Он запомнил что у них были за номера на фюзеляжах. Он их нашёл, достал и сбил обоих в одном бою, двух их уничтожил. И один даже спрыгнул с парашютом, попал на нашу территорию, взяли его в плен и он стал спрашивать: "Кто меня сбил?" Ну а ему говорят: "Скоморохов". Он говорит: "Это неправда. Нас предупреждают, что, осторожно — Скоморохов в воздухе!" Вот. Ну, это было так на самом деле. И вот я в память о погибшем друге этого Николая Михайловича Скоморохова написал эту песню. <Откашливается>

<Опущено 2 куплета>
<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Треугольный конвертик мне дали... <Удаляющийся стук женских каблуков на сцене>
   Значит... Теперь — кино. В кино я начал работать тогда же, когда и в театре, довольно много уже снимался в кино, и очень часто, приглашая меня сниматься, мне предлагали, чтобы я пел там что-нибудь. Я... соглашался, и пел раньше и чужие песенки, и сам себе писал, но, в основном, всегда это были такие вставные номера, такого типа, что "А! вот тут, кстати, случайно гитара, — ну-ка дай, чё-нибудь я спою..." Вот беру, значит, играю, напеваю какие-то куплеты, и так далее. Вот. А потом... как говорится, время переменилось, стали просить меня уже писать песни, которые имели самостоятельную свою ценность в кино. Вот... И... первый фильм, в котором я писал свои песни, это был фильм "Я родом из детства" режиссёра Ви... Виктора Турова, моего близкого друга, который сам... весь родом из детства... Потому что, когда ему было восемь лет, на его глазах расстреляли отца, потом их с матерью угнали в Германию; потом он возвращался полгода, потеряв мать, когда их освободили американцы — там, в Германии, — возвращался полгода один п... по европейским дорогам и пришёл домой, в Могилёв, мальчишкой десятилетним. Так что он снимал фильмы, действительно, взрослыми, но в то же время детскими ещё глазами. Ну и я играл в этом фильме роль капитана-танкиста, который горел в танке и вернулся седой человек в тридцать лет с в… с войны из госпиталя. Ну и тоже там была гитара, которую не сожгли, потому что всю обстановку сожгли, она ж горит, а гитару пожалели. И вот я там беру гитару, и если вы помните, песни из этого фильма, они вошли в пластинку, там была такая песня:

   И так далее.
   Потом... Это... это моим голосом песня звучала. Потом вдруг с пластинки, когда мы сидим с Ниной Ургант, начинает звучать песня, которая, имеется в виду, что звучала ещё до войны. Значит, я писал стилизации на довоенные вальсы.

   А потом вдруг инвалид на рынке моим голосом поёт песню:

