|
|
|
|
|
|
<—>
...начну вот... Я даже забыл "здравствуйте". А, во-вторых, я,
конечно, не только из уважения, тут друзья работают и так далее. Потом, меня совершенно
поразило, что вот эта организация может закрыть любой ресторан в любой
момент. Тут я был просто подавлен и восхищён.
Вы знаете, обычно я в своих выступлениях... они разные бывают. Есть
такие у меня выступления, когда я начинаю долго рассказывать про то, что
вот... где я работаю, что делаю, где снимаюсь и так далее, и так далее. Ну, я
понимаю всё равно прекрасно, что люди пришли за песнями, и поэтому это будет
немножечко лишнее, делать сегодня такую небольшую лекцию. Я только в двух словах скажу вам, что я работаю в московском Театре на
Таганке почти со дня его основания, уже одиннадцать лет. Театр этот
прекрасный, вы сами знаете, что делается, наверное, многие не могли попасть,
к сожалению. Вот. Э… Ну, ра… играю я в этом театре много, плотно. И последняя
работа моя большая была — это роль Гамлета в спектакле "Гамлет", который мы,
к сожалению, сюда не привезли, из-за того, что там большая машинерия, там
надо городить какие-то специальные столбы, класть балки, потому что у нас на
спектакле.... в спектакле действует так называемый... мы его называем
"занавес". Он громадный, килограмм триста шерсти туда ушло, громадная такая
штука, которая вращается во всех плоскостях, и сталкивает в могилу правых и
виноватых и так далее. Он как действующее лицо. Без него работать нельзя
этот спектакль, поэтому мы его не привезли.
<Откашливается>
Сейчас планы большие. Чего будем
делать — я не знаю. Самая последняя работа, которую ещё даже москвичи не
видели, я играл Лопахина в "Вишнёвом саде". Но эту постановку осуществил в
нашем театре не Любимов, а такой режиссёр Анатолий Эфрос, прекрасный
московский режиссёр. Вот. Это, значит, из того, что делалось в театре. Сейчас я снимаюсь в кино, которое называется "Арап Петра Великого". И
вот, вчера у нас... мы снимали маленькую сцену. Приехали — как всегда говорят
— в кино никогда не опоздаешь. Я рвался тут, отпрашивался от спектаклей,
поехал туда больной. Приехали мы, десять часов сидели на натуре, потом
чего-то не привезли, чё-то у нас не отладилось. В результате мы сняли три
метра полной ночи. По-моему, можно было даже кошку снимать вместо меня. Вот.
И на этом разъехались. Вот такое вот кино. Значит, кино это очень
интересное. Написали сценарий Фрид и Дунский по э... по мотивам пушкинских
записок. Вот. Э… Там очень интересно выписаны роли Петра, роль его слуги,
моего Фильки. Ну, вы знаете, что это был предок Пушкина, арап этот самый.
Вот. Он не был чёрный особенно. Он вообще из эфиопов, а эфиопы — они не
совсем чёрные, они такие… и желтоватенькие. В общем, они... они не... не… не
негры. Это не негроидная группа. Но, несмотря на это, мажут меня страшно.
Каждый день, значит, они вкладывают, там, килограмм краски. Потом это всё
очень трудно смывается вместе с кожей. И всё время происходит конфликт между
оператором и режиссёром. Режиссёр всё время хочет, чтоб всё-таки я был
чёрный, оператор говорит, что это ему мешает. Ну, если чёрного играть на
самом деле арапа, какой он всё-таки был черноватый, то тогда надо было взять
просто негра. А сейчас большие международные связи. У нас снимаются актёры.
Просто взять его, пригласить, он бы с удовольствием сыграл. Но если взяли
русского человека, меня, то тогда и надо всё это дело подстроить под то, что
это был человек русский, ну немножечко непохожий на других, потому что он с
тёмным лицом. На этом мы и остановились. И я думаю, что эта роль будет
интересная. Но это вы поглядите. К сожалению, там особо нечего играть. Хо…
хотя мы предполагали сначала, что я там буду петь, в этом кино. Но так уж я
чего-то тут последнее время подумал, думаю, ну, что ж я везде пою? Так что
надо разграничить. Пусть я пою отдельно, играю в театре отдельно, снимаюсь в
кино отдельно. А из того, чтобы песни были в кино, вот я сейчас закончил
большую работу, написал несколько баллад, шесть баллад для фильма "Робин
Гуд", который снимается на рижской киностудии. Петь я их буду, наверное, сам
вместе с "Песнярами". Мы давно с ними хотим работать. Они ждут уже
Бог знает
скоко времени, и я тоже. Это будет с народными инструментами несколько
таких, на меня совсем непохожих лирических баллад: "Баллада о любви",
"Баллада о верности", "О ненависти". Ну это... Вот. И... Ну как уж я понимаю
лирику, так я их и написал. Я сегодня вам, к сожалению, их не покажу, потому
что их надо обязательно с оркестром исполнять. Они рассчитаны на то, что
есть фон. Они почти все речитативные. Но они... мне кажется, они такую
передают ностальгию по нашему детству, когда мы все бегали и смотрели эти
фильмы, при... взятые в качестве трофея, всяких Эррол Флиннов" и так далее.
