В.ЯНКЛОВИЧ: Предлагаем вашему вниманию публичную лекцию на тему «Музыка и слово в решении художественного образа в театре и кино». Ведёт эту лекцию артист московского Театра драмы и комедии на Таганке, член союза кинематографистов Владимир Высоцкий.
   С этим именем в нашем искусстве связано очень много. Это артист, на мой взгляд, необычный, артист, который синтезирует в своём творчестве высокое драматическое начало, является, к тому же, блистательным автором и исполнителем своих героических баллад. Его баллады о войне по-настоящему трогают сердца наших советских людей. Артист (кто его видел на сцене) обладает, на мой взгляд, и удивительным драматическим даром. Его роли “Гамлет”, “Жизнь Галилея”, его работа в “Павших и живых” и многие другие, в “Пугачёве” по-настоящему волнуют и трогают. Его творчество всегда гражданственное, всегда социальное, всегда партийное. И, самое главное, находит всегда отклик в душах наших людей. Я не буду рассказывать вам о его творчестве, он прекрасно это сделает сам. Вы сегодня услышите о его работе над поэтическими спектаклями, о его работе м-м... в кино, музыкальные его работы. И я не задерживаю вашего внимания и представляю слово Владимиру Высоцкому. 
<Аплодисменты>
   Что же это такое?

<Аплодисменты>
<В сторону>: Загородите.
   Добрый день! Ну, это я спел с самого начала песню, а не начал сразу читать лекцию, просто чтобы вам показать, что я — это я. И ещё намекнуть, что сегодня всё-таки петь я буду, потому что лекция лекцией, а иллюстрации будут. А так как я много занимаюсь стихами и песнями, то я обязательно должен показывать то, что я делаю и в театре, и в кино.
   Но всё-таки называется сегодняшняя наша встреча, такая м-м… тема её, это — "Поэтический театр и э… роль музыки и поэзии в решении художественного образа в театре и кино".
   Ну зн... вам видно всё, да? А то меня осветили снизу — как мертвец, да, я выгляжу? <Оживление в зале> Ну вот...
   Я работаю в Москве, в московском Театре на Таганке. Если кто-нибудь слышал об этом театре или, может быть, даже видел спектакли нашего театра, то вы знаете, что у нас в нашем театре очень много музыки и поэзии. И даже эмблема, шуточная эмблема нашего театра в т… в спектакле "Час пик", когда демонстрируют моды, главное действующее лицо распахивает плащ, и у него на плаще, с внутренней стороны на подкладке, нарисована гитара. Значит, есть такой символ.
   Многие наши актёры играют на гитарах и исполняют многие стихи, песни замечательных наших поэтов и свои. Мы в нашем театре не только, как говорится, играем, не только являемся исполнителями, актёрами, но ещё и являемся по силу... по силе возможностей авторами. То есть, мы пишем сами и тексты, и музыку, некоторые из нас даже пишут инсценировки к нашим спектаклям. Одним словом, работать у нас интереснее, чем в других местах, потому что не только над тобой распоряжаются, но ты ещё и творишь сам, работаешь как автор.
   Ну что же... Когда начался театр — это было одиннадцать лет тому назад, начался он со спектакля "Добрый человек из Сезуана". Этот спектакль поставлен был Юрием Петровичем Любимовым, главным режиссёром нашего театра. Поставили его на выпускном курсе Щукинского училища с молодыми ребятами и с девушками. Они поставили этот спектакль.
   Кончили они учиться и решили этот курс не распускать, а спектакль сохранить. И спектакль этот перешёл к нам в театр, и с него мы начали. Значит, "Добрый человек из Сезуана" — первый наш спектакль. И вот в этом спектакле уже сразу проявилась линия театра на поэзию и музыку. А именно: здесь вместе с драматическим текстом, который написал Брехт, он одновременно написал ещё несколько зонгов — песен. Это можно было и читать их просто со сцены, а можно было их и исполнять. И вот мы пошли по второму пути. А именно: Слуцкий, наш поэт советский, перевёл брехтовские зонги и их — очень много на протяжении всего спектакля. Эти зонги звучат в пьесе, исполняют их все персонажи. Почти каж… каждый персонаж имеет отдельную песню. И есть очень много песен, которые исполняются от театра. И актёры нашего театра — Хмельницкий и Васильев написали музыку на эти тексты, и они вдвоём, в нормальной одежде, выходят из зрительного зала, усаживают зрителей всех и начинают, значит, эти... исполнять эти зонги. И когда кончается какая-то сцена, они снова выходят на сцену и снова поют зонги.
