|
|
|
|
|
|
И выходит вся труппа на сцену, и кидает письма. В такой световой луч
падают письма, как листья, и потом актёры выходят, берут эти письма, читают
их, читают стихи. Это большое-большое представление, очень красивое, очень
печальное и поэтичное, конечно. Вот. Но если у вас будет возможность,
конечно, приходите посмотреть.
Вот. Ещё мы привезли "Тартюф", который не... не приезжал в прошлый раз,
и ещё спектакль, называется "Деревянные кони". Там... Это... Это спектакль
по повестям ленинградского писателя Абрамова: "Алька", "Пелагея", "Деревянные
кони". И сделан... сделана пьеса. Это очень интересный спектакль. Я
поклонник этого спектакля, потому что я в нём не занят. Там, в основном,
женщины. Но они играют здорово очень, и Алла Демидова, и Славина. И актёр
наш Иван Бортник, который, я-то считаю, просто что он — первым номером там, он мужа
Пелагеи играет. Роль почти без слов, такой замечательный характер русский он
сделал. И, конечно, это поставлено, как всегда, интересно, потому что
Любимов никогда неинтересно не делает. Ну вот. Мы здесь, как сироты, потому
что Любимов теперь, значит, весь в Италии и в прямом, и в переносном смысле
слова, потому что он ставит спектакль в театре "Ла Скала" вместе с
композитором-авангардистом, такой есть Луиджи Нона, видный деятель
компартии, но одновременно с этим композитор очень известный. Значит, он...
Написали они, я даже не знаю, как это назвать, но это будет так о судьбе...
о женщине во всех революциях. Вот, так скажем. Какой-то странный спектакль.
Ну и Любимов придумал план постановки. Он теперь всё время ездит туда, будет
ставить очень в короткие сроки, в полтора месяца. Так что, видите, мы уже
перешагнули через границы. Режиссура перешагнула уже, значит. Вслед за ним,
может быть, и мы отправимся как-нибудь поработать туда, потому что есть
разговоры такие, что нас будут приглашать с несколькими спектаклями. Кроме
того, мы привезли нашего "Гамлета" второй раз. Вот. Только что я его
отыграл, принца Датского. И знал, что приеду к вам, и думаю, поиграю-ка я в
полноги, значит. Но роль такая, что не получается никак. И пришлось в полную
ногу. Поэтому не знаю, как с голосом, но разойдусь я сегодня.
Ну вот. Значит, вот это немножечко э... В кино я сейчас сн... снялся в
одной картине советско-югославского производства, называется она
"Единственная дорога". Это довольно интересная идея. Дело в том, что в сорок
четвёртом году была история: немецкий танковый парк в Югославии стоял без
горючего. Тема актуальная, в связи с кризисом. И вот, значит, теперь э…
мы... мы сделали этот фильм, и как будто бы вот к… про... про сейчас. А на
самом деле это история такая. Дело в том, что немцы посадили, там шла
колонна при... примерно из двухсот–трёхсот гигантских бензовозов. И шофёры
на этих машинах были русские пленные, которых они приковали цепью к плите на
полу в этих бензовозах. И сообщили партизанам, что сидят русские шофёры. И
они не могут стрелять, потому что загорится, и будут гибнуть люди. И вот,
значит, вся эта история. Я играю одного из этих окованных шофёров. Значит,
роль у меня совсем без слов, без единого слова, но зато с песнями. И я
теперь, каждый раз, когда мне предлагают, я одно время отказывался петь, а
теперь думаю: а почему нет? Если это такая трибуна с многочисленным
зрителем. Вот. И я пишу песни свои и играю небольшую роль: роль со смертью,
чтобы так, дней за пять отсняться, умереть, спеть и закончить. <Оживление
в зале> Ну вот. Я под это дело съездил в Югославию. Снимали мы,
значит, в Черногории, в очень интересных местах. Народ очень любопытный. Они
нас любят. Черногорцы, например, говорят, что "наша страна до Владивостока".
И Черногория в девятьсот четвёртом году объявила войну Японии. Японцы долго
искали на карте, где эта Черногория, <оживление
в зале> а так как Черногория к тому времени только стала
самостоятельным государством, то её на карте не было, и они были в полном
недоумении: что это за страна? И они до сих пор находятся в состоянии войны
с Японией. <Смех в зале> Вот.
Значит, такая вот страна. Я написал там стихи о черногорцах, значит, потому
что вот мне лавры Пушкина не давали покоя. Он написал стихи: "Что за племя
черногорцы!.." — ну и вот, теперь я написал тоже про Черногорию стихи. Это
не песня, а просто стихи. Они там будут напечатаны, в Титограде. Ну, это я
что-то такое заболтался. Я щас пре... перейду к делу.
Ещё картина, в которой я снимаюсь, это в фильме Швейцера в Москве,
"Бегство мистера Мак-Кинли" называется картина. Туда я написал семь баллад
и, значит, буду их исполнять. Правда, это про ихнюю жизнь, но так как я буду
петь своим голосом и под гитару, то, значит, это не имеет значения, в какой
стране, потому что это полуфантастическая история про бегство из этой жизни
в всевозможные сальватории. За большие деньги продают места, там, где-то
внизу, метров триста на глубине, а потом через много сотен лет оживляют. И
вот, значит, герой этого фильма всё время старается попасть туда, но у него
денег нету. И вот, значит, я написал туда несколько баллад. Баллады для меня
довольно странные. Я много времени на это угробил, потому что я никогда про
их не писал ничего. Всегда писал про нас. Вот. Ну а там пришлось сделать
так, чтобы это было, в общем, непонятно, где, на... на каких-то других вещах
работать, не на узнаваемых, а просто на человеческих чувствах, что ли. Вот.
Это вот другая картина. Значит, там я играю Автора фильма и просто пою
песни. И всё. А это человек, который всё время появляется где-то, споёт и
уходит. Вот тоже очень хорошая роль.
Ну и наконец, я, вероятно, буду сниматься сейчас у Иосифа Ефимыча
Хейфица в картине "Мечта о Тихом океане". Там главную роль играет Золотухин,
и, значит, я играю там небольшую роль, но опять же буду там исполнять свои
песни, и необыкновенно интересный сценарий по повести Нилина "Дурь". Ну вы,
может быть, её знаете. Ну вот.
Вот это, значит, всё, чем мы занимаемся. Что мы будем делать дальше в
театре — опять, наверное, я буду повторяться, как два года назад. Хотим
делать "Мастера и Маргариту", хотим ставить "Бесов". И сейчас мы приступили
к репетиции над одной пьесой, которую написали писатель Бакланов в
содружестве с Любимовым, с нашим главным режиссёром. Пьеса о КАМАЗе. Верней,
не о КАМАЗе, а о том, как Любимов и Бакланов пишут пьесу о КАМАЗе. Там,
значит, участвует Режиссёр, Писатель, Начальник строительства. Пье... пьеса странная, она происходит в самолёте вся. Самолёт летит, и
вся... в самом начале пьесы мы знаем, что он разобьётся. Так что всё очень
обострено. Всё, что делают люди — это в последний раз, потому что через час
уже они все погибнут. Ну а, значит, я там должен был играть Режиссёра. Вот
не знаю, буду или нет. Я одно время перестал репетировать в связи со всякими
своими делами. Но Любимов, значит... Это трудная у меня задача, потому что
он говорит: "Ты можешь, конечно, играть кого-нибудь другого, а можешь и
меня, в общем", — говорит, где-то. Да. И, значит, я говорю: "Ну, я вас, вас
обязательно!" Так что, видите, при живом Любимове играть его — это довольно
сложно. Он скажет: "Непохоже!" Ну вот. Вот эта вот пьеса будет. Она довольно
интересно сделана. А ещё мы съездили на гастроли в КАМАЗ, были там целый
месяц в мае. В мае – начале июня, и возникло очень много новых проблем в
связи с тем, что строительство кончается, и они ещё месяц эту пьесу
переделывали. Ну вот, мы её должны очень быстро выпустить сейчас.
Будем делать спектакль о Гоголе такого типа, вот как вот мы о Пушкине
делаем, и так далее, спектакль по Гоголю. И тоже в этом году. В общем,
планов много, но у нас, к сожалению, театр сломали в Москве. Ну, не сломали,
а так. Строят новый театр и в старом прокладывают коммуникации, поэтому я
пришёл летом и страшное впечатление: в зрительном зале гигантская дыра
вместо зала, где сидели люди. Сцена разломана вся и стройотряд студенческий,
значит, чё-то там копает, проводит. Вот. И было даже такое впечатление,
что мы весь год будем путешествовать и ничего репетировать не будем. Но
вроде строители сказали, что они нам к концу ноября сделают, ну, во всяком
случае, приведут в такое состояние прежнее помещение, чтоб мы там играли. А
потом, в конце концов, через два года у нас будет три зала: новый совсем,
который будет построен, старый мы сохраним и сейчас у нас построен на двести
тридцать человек зал, в котором сейчас первый готовится спектакль по моим
песням. Будут... я не знаю, вы... будет он или нет, во всяком случае, мы его
репетируем. Такой, вроде творческого вечера, но он поставленный спектакль, с
декорациями и так далее, и так далее. Ну вот, и всё. Так что, видите, бурная
творческая жизнь.
Я хочу начать совсем необычно сегодня. Я вам свою… не свою песню, просто
музыку я к ней написал. Это песня, которую все считают, что она моя. На
самом деле, это Андрея Вознесенского. Я её исполняю в спектакле "Антимиры",
который мы переделали и доработали. Песня называется "Песня акына". |