Вот. Значит, сейч… ещё было несколько работ. Я написал несколько больших
баллад для фильма "Бегство мистера Мак-Кинли". Они сделали большую рекламу
этому и написали, что я там играю чуть ли не главную роль, и что я там пою
все баллады. Это враньё. Я там ничё не играю, потому что полностью
вырезан. Там вместо девяти баллад осталось полторы, и те где-то там на
заднем плане. Поэтому не верьте и в кино-то на этот… на фильм-то пойдите, но
совсем без ожидания того, что вы там услышите мои баллады. Вот. Значит,
дальше я... у меня есть всякие планы. Я не знаю точно, что я буду делать в
кино. Во всяком случае, планы есть. И называть их из суеверия не хочу. Мы
все... Актёры — народ суеверный. Но сегодня я к вам приехал совсем в другой ипостаси, что ли, совсем
от... отдельно от того, что я актёр кино и театра, совсем. Потому что э… та
часть, которую я сегодня вам покажу, это со... это... ну, это главное, чем я
занимаюсь в своей жизни наряду с театром и в кино. Абсолютно то же самое
время она забирает, если не больше. Причём, в основном, время ночное. Песни
я пишу ночью, поэтому бужу соседей. Но они уже привыкли, и налаживают
магнитофоны, через окна записывают. Так что они первые обладатели. Вот. Э…
Этот... К этому делу, вот к песням к этим, отно... я своим, я отношусь очень
серьёзно. И даже к тем, которые были прежде, и которые щас ходят в
записях. Среди них очень много таких, которые мне приписываются, но как
сказал Александр Сергеич Пушкин, "от плохих стихов не отказываюсь, надеюсь
на добрую славу своего имени, а от хороших, признаться, и сил нет
отказаться". Поэтому от всевозможных таких подделок под меня я просто так
отмахиваюсь. Бог с ним. Люди разберут, что моё, что не моё. Вот. Но всё
равно я к ним отношусь, к своим прежним даже песням, очень серьёзно и
считаю, что авторская песня — это отдельный вид искусства. И напрасно, когда
там начинают клевать во всяких газетах и во всяких там э… передачах по радио
или ещё где-то начинают говорить, что это другой сорт, низкий сорт, низкий
сорт песенного творчества, авторская песня. Это неправда, потому что во всём
мире этим занимаются уже лет тридцать–сорок. Это считается высшим сортом,
потому что Азнавур сам себе пишет, Брель сам себе писал и текст, и музыку, и
сам исполнял. Я считаю, что это отдельный жанр, никакого отношения не
имеющий к жанру эстрадной песни, где отдельно композитор, отдельно автор,
потом певец, обладающий вокалом, который, наверное, прекрасно поёт. Вот
почему я очень не люблю, когда мои песни исполняют другие люди. Они поют
лучше, может быть, но не так. Понимаете? Вот. И из-за этого я всегда
стараюсь все свои песни спеть сам, как я их написал, как я их вижу, и мне
карты в руки. У меня гитара. Как могу — так хриплю. Вот видите. Вот. Сделав такое глубоко... Да, ну ещё, наконец. Если вас что-то
заинтересует, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы. Но, конечно, лучше
бы, если бы это были вопросы творческой жизни, а не личной, потому что... Ну
что же, я не буду у вас спрашивать: "А вы сколько раз женаты?" и так далее.
<Оживление в зале, откашливается>
Поэтому давайте так мы с вами договоримся. Если вас что-то будет
интересовать о театре, обо мне, там, о каких-то актёрах, о каких-то людях, я
довольно много повидал, могу рассказать. Вот. А сейчас я прямо начну, если
позволите. Вы знаете, что я э… много песен написал о войне и в моей традиции
начинать мои выступления военными песнями. Сегодня я вам покажу две новых
песни. Одну из них вы, может быть, не слышали совсем, другую, может быть,
чуть-чуть и слышали, потому что последнее время я перестал э… выдавать магнитофонщикам... ну, короче говоря, не даю записывать, потому... И не
оттого, что я такой привередливый, что вот, мол, люди хотят, а ты не даёшь,
а оттого, что ты приезжаешь в другой город через неделю после того, как
написал песню, а тебе подсказывают текст из зала. И очень трудно работать,
вы знаете. Слова имеют боль… большую часть... в этом занимают, и когда все
их знают уже наизусть и с тобой вместе шепчут, довольно сложно. И... а новые
песни не пишутся ежедневно, значит нужно всё время как-то, чтобы это было
ново, поэтому я особенно не даю магни... магнитофонщикам записывать. Я хочу вам спеть песню о лётчиках. О погибшем друге. О лётчике. |