   Я в этом спектакле играю роль лётчика, безработного лётчика Янг Суна, и э… мне тоже довелось исполнять одну очень интересную песню в этом спектакле. Мне кажется, что это не только, как говорится, от… не отвлекает людей от того, что происходит на сцене, а наоборот, ещё углубляет понимание характера человека, которого ты играешь. Этот человек, которого я изображаю, он уже отчаялся, работы у него нет. Он любыми путями, ка… какими угодно средствами, там, и… и хорошими, и плохими, пытается достать денег, чтобы дать взятку, чтобы его снова взяли на работу, чтобы летать, летать, летать... И он... И у него есть и хорошее, потому что он хочет по… подняться в воздух и рассказывает об этих самолётах, как о каком-то чуде. И в то же время он женится на девушке из-за того, что она ему даёт деньги, чтобы вот каким-то образом он получил работу. И когда у него всё это рушится, он готов просто буквально на всё. И, в конце концов, он превращается в нормального, такого же, как и люди, которым он служит — человека жестокого и, в общем, лживого и так далее. А вначале в нём было очень много хорошего.
   Начинается этот спектакль с того, что этот безработный лётчик пытается повеситься, но у него, к счастью, ничего не получается, а иначе надо было бы спектакль заканчивать в начале. Ну вот... И в этом спектакле я, значит, во… в конце второго акта, в самом кульминационном моменте пою песню. Я вам её, вероятно, покажу позже. Так что, вот видите, с самого начала в театре э… было тяготение к поэзии и к музыке.
   Ну а так как в период, когда мы начинали, вообще поэди… поэзия была на… на самом, что ли, первом месте, и было время, когда все поэты выступали и в Лужниках, и в Политехническом, и достать билетов было невозможно. И люди рвались, ломали двери, били стёкла, чтобы только послушать поэтов. Такое явление вообще только у нас можно видеть, потому что в других странах интерес к поэзии не особенный, а у нас всегда, во все века, во все десятилетия было необыкновенное тяготение людей к поэзии. А к песне уж тем более, я даже об этом и не говорю.
   И вот мы, э… лет, наверное, девять тому назад, в нашем театре пригласили такого знам… замечательного поэта — Андрея Вознесенского, чтобы он написал, вернее — подобрал из того, что напечатано несколько стихов, и сделать поэтический спектакль в нашем театре, ну, значит, уже на материале поэзии. Он подобрал стихов, там, мы их поставили, сколько там, в меру нашего таланта, и хотели сыграть этот спектакль всего один раз — в фонд мира. И сыграли мы его. Значит, минут сорок мы играли его стихи, а потом сам Вознесенский читал свои стихотворения. Это был большой успех, у этого спектакля. Ну а когда он кончился, значит, его надо прекращать играть, всё-таки мы решили — всего один раз. Вознесенский — он всё время в отъездах, он вольный человек, поэт, он ездит то на периферию, то в Вашингтон и, значит, и с ним трудно, потому что он не может работать в театре. Ну и мы решили играть этот спектакль сами, потому что публика просила не прекращать спектакля.
   И вот теперь прошло уже девять лет, мы сыграли восемьсот раз, этот спектакль. Он нам очень нужен, мы его не прекращаем играть, хотя иногда сходишь с ума — уже в восьмисотый раз произносить одни и те же стихи и тексты, и петь одни и те же песни — это уже невмоготу. Но этот спектакль нам нужен по многим причинам. Во-первых, это высокая поэзия, и всегда прекрасно, когда со сцены замечательные стихи. А во-вторых, мы находимся на хозрасчёте — значит, нам нужно... <Оживление в зале> А этот спектакль нас кормит, потому что мы его играем в десять часов вечера. Значит, в семь идёт один спектакль, а в десять вечера мы играем другой, вот эти самые "Антимиры". Идёт он полтора часа без перерыва, и вот уже восемьсот раз мы играем, а зрительные залы полны, никто никуда не уходит. Ну а для того, чтобы нам не было так всё-таки скучновато играть одно и то же, мы его всё время обновляем.
   И вот недавно, год, примерно, тому назад, Вознесенский написал специально для меня, написал э… новые стихи, которые я… сделал музыку, и я их исполняю в этом спектакле. Называется эта песня "Песня акына".