   А потом, в самом конце фильма, когда к... стене, всей... к... которая вся выщерблена пулями и снарядами, подходят женщины с высохшими глазами, выплаканными, и кладут зелень и цветы на могилу погибших... мы... сделали песню, мою, с голосом Марка Бернеса. То есть, он пел мою песню. Я с ним дружил в конце его жизни — это был, действительно, удивительный человек, который, правда, ценил по-настоящему авторскую песню, текст, в основном.
   Вот... И это производило удивительный эффект, потому что мы, например, получили письмо — когда звучала эта песня, "Братские могилы", в конце — от одной женщины (она потеряла память, когда на её глазах повесили двух сыновей и... она была просто больным человеком), и она смотрела это кино в больнице и написала нам письмо, что она вспомнила, где это случилось с её детьми. Мы... "Вы мне вернули память", — она написала. Бернесу было письмо, и на студию, на минскую. Но это неправда. Потому что мы построили эту декорацию — этого не было. Но вот такое было на неё воздействие вот этих вот... слов о мог... братских могилах, бесхитростной совсем мелодии и, конечно, голоса Бернеса, который весь из тех времен, и ещё изображение — это... и, видимо, ей... что-то у неё в ней всколыхнуло — и ей показалось, что она вспомнила. Так что, видите, что может делать песня, которая очень точно нашла своё место в картине, в кино, — как она мо... она может действовать.
   Потом я писал песни для фильма "Вертикаль". И песни эти... Сначала мы хотели, чтоб они звучали на титрах. Но я противник того, чтоб на титрах звучали песни, потому что... — или стихи, или музыка — потому что вы, там, читаете... это... кто гримёр, кто директор, а в это время идут какие-то важные стихи, которые ты вымучивал по ночам — ну жалко! И там мы нашли тоже... А... а если... вы можете себе представить, песня, которую хотели пустить на титры, была "Здесь вам не равнина, здесь климат иной", — песня, которую я написал после того, как почти на наших глазах потерпела бедствие группа альпинистов, пять человек, из команды ЦСКА; один из них даже погиб, а двум раненым его товарищам мы помогали спускаться вниз по морене. Вот. И я написал песню, которая в... имеет продолжение... жизнь её п... продлена, как ни странно, в смертях. М... потому что слова из этой песни пишут на могилах пог... погибших альпинистов, там: "Другие придут, сменив уют на риск и непомерный труд...", или "Тот камень, что покой тебе подарил..." Вот. Мне присылают фотографии этих мест, они у меня есть дома...
   И, конечно, жаль, когда такая песня будет просто пропадать или идти где-то фоном. И вот, мне кажется, самый... один из самых удачных опытов работы в кинематографе — это был фильм "Вертикаль". Потому что там ничто не мешало песне; и никому не мешала песня, потому что в это время показывались горы, или альпинисты, которые уходят — я начинаю петь — потом они уже на вершине — и кончается песня. Прошло десять часов времени, а я спел три минуты. То есть, вот такую нагрузку она может нести — песня — временную, понимаете? Такой формальный приём в кино совсем незамечаемый проходит. Вот.
   Ну и так далее, и так далее... Все эти песни в фильме "Вертикаль", мне кажется, очень удачно нашли своё место. И даже э... монтировали картину под эти песни.
   И стал я продолжать так писать. Хотя иногда бывало так, что, мол, тряхну стариной и спою что-нибудь вот так вот, как я, например, в фильме "Хозяин тайги" с Валерием Золотухиным... там я играю на гитаре. Ну опять же песня нужна для того, чтоб провести вот эту самую дуэль между этим милиционером и сплавщиком, бригадиром сплавщиков Иваном Рябым. Так что слова-то песни они не просто так, как в песне, они ещё дают понять этому самому милиционеру, что с нами не так просто.

   Ну вот. И он, значит, во время этого разговора и этой песни, этот самый Валерий Золотухин понимает, значит, что я причастен к грабежу магазина.
   Ну вот. Так, это просто к слову. Я это никогда не пою обычно.
   Бывает так — неудачно работаешь в кино. Ну, например, вы знаете, совсем недавно вышел фильм "Бегство мистера...
<—>
   ...раздумчивым, медлительным, даже немножко скучноватым, очень серьёзным. Ну и они туда не вошли. А фильм-то нельзя же, значит, выбросить, а песни — можно. Вот поэтому вот там нету.
   И также было ещё с одной картиной под названием "Стрелы для... Стрелы Робин Гуда", тоже было написано несколько баллад в эту картину. Там такая была песня:

   Такая там была песня. Но дело в том, что этого всего ничего в картине нет — написал другой композитор музыку, другие авторы тексты написали. Почему? Потому что, значит, выяснилось, что песни утяжеляют повествование. И вот их, значит... их не стало.
   Поэтому я даже расстроился и какое-то время в кино совсем не работал — обиделся. Ну, сейчас думаю, чего ж обижаться — дело в том, что уже награда за это получена. Пока ты сидишь за столом, и что-то тебя посещает, там... ночью... вдохновение... откуда-то оттуда... это уже награда, — чего тут, господи, греха таить. Поэтому, значит, я, в общем, считаю, что это не пропадёт даром, эти... эта работа. И... э... я потом или пластинку сделаю, потом запишу где-нибудь, — она пойдёт, — на магнитофоны... И м... я буду надеяться, что это будет доставлять людям радость, там, удовольствие, заставит подумать и так далее. Поэтому они, конечно, н... не пропадают, эти песни... Хотя есть ощущение досады, но им всем можно продлевать жизнь, этим песням.
   Теперь, значит, что-нибудь повеселее. Меня всегда просят, чтобы я рассказывал о съёмках в кино, — нет, я этого никогда не делаю, и... и, вы видите, я работаю без роликов — у меня нет сзади экрана, чтоб я там показывал... Совсем не потому, что я против такого рода выступлений, а просто это уже сделано раньше. Мне кажется, что интересней, когда человек вот сейчас, в данный момент что-то такое... производит, верно? Поэтому м... я с ними не работаю, с роликами, и никогда не рассказываю, как там: "вот это тут видите, вот меня тут били — это по-настоящему! девять дублей снимали! У меня  такое лицо было!.." Вот. Ну, много всяких смешных случаев... Вместо этого, я вам лучше расскажу в песне один м... действительно курьёз, который... случился в кинематографе.
   Дело в том, что есть знаменитый американский актёр Шон О'Коннери. Очень знаменитый человек. Он снимался, играл Джеймса Бонда, агента 07, супершпиона, супермена и супер, в общем, всё. Он играл в фильмах по романам Яна Флеминга. И он очень популярен там до такой степени, что живёт он с телохранителями, за высокою оградой и так далее, спасается от поклонников. Его пригласили, этого человека, сниматься к нам в фильм "Красная палатка". И он тут, в общем, когда приехал, тоже опасался, что здесь будет плохо. И, значит, озирался, как загнанный зверь. Ну а тут-то у нас никто этих фильмов не видал, поэтому на него... ну, только что пройдут, не плюнут, а так, в общем, никто не замечал. <Смех в зале> Ну и он э… недели две подышал полной грудью, ходил без опаски по улицам, а потом заскучал всё-таки, как-то он же всё-таки привык к низкопоклонству. Ну и говорит, что: "Надо какой-нибудь организовать вечер, познакомьте меня с актёрами, актрисами..." и так далее. Ну и вот, значит, его познакомили, администраторы устроили вечеринку, он всех развлекал. А вообще, надо вам сказать, что он человек респектабельный, уже довольно в годах, лет пятидесяти, и седоватый, и лысоватый в меру, и в общем, никакой не супер в жизни. Он накупил в иностранных магазинах там всяких джинов, виски, стол накрыл прекрасный, всё, всех развлекал, но по-американски. А там по… по-американски никто не понимал. Ну, всё выпили, съели да ушли. <Смех в зале> Вот он сидел около разрушенного стола и говорил: "Да, — говорил, — это действительно таинственная страна!"

<Аплодисменты>
   Вот так…
   Песня... Я сам разберусь, чё мне делать, ладно? Всё-таки не выдержал, сидел, сидел спокойно, нет, надо — давай, покричу.
   Так. Песня называется... следующая песня называется э... о шо… о шоферах-дальнорейсовиках. Эта песня называется "Дорожный случай".

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты, откашливается>
   Меня часто спрашивают, почему это я вдруг не пишу теперь в последнее время песни-сказки. Неправда, я пишу. И вот сейчас я вам спою из фильма "Иван да Марья" несколько куплетов Нечисти. У меня Нечистая сила поёт человеческими голосами там. Вот "Серенада Соловья-разбойника". Он поёт такую серенаду.

<Аплодисменты>
   Вот "Соловей-разбойник".
   А вот Нечисть, когда уже она... её отовсюду прогнали, они поют такие песни.

<Аплодисменты, откашливается>
    Спасибо.
   Ну и наконец, песня, которая тоже имеет странную жизнь. Я написал её для друзей, спел её, попел на магнитофоны, в компаниях, а потом она вошла в наш спектакль, где я её пою вдвоём с актрисой. А здесь я, к сожалению, буду один за двоих. "Диалог у телевизора, а по телевизору — цирк".

<Аплодисменты>
   Спасибо.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   ГОЛОСА: <Неразборчиво>
   Спасибо, товарищи.
   Последнюю песню, которую я вам спел, она наз… была, звучала в фильме "Срочно требуется песня". Это была первая случайно записанная для кино песня. И песни с тех пор, действительно, требуются срочно, особенно, если она интересная. Я думаю, что интерес к авторской песни будет всё больше и больше возражда... возрастать. Я это увидел по вас. Спасибо вам за то, что вы улыбались и за ваши глаза, когда вы вместе со мною слушали серьёзные песни. И я приеду к вам ещё с удовольствием. Здесь хорошо, в Коломне. Спасибо вам.
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :