|
|
|
|
|
|
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Раз, два, три…
ГОЛОСА: <Неразборчиво> ...А... а, значит, так как этот разговор толком <неразборчиво>
в официальных концертах и, вероятно, это идёт <неразборчиво>
просто, вы знаете, что
у нас это вообще новое такое течение, вот эта авторская песня. Я не считаю, что
барды, там, менестрели, как хотите называйте. Я вообще никогда не принимал
участия ни в каких сборищах, <неразборчиво>
всякие барды, менестрели поют, там, песни. Когда-то я ездил в Ленинграде, в
клубе "Восток", на вечер авторской песни. Но, в общем, я так
стараюсь сам по себе быть, потому что, я считаю, что это совершенно
самостоятельный вид искусства — авторская песня. Ведь дело в том, что мы...
я, например, не профессиональный композитор, хотя я, в общем... у меня есть
какое-то музыкальное образование, и не профессиональный поэт. Ну а что
значит слово "профессиональный"? Это значит э… человек, который этому
учился, а потом с этого живёт. Вот, значит, я с этого не живу. А я занимаюсь
другим делом — работаю в театре, московском Театре на Таганке. Вот. Но так как, в общем, э…
песни, которые я пишу уже много лет подряд... значит, я к ним отношусь так
же серьёзно, в общем, как к своему делу в театре. И поэтому, конечно,
м-м... довольно... у меня есть какой-то элемент досады по поводу того, что, в
общем, это направление авторской песни не получает какого-то должного
признания, но я надеюсь, что это временно и сейчас я, в общем, занимаюсь
тем, чтобы каким-то образом пробить брешь вот в этом таком затишье.
И, вероятно, м-м-м... скоро выйдет пластинка моя, я не знаю, как у других, так сказать,
товарищей. Вот. А моя пластинка, вероятно, скоро выйдет. Потом, может быть,
ещё. Потом я, вероятно, начну выступать уже с отдельными такими большими
концертами, с отделениями, как это говорят, с раздевалками. Вот. Ну, так, до
той поры, вот бывают такие встречи, приглашения, на которых я бываю. Езжу в
другие города, во всевозможные. Больше всего это бывает вот такие вот
институты, студенчество, вот. Иногда — театры в других городах. Зовут, чтобы
я, там, в первом отделении почитал, скажем, монологи из "Гамлета", "Галилея"
и "Пугачёва", а во втором отделении — всё-таки пел свои песни. Дело в том, что у… у меня очень много песен, которые звучат с экрана, в
некоторые картины. И я писал песни для фильмов и во многие спектакли
московских театров, и вообще, которые идут по Союзу. Так что у меня
наберётся песен, даже те, которые уже официально исполнялись. Надеюсь, что
кое-какие песни будут вскоре ещё напечатаны, во всяком случае, для этого
тоже делаются какие-то усилия. С ними могут познакомиться более... больше
людей. Значит, я почему такой экскурс в песню, потому что мне кажется, если я
буду говорить о театре, это немножечко будет с моей стороны неправильно,
потому что я сегодня выступаю сам по себе. Вот. Я сегодня буду… буду вам
петь песни и всё, что связано именно вот с этими самыми песнями, которые я
написал. И ещё хочу несколько слов сказать именно об этой песне. Так как эта
песня авторская, то, совершенно естественно, я так считаю, что её должен петь
автор. Я очень недоволен, когда мои песни поют другие люди. Но когда эта
песня написана в картину или, так сказать, она звучит со сцены — это дело
другое, пожалуйста, берите, в общем, я не жадный человек, на здоровье. И
пойте. Но когда эта песня просто через магнитофоны... Я же её ж не пою и не
отдаю ни в какие спектакли, значит это... я не хочу, чтобы её пели. А бывает
очень часто, что певцы берут без разрешения, поют, искажают и даже
переделывают слова. Они почему-то считают, что, значит, только что написано
пером — не вырубишь топором. Вот это вот верно. А так что… что написано на
магнитофон, то можно вырубать топором. И даже бывают такие случаи, когда я
свои собственные песни слышу в чужом исполнении и просто их не узнаю. Должен вам сказать, что если вам когда-нибудь попадутся записи, где
есть, первое, неприличные слова — раз. И, во-вторых, такая дешёвая фронда —
то сразу можете считать, что эти песни не мои. Подделывать очень легко, так
как записи десятикратно и стократно переписываются, то очень просто можно
сделать хриплый голос, значит, пустить посторонний шум, записать на улице и
будет впечатление, что это поёт Высоцкий. Эти песни мне очень вредят, меня
очень часто по этому поводу вызывают, разговаривают со мной: "Как вам не
стыдно? Что вы делаете?" А даже несколько лет тому назад был такой приказ по
Управлению культуры, чтобы запретить мне выступать на год за песни и
называются несколько песен, которые мне вообще не принадлежат. И было...
была такая история ещё была… было выступление "О чём поёт Высоцкий?" пять лет
тому назад в газете "Советская Россия", в котором было основное обвинение
мне построено, что я пою с чужого голоса на трёх не моих песнях. Я по этому
поводу писал, жаловался, вот, кое-какие меры, значит, они приняли, но я
считаю, что недостаточные. Потому что, ведь вы же знаете как, сказали "А", а
"Б" сказать довольно сложно. И поэтому должен найти че… найтись человек,
который возьмёт и напишет в точно такой же статье, в такой же газете, которая
так широко читается, о том, что это были песни не его и что это ошибочно. А
это, к сожалению, не сделано, это очень жаль. Вот. И ещё раз повторяю, я к своим песням отношусь очень серьёзно. То, что я
пишу, это, знаете как, такое впечатление, что они, прям, пекутся, как блины,
это неправда. Песни рождаются очень подолгу, иногда вынашиваются... Бывают
"болдинские осени" у каждого человека, значит, приливы и отливы, как у
любви, знаете, так и в поэзии. Иногда вдруг пишется, а иногда по нескольку
месяцев просто ничего невозможно, ни одной строчки нет, ни одной мелодии
интересной не приходит. А всё-таки, несмотря на кажущуюся простоту этих
мелодий, на легко запоминающиеся мелодии... Я считаю, что это отличие
авторской песни. Вот. Они всё-таки должны для каждой песни, для каждого
текста, должна быть какая-то своя своеобразная мелодия. И, в общем, м-м… то,
что вот я буду вам сегодня петь, вы не найдёте похожих мелодий, несмотря на
многие упрёки опять же композиторов профессиональных, некоторых
композиторов, по поводу того, что, вот, это — несерьёзно, вот, там
три–четыре–пять аккордов... Я-то, между прочим, знаю и больше аккордов, но я
пытаюсь писать простые мелодии для того, чтобы они сразу влезали в ухо,
очень устанавливались у слушателей, чтобы их можно было бы со
второго–третьего раза спокойно исполнять человеку, который хоть немного
владеет этим инструментом. Вот, значит, для чего эта самая простота. Ну и, вы знаете, но это не все композиторы. Вот я помню, было такое
выступление Кабалевского однажды на страницах печати, где он, значит,
говорил, что вот, мол, примитивная мелодия, она очень упрощённая. Ну, видите, в
чём дело, а другие композиторы, как, например, такие как Щедрин, Слонимский,
с которым я, кстати, работал в картине "Интервенция", очень композиторы
высокого класса, они не считают, что эти мелодии не имеют права бытовать и
существовать и на сцене, и на эстраде. И даже, тем более, вот так вот, в
таком вот общении со зрителями. Значит, это я такую защитную речь произнёс не по поводу себя, а по
поводу авторской песни, потому что считаю, что она должна быть, потому что
она проста, она пишется, авторская песня, всегда не просто... там, вот,
цветы, небо. Это все знают, что цветы и небо. Она пишется на конкретном
материале. Мне кажется, что она помогает оттого, что она легко запоминается,
переносить какие-то невзгоды. Она всегда влезает в душу, отвечает
настроению. Я знаю, что когда я написал песни в фильм "Вертикаль", то после
этого и до сих пор я приезжаю в горы, и с этого начинается утром в... в
альпинистских лагерях день, и завершается он вечером с этих песен. Значит,
каким-то образом всё-таки это людей интересует. Вероятно, им нравится и… им
нравится, что это так легко запоминается, и что это про то, что они
чувствуют, выражено в словах. Ну вот. Произнеся такое <смеётся>
глубокомысленное вступление, я, значит, приступлю к делу. Дело в том, что я м-м… говорил в прошлый раз, что я получаю много писем
о том, э… где меня спрашивают... Письма всевозможные. Ну, чаще всего это
письма — "Вышлите плёночку..." или "...фотографию". "У меня, там, размер
магнитофой... магнитофон такой-то, скорость — такая-то, там... девять с
половиной или девятнадцать. Можно на такой, высылаю плёнку. Лучше на К-5,
там, или на К-10". Я понятия не имею, потому что у меня своего магнитофона
нет вообще. Вот. Что, значит, в этих тонкостях магнитофонного дела я не
разбираюсь. Вот. Но всё время вот такие... И присылают плёнки, и,
действительно, всевозможные надежды, что я буду... Я, конечно, не рассылаю
песни, их не размножаю. Эти песни мои и, значит, у кого они так случайно - не
случайно... А так они распространяются и появляются, вот
пишите, это на здоровье. Сам я, конечно, не высылаю. А бывают очень любопытные письма, на которые я и отвечаю во многих
случаях, а во многих случаях просто они остаются в памяти. Письма,
действительно, есть... бывают просто удивительные письма от людей различных
профессий, различных возрастов, различных, как говорится, вероисповеданий.
Нет, вероисповедание у нас у всех одно, но я имею в виду, что людей, которые
совершенно по-разному настроены, по-разному думают, в общем, отношение к
жизни разное. Ну, какое может быть отношение у человека, который м-м... вышел в
отставку из армии и у молодого человека восемнадцати лет. Абсолютно разные
взгляды на мир и так далее. Но все они, эти письма, позволяют мне думать,
что эти песни нужны или что им хочется, чтобы их было больше, чтобы я
продолжал писать, что я и делаю. Так, вот некоторые из этих писем от людей в прошлом военных или нынешних,
теперешних военных, которые мне часто пишут о том, что "не тот ли вы
Владимир Высоцкий, с которым мы под Оршей выходили из окружения?" Или "А
помните?.. Помнишь, Володя...", — прям есть такое обращение, когда... Да...
Потом человек написал, что, значит, "когда тебе оторвало руку....", <смех
в зале> но потом он, вероятно, значит, понял, что это как-то не
может быть, написал три точки и говорит: "Только сейчас я понял, что это не
Вы, потому что тот Владимир Высоцкий, ему оторвало руку...", значит, он с
ним воевал где-то. Это кс… Кстати, юмор по поводу руки. Недавно у меня мой товарищ сломал
руку и по... он в театре работает и его... он снял гипс и его спрашивают,
говорят: "Ну, когда вы придёте работать?" Он говорит: "Вы знаете, у меня
очень плохо с рукой. Я начну работать не раньше конца сезона. Даже не знаю,
вообще с рукой очень плохо и мне её собираются заменять", — сказал он и
повесил трубку. <Смех в зале> Ну, значит, так же вот в этом письме. Было очень смешно. Во всяком
случае, я, действительно, писал очень много военных песен. Правда, потому
что у меня и семья военная. И я считаю, что воен... война ещё очень долго
будет интересовать людей искусства и литературы, потому что это такое
потрясение всей страны и не токо страны, а всего мира, что от этого просто
никуда, конечно, в сторону не уйдут мысли людей, они всегда будут
возвращаться к войне. У меня есть много военных песен. Кое-какие из них я
вам сегодня покажу. Вот, пожалуйста, послушайте, песню, которая написана для картины
м-м... "Сыновья уходят в бой" э... и она... первая серия — "Война под крышами".
Называется она "Песня о новом времени". |