<Аплодисменты>
   И дальше идут стихи:

   Этот спектакль, я думаю, мы ещё будем долго играть, пока не начнём чего-нибудь другого. Но у нас уже был ещё один спектакль по произведениям Андрея Вознесенского. Тоже поэтический спектакль, потому что поэтическая линия в театре оказалась очень плодотворной. Народ, как говорится, прёт, все идут, хотят смотреть, хотят слушать прекрасные стихи.
   Мы сделали ещё один спектакль, назывался он "Берегите ваши лица". Этот спектакль, к сожалению, не шёл, не идёт у нас в репертуаре, потому что он отправлен на доработки. Вот мы его дорабатываем уже довольно долго, и выйдет он или нет — я пока не знаю, но будем надеяться, что он будет. Он был очень красивый, этот спектакль. Он был так шагом вперёд по сравнению с "Антимирами". Там на сцене был сделан нотный стан, светящийся задник и такие опущенные штанкеты, которые делали нотную линейку. И мы на этих самых штанкетах сидели поджав ноги, как ноты распределялись, и под мою песню... там была, я сейчас её не помню, но там такая была песня:

   И вот мы в это время на этих самых... на этих нотных линейках перераспределялись и играла в соответствии с этим музыка — то вальсы, то какие-то быстрые мелодии. Потом эти самые вот штанкеты, эти пять линеек, превращались в трибуны стадиона. Мы сидели там, кричали, шли стихи "Левый крайний, левый крайний...", а потом я играл старуху и собирал бутылки после матча с этих самых... <Смех в зале, откашливается>
   Ну вот. Спектакль был действительно очень красивый, там было... много прекрасных стихов звучало, мы все написали... Мы с Борисом Хмельницким написали музыку ко многим стихам Вознесенского. И некоторые песни... вот которые были просто стихами, они стали песнями и их стали исполнять теперь. Спектакль не идёт, а их исполняют с эстрады. Например, "Вальс при свечах". Это песня, которую мы написали с Борисом Хмельницким.
   Ну вот. Теперь, значит, ну мы решили не терять, что ли, эту поэтическую линию и всё её продолжали, продолжали и продолжали, и поставили спектакль, который назывался "Павшие и живые".
   Это спектакль о поэтах и писателях, погибших в Великой Отечественной войне. Или э… оставшихся живыми, но только которые жили во время войны и писали о войне. Теп… Из ныне живущих это Слуцкий, Самойлов, Межиров, Симонов, Сурков — там поётся "Землянка". А из погибших — Кульчицкий, Коган, который вы… вызвался возглавить подвиг... поиск разведчиков в сорок втором году и погиб, и похоронен э… на сопке Сахарная голова, молодые ребята — двадцатилетние, которые остались там, на полях сражений.
   Ну вот, и чтобы отдать дань им — мы поставили этот спектакль. Он сделан тоже необычайно интересно. Вообще, я вам хочу сказать, что образность поэтическая — она свойственна не только нашим спектаклям, которые мы делаем на стихах. Вот берём стихи и делаем спектакль. Нет. Даже в прозаических, в нормальных пьесах введено очень много песен и стихов и, кроме всего прочего, сам строй, само оформление — всё имеет отношение к поэзии. Там есть и метафоры, и символы, и образность.
   Ну, например, э… в наших спектаклях, там, в к… любой спектакль, который ни возьмите, в декорациях этих невозможно сыграть ничего другого — только этот спектакль. Для каждого спектакля придумываются специальные декорации, специальный образ. Если вы пойдёте в другие театры, вы можете увидеть рисованные задники, построенные павильоны. И в это… и в этих павильонах и задниках, там, небо, например, намалёвано сзади — можно играть и Чехова, и Островского, и Горького, и кого угодно. У нас — нет. У нас каждый спектакль можно играть только в своих декорациях.
   Ну вот, возвращаюсь к "Павшим и живым". Для меня этот спектакль был дорог не только тем, что я там играл несколько ролей — я играл там поэта Кульчицкого, погибшего тоже в сорок третьем году, я играл там э… в новелле "Диктатор-завоеватель" Чаплина, потом Гитлера, а потом, значит, э… играл замечательного нашего поэта, который умер через несколько лет после войны — Семёна Гудзенко. Ну, это один из самых блестящих по… военных поэтов. Когда он при… пришёл к Эренбургу в самом конце войны после ранения и госпиталя, и сказал ему, что "я хочу вам прочитать свои стихи". Эренбург пишет в своих воспоминаниях: "Я приготовился, что сейчас опять начнутся эти стихи о танках, о фашистских зверствах, которых много тогда писали, и сказал — ну, почитайте, — так, скучно. И вдруг он начал читать стихи..." И он настолько обалдел, Эренбург, что носился с этими стихами, бегал в Союз писателей, показывал их всем, чтобы читали. И стихи эти напечатали, потом сделали книжку, и выяснилось, что это один из самых прекрасных военных поэтов. А в пятьдесят четвёртом году он случайно умер — по-моему, сбитый машиной, я даже не помню щас, честно, от чего, но Эренбург по этому поводу написал: "Было такое чувство, словно его сейчас, через десять лет, настиг долетевший с войны осколок".
   Вот его стихи я вам хочу почитать.

   Вы знаете, в каждом нашем спектакле мы играем по нескольку ролей. У нас такой театр, что мы играем без гримов, мы не гримируемся, не клеим себе усов и бород, а выходим со своим лицом и зрители, видя условные декорации, что это так никто его не пытается обмануть, сказать: "Вот вы знаете, это мы в настоящем играем. И это небо настоящее. Вот если тут фабрика — она настоящая". Нет. У нас всё сделано условно. Если это фабрика — люди поворачиваются и делают такие движения ритмичные, и зрительный зал очень охотно идёт на эту игру. Ну, если в условной манере — это же, в конце концов, неважно. Важно взаимоотношения между людьми и что там происходит, верно? И поэтому, значит, мы играем по многу ролей, переодеваемся, выходим на сцену в другом образе со своим лицом. И никто недо… не недоумевает, а все считают, что это так и нужно, и так и возможно. Бывает реалистический театр, бывает условный. Вот у нас — условный.
   Ну, так вот. Играя, э… значит... когда я играю Гитлера в новелле "Диктатор-завоеватель", по боковым двум дорогам выходят э… немецкие солдаты с закатанными рукавами и поют песню. Это была первая песня, первые стихи на музыку, которые я написал для нашего театра по заказу нашего главного режиссёра. Заключил даже договор с ними. И вот эта песня впервые прозвучала со сцены. Называется она "Песня немецких солдат. Солдаты группы "Центр"". Может быть, вы её знаете.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ну вот, а как они уходили — это все помнят, но тогда они шли браво в надежде на блицкриг и так далее.
   Ну, я написал ещё несколько песен. Стали меня просить и стал я писать стихи, песни, даже н… небольшие сцены в наш театр. И когда это дело узналось, что я уже пишу для театра, мне стали предлагать писать и для других, э… значит, театральных коллективов — "Современника", театра Сатиры, во МХАТ и так далее, и так далее. Я, в общем, честно говоря, неохотно соглашаюсь, потому что я считаю жанр авторской песни, вернее, так... Как вам сказать? Это стихи на музыку, что это совсем самостоятельный жанр. Его нельзя путать и равнять с эстрадной песней, это совсем разные вещи. И во всём мире это делается уже много-много лет подряд. А у нас это довольно с трудом воспринимается, что человек сам пишет тексты, сам пишет музыку и сам исполняет. Я не очень люблю, когда мои песни исполняют другие люди. Не оттого, что они делают это хуже, наверное, даже лучше, потому что они обладают и вокальными данными, и какими-то там ещё достоинствами. Ну, они, может быть, лучше делают, но не так, понимаете? А я сам написал, сам э… придумал музыку, сам спел. Мой текст — чего хочу, то и делаю. <Смех в зале> Моя музыка — захотел по настроению, я сменил немножко её. Видите, вот я чувствую, что вы щас настроены на юмор, поэтому я совершенно спокойно могу перейти вот к чему.
   Значит, в московском театре Сатиры Плучек ставил спектакль по произведениям Штейна. Назывался этот спектакль "Последний парад". Спектакль прозаический, нормальная драматургия — но такова тяга поэзии... к поэзии, к музыке, и так они всё-таки влияют на целостность спектакля и привлекают людей, что мне были... были заказаны ещё во время написания пьесы несколько песен. И одну из них, очень известную теперь всем зрителям и слушателям, потому что она была на пластинке, я писал специально для э… спектакля, который называется "Последний парад". А песня эта называется "Утренняя гимнастика".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Ну а тем временем... <настраивает гитару> а тем временем в театре мы продолжали делать поэтические произведения. Сразу же после этого, после "Павших и живых", была поставлена драматическая поэма Сергея Есенина "Пугачёв". Как видите, м-м… э… мы так линию-то эту продолжаем и продолжаем до сих пор. Но это уже и до нас делали. И в тридцатых годах, и в двадцатых годах пытались делать поэтические спектакли и существовал театр "Синяя блуза". И люди и тогда тянулись и хотели слушать поэзию со сцены и сыгранную поэзию. Не только стихи, но ещё когда играют. И вот, Мейерхольд в своём театре, в театре Революции, хотел поставить спектакль по произведению Есенина м-м… "Пугачёв", по драматической поэме. Но тогда был жив Есенин, а Есенин был человек упрямый, скандальный, пьющий. Поэтому он особенно так не разрешал вольно обращаться со своими стихами. И он наотрез отказался что-либо исправлять. И отказался... Ни одного слова не согласился выкинуть. И у них был конфликт.
   А был э… некоторое... несколько лет тому назад ещё живой Николай Робертыч Эрдман. Написал... Это замечательный наш писатель, сатирик, он... вы знаете, он драматург, он писал для театра и для кино, он был... Ну, одним словом, был замечательный человек, из "последних могикан", такой прекрасный старик. Его, к сожалению, уже сейчас нет, но он работал и тогда с Мейерхольдом, с Маяковским, очень дружил с Есениным. Показывал, как Есенин читает, был у нас часто в театре. И он написал в этот спектакль "Пугачёв", который у нас шёл, интермедии. Так вот он рассказывал, что злые языки, якобы, говорили, что не только оттого, что Есенин упрямился и не хотел ничего переделывать, но ещё оттого, что и сам Мейерхольд не особенно был уверен в том, что он верно решил, как этот спектакль ставить.
   А спектакль трудный. Поэзия... Вот сейчас наши современные поэты считают, что драматическая поэма Есенина "Пугачёв" слабее, чем другие его произведения, именно по... с точки зрения поэтической. Ну, я так не считаю. Там есть такая невероятная сила и напор у Есенина, и о… она на едином дыхании написана. Это вздохнул, выдохнуть не успел, а она уже прошла вся. Он всё подставляет, все его образы, метафоры, иногда похожие... Он там Луну сравнивает с чем угодно, там он говорит "Луны мешок травяной", там, "Луны… Луны лошадиный череп". И Бог знает, там он с Луной чего только угодно делал, но он тогда увлекался имажинизмом, образностью. Но в ней есть невероятная сила. Там, например, у него есть повторы, он иногда целую строку произносит на одном дыхании, одним и тем же словом, там: "Послушайте, послушайте, послушайте..." Вдруг такие по нескольку раз повтор в одной строке. Он пользуется разными приёмами, чтобы катить, катить, как можно быстрее и темпераментнее эту самую поэму.
   И вот Любимов, к… человек он... Ну, кроме того, что он один из первых режиссёров мира, он ещё может... обладает другими достоинствами — он пишущий человек, а клю… плюс ко всему прочему — он хорошо очень видит и рисует. И вот оформление "Пугачёва", этот спектакль необычайно чистый, и он... ну как вам сказать, мы его сейчас играем, ну с наслаждением, хотя сначала мы сопротивлялись, потому что, значит, на сцене стоял такой деревянный помост, сбитый из грубых досок, впереди стояла плаха, воткнуты два топора, лежала цепь, и мы полуголые, в парусиновых штанах, босиком играем на этом станке. Но сначала... Вот такой вот станок, на нём стоять довольно трудно, а по нему надо бегать там и всячески кувыркаться. И, значит, мы скатываемся по плахе, а плаха — всё время мы в неё втыкаем топоры, поэтому там то занозы, то но… сбиваешь себе до крови ноги, то меня цепями... там швыряли цепями и избили до полусмерти однажды просто. Новых актёров ввели, а они... Правда, они не умели, там нужно всё репетировать, нужно внатяжку цепь, а они просто били по груди настоящей металлической цепью. Топоры настоящие падают. Ну, одним словом, неприятностей было много, но всё-таки мы освоились. И сейчас, уже прошло семь лет, и он идёт редко, спектакль, а мы уже тоскуем, уже хотим играть "Пугачёва".
   И в этом спектакле я играю роль Хлопуши. Это самое ответственное дело было у меня, потому что Есенин больше всего из своих стихов любил вот этот монолог Хлопуши, беглого каторжника Хлопуши из поэмы "Пугачёв". Сам он его читал, есть воспоминания современников. Например, Горький рассказывал о том, что он видел, как читал Есенин этого... этот самый монолог, и что он до такой степени входил в образ этот, что он себе ногтями пробивал ладони до крови, в таком темпераменте он читал. Каждый...
<—>

...Проведите, проведите меня к нему... (без начала)

<Аплодисменты>
   Я вас очень прошу, когда я читаю или пою, вы не шепчитесь, лучше в паузах, ладно? Если хотите обменяться впечатлениями. Здесь слышно невероятно всё, я слышу каждый звук буквально, каждый шёпот, и вижу все лица. И у меня ещё дурацкая какая-то манера — я когда вижу лицо незаинтересованное, я всё время... прекрасные лица сидят, улыбаются, слушают, глаза внимательные, а я нахожу одно, которое в своих мыслях, вот такое, и обязательно всё ему, чтобы его каким-нибудь образом так привлечь. А другие-то не причём тут люди.
   Ну вот. Значит, я говорил о том, что э… интерес к поэтической э... к… к поэзии и музыке всё время... он… он всё время присутствует в театре, а в наше десятилетие — это особенно.
   Поэтические спектакли появились не только у нас в Театре на Таганке, и сразу же и в "Моссовете" поставили, и в театре Пушкина, и в… в Ленинграде вдруг драматическая песня у Товстоногова с молодёжью. И это всё… всё идёт, идёт, идёт и распространяется.
   И вот в "Современнике" меня просили написать несколько песен для абсолютно нормального драматического спектакля "Свой остров", который н… написал один эстонский драматург. И главную роль в этом спектакле играл Кваша. Он очень долго просил, чтоб я его учил, как надо петь. Я им написал несколько песен, и там придуман другой ход для того, чтобы вставить произведения поэтические в текст.
   Вы знаете, очень странно иногда звучит вот теперешние, так называемые, мюзиклы, которые вошли в необыкновенную моду. Вообще это всё больше и больше завоёвывает сейчас и сцену, и кино — мюзиклы. Когда вдруг идёт, идёт музыка, потом... человек разговаривал, разговаривал и вдруг — запел, понимаете? Вот. Меня это раздражает, честно говоря, чего он поёт, когда можно говорить? И потом дело в том, что этот жанр мюзикла, он уже... он уже сделан, на… наприме... Это же американцы начали делать. Поэтому лучше, чем "Вестсайдскую историю" мы пока ничего ещё не сделали и, наверное, нам надо делать своё. То… то же самое касается и многих наших эстрадных ансамблей, на мой... с моей точки зрения. Они, так сказать, в подражание, а своего не придумали. А вот "Песняры" придумали своё и посмотрите, как они прекрасно работают. Поэтому, я думаю, нужны новые поиски для выражения и поэзии, и музыки в кино и в театре.
   Ну, есть удачные опыты. Вот, например, из своих работ, я для себя... как я считаю, для меня удачной... для меня, как автора текстов, удачный опыт работы в театре — это у нас, как мы работаем, а в кино — это был фильм "Вертикаль", где песни не входили в канву, это тоже есть такой приём, а они звучали рядом. Вот, например... И всё время подвигали, подвигали людей дальше, дальше и дальше. Фильм, может быть, слабее, чем хотелось бы нам самим, потому что горы намного величественнее и прекраснее, чем э… та… то, как… какой получился фильм, но песни... я ведь писал их не... мне не заказывали песни к фильму. Я их написал просто потому, что я находился в горах два с половиной месяца, лазил по ним, ходил с альпинистами, познакомился с этими удивительными людьми. Они удивительные в горах. Какие они на равнине, я не особенно знаю, но в горах они, действительно, удивительные, уникальные люди. И поэтому я не мог не написать эти песни. Они родились сами, а потом они вошли в фильм и вы видели, как остроумно поступил режиссёр — для раскрытия общего образа картины он эти песни сделал отдельно. Например, уходят альпинисты в горы — идут виды, прекрасные виды этих гор, и звучит песня, совсем отдельно. И вам не только изображение не мешает слушать, а, наоборот, помогает. И поэтому эти песни имели такую популярность и так широко они э… исполнялись даже другими певцами. Вот.
   Ну а в театре это делать намного сложнее, и поэтому в "Современнике", в этом спектакле "Свой остров", просто главное действующее лицо Игорь Кваша, выходит со сцены как-то, чтобы себя отрубить от действия, выходит в угол сцены и начинает отдельно совсем с гитарами петь эти песни. По приёму, по такому же как мы у себя в театре делали зонги в "Добром человеке из Сезуана". Вот две песни из этого спектакля я вам покажу. Одна называется "Я не люблю".
 Щас... <Настраивает гитару> Щас... Что такое случилось у меня с гитарой?.. <Настраивает гитару>

<Аплодисменты, откашливается>
   Там же, в этом спектакле, звучала одна шуточная песня, которая называлась... Там идёт разговор как раз по действию — что молодой человек один хочет жениться на девушке, против которой сильно возражают родители. А в это время, значит, э… Игорь Кваша выходит и начинает петь такую песню. Вы её тоже, может быть, знаете.

<Аплодисменты>
   Ну, у не… у многих песен, у многих стихов очень странная судьба. Например, они вдруг написаны просто так, потом попадают в спектакль или в кино, если они приходятся в дело. А потом они попадают на пластинку. Так случилось с одной из моих песен, которая называется э… "Песенка о переселении душ или об индуизме". Ну, вы знаете, что мы ведь после смерти с вами не умираем, а душа наша переселяется в животных, в предметы, в растения. Кто куда сможет. <Смех в зале> Вот и, значит, и вот такая есть шуточная песенка "О переселении душ".

<Аплодисменты>
   ГОЛОС ИЗ ЗАЛА:  <Неразборчиво>
   П... Приглашая меня в кино...
   Старенькое не хотите? А зачем приходите? Надо меньше магнитофоны слушать, <смех в зале> тогда всё будет новенькое.
   Значит, вот что. Э… Когда приглашают в кино, то очень часто предлагают вместе с… с тем, чтобы исполнять роль, предлагают ещё и писать туда песни и, значит, стихи. Я почти всё время раньше соглашался на это дело, и д… до сих пор продолжаю соглашаться. Но у моих песен довольно сложная судьба даже в кино, потому что я обычно никогда не пишу вставных номеров, как я вам уже говорил. Иногда, редко, если я сам играю и моему персонажу нужно по ходу дела взять гитару и что-то исполнить, я пишу для себя. Но такого же рода вещей, вставных просто, которые входят в канву, так сказать, фильма, ну так по ходу дела — я не пишу. Можно взять то, что уже написано другими людьми и так далее. Только для себя. Так что есть такой приём, когда во время действия вдруг человек берёт гитару и начинает петь.
   И вот я хотел бы, чтоб сейчас вам показали один маленький... Я вообще не работаю с фрагментами из фильмов никогда, потому что всё-таки от этого немножко попахивает таким... такое, ну как вам сказать, ленью немного, потому что человек вышел на сцену, он должен делать то, что он может — говорить, петь, читать стихи. Верно? А когда уже сделано — это уже раньше было сделано. Но для маленькой паузы себе и для того, чтобы во… возобновить у вас... восстановить в памяти фильм, вам покажут маленький фрагмент из "Хозяина тайги". Это кусок, когда мы с мо… с нашим актёром, с Валерием Золотухиным, разговариваем, значит, в палатке и даже вместе поём. Песню эту я специально написал для этой сцены. Вот это один из немногих опытов, когда...
   Можете открывать!.. Когда просто вставной номер.
   Посмотрите, пожалуйста.
<—>
   ...персонаж сам исполняет э… песню, а она не звучит за кадром. Я очень люблю, когда песни мои, которые я пишу специально для фильмов, они звучат на титрах или в конце картины, или на каких-нибудь видах, чтобы действие или то, что происходит на экране не отвлекало вас от содержания песни. Потому что я всегда пишу песни, чтобы они могли жить и самостоятельно, а не только на сцене или на экране.
   Было у меня э… в жизни одно большое событие, радостное для меня, когда я впервые написал песню для фильма. Был это фильм... называется он "Я родом из детства". Фильм о войне, играл я там капитана-танкиста, горевшего в танке. Песню из этого фильма м-м… "Братские могилы" я вам спел в самом начале. Но там было очень интересно сделано... вообще в кино, в этом кино с моими песнями поступили. Дело в том, что, например, песня "В холода, в холода", которую вы тоже, наверно, знаете — на пластинках она была...

<Опущен 1 куплет>
   И эта песня звучит на пластинке, которая играется во время сцены. А потом песню "Братские могилы" поёт Марк Бернес, с которым мы дружили, когда он был жив, конечно. Он был замечательный певец, великолепно работал с песней, и мы хотели, чтобы был голос узнаваемый, ещё со времён войны.
   Я пишу военных песен очень много и меня очень часто спрашивают, почему всё время так ты возвращаешься к военной теме и… когда сам не воевал. Ну, даже присылают мне письма, в которых иногда... Вот, например, одно письмо я всегда привожу в пример на выступлениях. Один человек написал: "Не тот ли вы самый Владимир Высоцкий, с которым мы под Оршей выходили из окружения?" Ну, я не тот, конечно, потому что меня... я выходить не мог, меня можно было токо выносить, я совсем был малолетка тогда. Вот. Но людям кажется, что человек, который так много пишет о войне — он обязательно должен был пройти через войну. Это не так. Мы просто дети военных лет, и мы как бы довоёвываем, и я продолжаю писать эти песни.
   А вот о воздействии поэтической песни в кино на людей я хочу вам рассказать эпизод, связанный с этим фильмом. Когда пустили фильм "Я родом из детства", там есть такой эпизод — стена, и возлагают венки на могиле неизвестных солдат. Подходят какие-то... Сорок пятый год, только что освободили Минск. Подходят какие-то женщины и кладут венки, и звучит песня "Братские могилы". И вот мы получили письмо на студию — одна женщина, потерявшая память, когда на её глазах расстреляли двух сыновей, она... видно, у неё было очень плохо со здоровьем и так далее. И она, посмотрев этот фильм, написала нам: "Я вдруг узнала место, где произошло это страшное событие". Конечно, этого места не было, мы его построили. Это была стена, выложенная из старых кирпичей, вся выщербленная снарядами и пулями. Звучала эта песня голосом Бернеса, и ей показалось, что это именно то самое место. Видите, какие бывают странные истории.
   Ну что же... Ещё м-м… я хотел вам показать одну песню, которую я совсем недавно написал. Это новая песня... Вот кто меня там просил про новую? Щас я спою новую.
   Значит, эту песню я написал для спектакля "Звёзды для лейтенанта". Есть такой у меня друг Эдик Володарский. Его пьесы идут сейчас по всему Союзу. Например, "Долги наши". Его фильм вы видели — "Бешеная" назывался фильм по его сценарию. "Антрацит". А он написал пьесу "Звёзды для лейтенанта" и попросил меня написать несколько песен в эту картину. И вот одну из этих песен "О погибшем лётчике"... Я часто пишу о погибших друзьях, хотя у меня не было друзей, которые погибли в войну. Но я себя… обычно пытаюсь писать песни изнутри, от имени людей, которые были во время этих событий. Вот послушайте песню о лётчике.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Благодарю вас! Благодарю вас, что вы так принимаете серьёзные песни. Вы знаете, мне всегда как-то на душе тепло, я б готов петь сколько угодно, когда людей интересует и серьёз, и шутки. Я обычно всегда перемежаю это и в рассказах в своих, потому что можно так построить рассказ, чтобы вы и не очень устали, и не очень успели отдохнуть. <Оживление в зале>
   Ну вот. Значит, я чуть-чуть вернусь к театру. Дело в том, что мы продолжали наши поэтические спектакли и сейчас снова к ним вернулись. Мы сделали спектакль о Маяковском, в котором было вместо одного действующего лица, которое должен был играть Маяковского, было пять человек, которые играли разные его грани. Я играл одного из Маяковских, которому дали... ну что ли, так у меня было, в… в мои… в моём обиходе... это его, ну что ли, п… поэзия протестов его, где он сердился и ругался. Значит, вот я такого играл Маяковского. Там был лирический Маяковский и так далее, и так далее. Вот после этого спектакля... Там тоже было очень много музыки, которую мы сами написали в спектакль.
   Потом, наконец, недавняя премьера нашего театра — те… спектакль "Товарищ, верь!". Это по произведениям Пушкина. Причём, мы даже сделали опять — несколько человек играет Пушкина. Это ж мы придумали, так что сами у себя украли. Несколько человек играют Пушкина, четыре или пять человек. Причём, не играют его, а вот начинается спектакль так: выходят с двух сторон сцены, выходят несколько человек актёров, идёт такая освещённая полоса света по середине сцены, и мы выходим, и все кидаем в эту полосу письма. И летят письма, как осенние листья, и в это время звучит песня Булата Окуджавы, которая... вы, может быть, её знаете:

   Ну вот, все кидают эти письма, а потом каждый из актёров подымает письмо, раскрывает, начинает читать, якобы, письмо Пушкина... вернее, его письмо. А потом выходит из него, отставляет его в сторону и входит как бы в образ. То есть, всё время рядом. Мы не пытаемся играть Пушкина, никого в гримах Пушкина нету, а все, так сказать, со своими лицами, отдаём дань этому самому великому поэту русскому — Александру Сергеичу Пушкину.
   Мы делали спектакль по произведениям Евтушенко, он назывался "Под кожей статуи Свободы". Даже задумали спектакль сделать по моим песням. Как он будет называться я ещё не знаю. Во всяком случае, придумано оформление в театре, и там будет двадцать или тридцать вещей, которые будут сделаны, связаны, чтобы было там, скажем, ну вот, лет двадцать времени. Скажем, с конца пятидесятых годов до теперешнего времени, охвачены этими песнями. Когда это будет, вы, наверное, об этом узнаете. Тогда я его буду возить во все места, может быть, доведётся приехать к вам и показать его.
   Ну вот. Значит, я немножечко закончил с театром, с кино и только ещё несколько слов о кино.
   Недавно я написал несколько песен в фильм "Бегство мистера Мак-Кинли", но, к сожалению, то, что вы увидите на экране, ничего общего не имеет с тем, что было в самом начале. У меня из-за того, что я пишу песни отдельные, песни-баллады, которые могут существовать отдельно от фильма, иногда случается так, что получается, что они не монтируются с фильмом. И вот мы... Я написал девять баллад, сд...
<—>
   ...а написано вот такими буквами, что я их пою. Люди, которые любят, идут смотреть фильм и разочаровываются. Потому что я, как чёрт из бутылки, в начале, потом также в конце через два с половиной часа. Я был очень этим делом расстроен, и даже одно время сказал, что совсем не буду писать ничего для кино, не буду писать для фильмов. И всё-таки, как говорится, мы не можем... знаете как — мы рабы своих привычек, и человек, который уже вступил на этот путь, на писание стихов и музыки для песен и кино, он с него уже сойти не может.
   И у меня опять недавно была большая... ну как вам сказать, потеря. Я написал шесть баллад для фильма "Робин Гуд", который только что снялся на рижской киностудии. Написал музыку к этому фильму и когда посмотрели фильм... Правда, мне-то сказали, что фильм хуже, чем баллады, поэтому баллады надо убрать потому что фильм-то не уберёшь. <Оживление в зале> Вот. Ну и, к сожалению... Нет, ну это так лестно всё слушать, но очень печально, потому что, вы знаете, я очень много вложил в… в эти баллады. Потому что время другое. Мне хотелось сделать... отдать дань своим юношеским впечатлениям. Мы видели Эррол Флинна, который играл... американский актёр, который играл Робин Гуда, скакал на коне, одной стрелой — десять пронзит и, значит, попадает он там в чужую стрелу. И вообще, удивительный совершенно был, прекрасный артист. Но мы уже это видели. А мы сделать хотели кино немножко другое. Что всё-таки это, да, стреляют, но ведь это смерти и кровь льётся. И не от хорошей жизни они в лесу скрывались, все эти вольные стрелки и так далее. И я написал несколько песен.
   Если вы хотите, я одну из них вам покажу. Называется она "Баллада о погибших лебедях". Это м-м… после сцены, когда выходят только что, десять лет невидевшиеся, два влюблённых. Один после крестового похода встречает девушку в церкви. И только что их обвенчали. Они вышли, а их сверху застрелил, значит, оскорблённый рыцарь. И они лежат с двумя стрелами в груди и звучит вот такая песня.

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Это был опыт написания лирических песен. Я их почти никогда не писал, и вот в этом фильме они были. Но я думаю, что они не пропадут. Я сделаю обязательно пластинку, обязательно выпущу их, и они будут звучать, и вы их услышите.
   Ну что же... Ну, всё-таки я надеюсь и дальше работать в кино.
   Сейчас я снимаюсь в фильме "Арап Петра Великого". Ну и так как уже грешно, если я снимаюсь, не использовать меня как человека, который пишет песни, то и здесь мне предложили написать две баллады для более полного, что ли, ну... раскрытия вот этого самого человека, которого я играю. Сценарий этот написали замечательные драматурги Фрид и Дунский. Я работал по их сценарию в фильме "Служили два товарища". Вот. Они много написали — и "Красную площадь", ну вы много... "Жили-были старик со старухой". Они зн… знаменитые наши сценаристы, и они по мотивам Пушкина написали вместе с режиссёром Митта, такой есть, который снимал "Гори, гори, моя звезда", вы знаете, "Точка, точка, запятая..." Недавно — "Москва, любовь моя!" Ну, он считает, что это фильмы не совсем удачные его, а вот этот… на этот фильм он очень надеется.
   И в этом фильме я играю роль именно арапа Петра Великого — Ибрагима, прадеда Пушкина. Вот. Я в чёрном цвете там, меня красят. Ну, там, иногда видно, что я чёрный, а иногда — нет. Свет всё съедает. Но должен вам сказать, ну это уже, так просто курьёзный случай, что самое неприятное во время съёмок... и на морозе мы там раздетые, что угодно, но всё можно перетерпеть. Но вот в этой чёрной э… ваксе сниматься — это мука. Потому что она смывается очень трудно, её невозможно... потом её и губкой трёшь, и лицо до крови почти. Но вот скоро уже кончится. Я думаю, что скоро вы увидите фильм и услышите, там я буду петь одну песню "Разбойничью". Может быть, я буду петь, может быть, Золотухин, который вместе со мной снимается и играет моего слугу. Мы с ним и в театре вместе работаем, и всегда вместе поём и мои песни, когда снимаемся вместе, вот, и работаем в кино. Ну вот, значит, здесь со мной вы встретитесь с экрана. Я думаю, что летом… летом, потому что сейчас как раз мы заканчиваем съёмки этого фильма.
   Ну и теперь чуть-чуть о песне, и я вам спою несколько песен, которые я исполняю в концертах. Они звучали и в спектаклях, и в фильмах.
   Вот, например, судьба такой песни как "Москва-Одесса" тоже очень интересная. Я писал её для спектакля "Последний парад", и она там была. А потом она появилась на пластинках.

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Да...
   Для новой пластинки я записал песню, которая называется, вы тоже, наверное, её знаете, она называется "Песенка о слухах".

<Аплодисменты>
   Спасибо.
   Я хотел... Я не ухожу, я ещё не ухожу.
   Значит, так как я много работал в кино и много писал для кино, и снимался в кино, и, значит, как вам сказать, в общем, песня мне всегда помогала, а не мешала никогда, пока я снимался, то значит, кино меня тоже натолкнуло на одну такую мысль: есть... на одну такую песню. Есть много очень смешных, курьёзных случаев во время съёмок и рассказывают всякие... Например, есть такой случай. Один актёр американский, звать его Шон О'Коннери, он знаменит тем, что он играл Джеймса Бонда, сверхсупершпиона, агента 007. Написал эти романы Ян Флеминг, там, у них... И они сняли, по-моему, штук двенадцать картин по этим сценариям. И он необыкновенно известный человек на Западе, его знают все буквально. А в жиз... Он такой супермен на экране — стреляет, соблазняет, ну, всё делает, одним словом он... Но в жизни он такой респектабельный господин, довольно уже лысоватый, седоватый, полноватый. Вот. И он к нам при… приехал сниматься в картину, которая называется "Красная палатка". Это было года два с половиной, по-моему, тому назад. Очень он нервничал, когда ехал, думал, что его тут разорвут совсем, просто абсолютно, значит. Такой он знаменитый и известный. А у нас-то этих фильмов никто не видел, его и не знает никто. Так, ходит какой-то человек, и Бог с ним. И он две недели отдохнул, подышал полной грудью, так был счастлив, а потом говорит… ну как-то скучно ему стало, он не привык к такому. Он там попросил даже какой-то вечер сделать, вечеринку. Пришли люди, он всячески их пытался развлекать, там, и говорил по-американски. Но никто ничего не понимал. <Смех в зале> Напитки-то все выпили, которые он, значит, там выставил на стол, там всякие иностранные, и ушли. <Смех в зале> Ну а он посмотрел, значит, всё выпито, стол разрушенный. И он, правда, говорит: "Да, — говорит, — действительно, таинственная страна". Так он и не понял, что… в чём дело. <Смех в зале> Ну и я решил написать по этому поводу шуточную песню о кино. Я её исполняю обычно тогда, когда меня киношники просят выступить вместе с ними во время, там, праздников кино, как шутку.
          В одном...
   Так...

<Аплодисменты, откашливается>
   Спасибо.
   Песня называется "Дальний рейс". Я написал две песни для фильма о дальнорейсовиках в одесской киностудии. Они тоже... к сожалению, там только одна вошла. Вот я вам спою "Случай на дороге".

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Жалко время терять на это дело, поэтому...
   Я хочу вам спеть шуточную песню, которая называется "Диалог в цирке". Эта песня щас очень популярна и, наверное, опять зн... Вы знаете... <Аплодисменты> Да что же это такое? Не успеешь написать, а уже всё... <Оживление в зале> Это очень сложно работать, вы знаете, дорогие, когда приходишь, а все тебе текст подсказывают. Ну что же, значит, так. "Диалог у телевизора", скорее, а по телевизору цирк.

<Аплодисменты>
   Хотел я вам показать небольшой ролик из "Вертикали", а потом подумал, что не стоит. Зачем ролики, когда самому можно работать. Верно? Поэтому я вам сейчас спою песню. Она тоже довольно давно написана, ну, может быть, вы её не знаете. Другая песня о горах, называется она "Ты идёшь по кромке ледника".

<Продолжительные аплодисменты>
   Спасибо.
   Щас я... Дорогие мои зрители, прекрасные, как всегда, потому что для… для вас и работаем. Я ведь "на бис" никогда не пою, кроме всего прочего... Это, знаете, почему я не пою? Потому что это обман. Все знают, скоко они споют, просто уходят раньше времени, а потом появляются, чтоб вы сказали "вон какой он милый, симпатичный — мы его просили, он остался". Я никогда не недовыполняю планы, я всегда перевыполняю только. Или норму. Поэтому я всё закончил для вас. Всё, что я вам рассказал, всю мою лекцию, тему... она неисчерпаема, про неё можно разговаривать очень много и много раз, и по-разному. Поэтому я ещё, наверное, к вам приеду. Спасибо вам большое.
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :