ВЕДУЩИЙ: …и поэтому от имени всех присутствующих я вас приветствую здесь и добро пожаловать на нашу скромную сцену.
<Аплодисменты>
    Ребята, просто, можно это... Возьми,  уберите. Я просто предупреждаю, если щас будет включаться это всё, я тут же прекращу. Договорились? Всё.
   Товарищи, я совсем не потому, что я стесняюсь того, что я пою, или что я по… пою что-нибудь предосудительное, я не хочу, чтоб писали, а просто это мешает. Когда перед глазами чё-то крутится, это всё неприятно. Вот.
   Дорогие, теперь я уже могу сказать "друзья", потому что киевляне, действительно, стали нам друзьями, и вчера на заключительном нашем спектакле нашего театра вот здесь были сказаны такие слова, что Театр на Таганке по праву у нас назывался двадцать три дня театром на Красноармейской. Вот. <Откашливается> Я прекрасно понимаю, зачем здесь все собрались. Спасибо за тёплые слова, которые сказали авансом мне. Я постараюсь их оправдать. Вот. Ну и, значит, я при... знаю, что вы от меня ждёте песен. Я обязательно сегодня спою всё, что возможно, особенно, здесь. Потому что в Москве я очень часто бываю вот в таких, ну, что ли, идентичных вам институтах физических. Почти везде в московских. И здесь уже кое-где был тоже. Ну, значит, по чистой физике только у вас в первый раз.
   Значит, как п… построить сегодня лучше программу? Просто петь, но это тоже не так интересно. Подряд вы устанете. Я так много буду сегодня петь, что, наверное, нужно будет делать паузы. Я хотел вначале всё-таки несколько слов сказать вам о нашем театре. Вероятно, не все смогли попасть. Вероятно... Вот. Кто-то приедет в Москву. Если приедете в Москву по одному — по два человека, мы всегда можем помогать. Только не все сразу, пожалуйста, а то... Вот. Но это всегда... Всё возможно, в общем. Потому что, действительно, интерес к театру, как вдруг оказалось... Мы пять лет никуда не выезжали и вдруг оказалось, что интерес к театру не только в Москве такой высокий, но вот и в Киеве тоже. И м-м... когда мы ехали сюда, мы ведь пять лет никуда не выезжали из Москвы по всяким соображениям: или нас не пускали, или была очень большая работа, вот, и наконец, когда мы ехали сюда, очень все волновались, как будем мы приняты. Потому что к этому искусству, к искусству в такой яркой форме не привыкли, э... в общем, в Киеве, да и в Москве не все привыкли. И поэтому, конечно, было очень интересно, как встретят. И все... И приём зрительский превзошёл все наши ожидания.
   Значит, я расскажу несколько слов о театре и так... таких маленьких зарисовок, чтоб было представление, откуда мы все и почему я, собственно, работаю в этом самом коллективе. Ну, прежде всего, почему мы играем в таком маленьком помещении — этот вопрос задают часто, и даже ваши товарищи спрашивали. Для нас это помещение не маленькое. В Москве у нас всего 650 человек. Мы еле-еле сводим концы с концами, потому что находимся на хозрасчёте. Вот. А здесь у нас было 1100 человек. Билеты были очень дорогие, как вы знаете. Вот. И м-м... мы не можем играть в больших помещениях, потому что у нас в нашем театре, особенно в нашем театре, существует такой брехтовский приём. Он называется на профессиональном языке "приём отчуждения", а на самом деле это очень простая история. Дело в том, что актёр, который играет какую-то роль, общается с партнёром, может в любой момент выходить на зрительный зал и привлекать зрительный зал к действию, разговаривая, так сказать, ведя диалог со зрительным залом. Но если это будет, представьте себе дворец Украины или, ещё хуже, дворец спорта, то как тут общаться с залом? Надо выходить и... усилители, через громкоговорители говорить... Разбивается иллюзия, интим. А драматический театр не терпит громадных помещений и так далее. Хотя вот древние греки играли, видите, колоссальный <неразборчиво>. Но там с акустикой было лучше, там не было микрофонов, и всё было слышно. <Откашливается>
   Значит, мы организовались в Москве семь лет тому назад. Семь с половиной уже. Мы самый молодой театр московский. После нас в Москве не было организовано ни одного театра. Значит, организовались мы следующим образом. В Москве на Таганке раньше была тюрьма. Это вы знаете прекрасно. Печально знаменита своей тюрьмой, где были политические заключённые. И была даже такая песня:

   Так вот, видите, там погибали юность и талант… А потом, когда организовался наш театр на Таганке на месте бывшего старого здания, то тюрьму сломали к этому времени. А таланты и ю… и юность — наоборот, процветают в нашем театре. Вот. Потому что, начиная с главного режиссёра нашего театра, который является, я убеждён, очень талантливым человеком и удивительным просто по... именно, так, от папы с мамой ему много дано. Ну и кроме всего прочего, юность тоже, потому что у нас актёры молодые. Состав актёрский в нашем театре очень молодой, до тридцати лет, в общем, у нас актёры, и всё время пополнение молодыми артистами. Это по двум причинам. Ну, первое, это то, что в нашем театре нужно очень много двигаться. И нужно много сил для того, чтоб работать у нас на сцене. Потому что наше самое главное устремление в творчестве — это создание синтетического театра, театра, в котором будут сливаться воедино много видов искусств одновременно, чтобы это был и балет, и опера, и драматический театр, и цирк, и пантомимы... пантомима, и буффонада, и так далее, и так далее. Попытки уже были. В нашем спектакле "Десять дней, которые потрясли мир" это уже, так сказать, расцвело махровым цветом, вот это стремление.
   А первый спектакль был эм... "Добрый человек из Сезуана". Мы, собственно, и начали с этого спектакля. Он был поставлен на выпускном курсе Щукинского училища главным режиссёром теперешним нашего театра Любимовым. Он был актёром театра Евгения Вахтангова, много снимался в кино. Ну вы его, может быть, даже помните: он играл Пятницу в "Робинзоне Крузо", это одна из знаменитых его ролей. Вот. Был он тогда молодой, <откашливается> вот, и чёрн... чёрным цветом его красили. Потом, когда он поставил этот спектакль, он вызвал большой резонанс в критике, в публике. Его, этот спектакль, многие очень не принимали, особенно, на первом уровне, так сказать, на уровне кафедры. Считали, что это ненужное искусство нам, что это какое-то... что это красивость, вычурность, что это всё м... эстетство и так далее. Потому что, если кто-то видел этот спектакль, вы помните, что там даже ходят как-то такими квадратами. Вот. Очень по пластике это такой спектакль какой-то странный. Много песен, зонгов, выходов на зрительный зал. Ну а это всё э… было... имеет под собой нормальную почву. Дело в том, что имеется в виду какой-то старинный квартал, где маленькие улочки и переулки. Стоят условные м-м… тротуары. Условная сзади стена. А ходят так — потому что... так сказать, намечая улочки вот эти, всякие закоулки и так далее. Вот. Так что этому есть очень простое объяснение. Но всё-таки благожелателей было больше, и они вышли победителями. И была статья Симонова прекрасная в газетах. И очень нас поддержал Капица. Может быть, вы знаете об этом даже. Нет, не может быть "вы знаете Капицу", вот, а просто, может быть, вы знаете о том, что он большое участие принимал в открытии нашего театра и до сих пор является большим нашим другом. Я могу назвать ещё много громких имён, чтоб показать свою эрудицию и знание, значит, физиков больших, великих. Вот. Но я этого делать не буду. Правда, нас поддержали, и вот, мы открылись. Первое время мы играли только спектакль "Добрый человек из Сезуана". Играли с удовольствием, потому что это был боевой спектакль. Мы всё время что-то пробивали, утверждали, говорили, что мы можем существовать несмотря на то, что мы молодые. Но играли мы его двадцать раз в месяц. Это невыносимо, честно говоря. Вот. И поэтому встал вопрос репертуара. Старые спектакли мы почти все сняли с репертуара, и нужно было новый репертуар. Вы знаете, что обычно создаётся новый театр с новым драматургом. Это был театр Шекспира, театр Горького, театр Чехова. Называется по имени драматурга. Сейчас такого нету: ни Шекспира, ни Горького, ни Чехова. Значит, мы начали организовывать театр Брехта. Это тоже сложно, потому что он уже организован. «Берлинер ансамбль» существует, что же повторяться? Значит, нужно было какое-то своё неповторимое лицо. И мы решили, что э... сейчас наиболее отвечает нашим запросам и устремлениям, нашим творческим, я имею в виду — поэзия и проза нашей литературы, потому что они стоят выше сейчас, чем драматургия. Ну вот. И мы начали играть поэтические спектакли. До этого мы поставили "Герой нашего времени" из-за того, что нам срочно был необходим ремонт, а близился юбилей Лермонтова. И нам сказали: "Ну, сделаете спектакль к юбилею, а мы вам — ремонт". Ну и говорим: "Хорошо". Мы сделали спектакль к юбилею, нам сделали ремонт. Вот. Но крыша продолжала течь. И каков ремонт, таков был и спектакль. Мы его очень быс... быстро с репертуара сняли мы его. Ну вот. <Откашливается> И, значит, поэзия. Началась поэтическая линия. Ну что ли, произошло такое возрождение по... поэтического театра. После двадцатых годов, после "Синей блузы", которая была в Ленинграде, "Кривого зеркала", такого театра не существовало. И вот, эти традиции мы возобновили. Начали работать с Вознесенским. Он сделал подборку стихов, и мы захотели сыграть всего один раз в фонд мира спектакль. Половину спектакля — мы, а половину сам поэт Вознесенский читал свои стихи. Этот спектакль "Антимиры" назывался. И называется до сих пор. Ну, мы сыграли. И попросили нас: "Оставьте, пожалуйста, спектакль. Всё-таки поэтических представлений давно не было на сцене". Ну, мы думаем: ну, действительно, репертуар-то нужен! И мы оставили. Но только дело в том, что с поэтами трудно. Они же всё время в разъездах по периферии: то в Ялте, то в Нью-Йорке, то в Канаде. Так что с ними сложно. Вот. И поэтому мы стали играть одни спектакль "Антимиры", и он прошёл у нас уже четыреста раз. Вот, э… значит, с этого спектакля началась, что ли, самодеятельность наша, в хорошем смысле этого слова. Я без шуток говорю. Потому что первый спектакль "Добрый человек из Сезуана" оформляли музыкально два наших актёра — Хмельницкий и Васильев. А музыкально оформляли спектакль Вознесенского… и Хмельницкий, и Васильев, и я вместе с ними писал всевозможные какие-то музыкальные номера для этого спектакля. Надо вам сказать, что это у нас просто очень хорошая традиция. Мы почти все не только стоим на самой низшей ступени театрального искусства: знаете, над нами ещё режиссёр, потом драматург, потом начальство, потом Божья воля, так сказать. Вот. А мы где-то внизу там, как исполнители. Так вот у нас это в меньшей степени. Мы все что-то вносим в наш театр. А вы прекрасно знаете, что если больше вкладываешь, будь то ребёнок, любимая женщина или мужчина, когда больше вложено, становится дороже. И поэтому каждый спектакль, в который вкладывается больше, он нам дорог. И театр тоже очень дорог. И поэтому когда спрашивают, напри... например, меня, уйду ли я из театра, я могу совершенно серьёзно ответить, что этого никогда не произойдёт. Ну, хотя бы из-за того, что нигде более интересного, э... творческого коллектива и работы такой больше не найдёшь. Потому что все мы что-то делаем: пишем музыку, тексты, песни, интермедии. Актёры даже некоторые пишут инсценировки. Главный режиссёр написал щас тоже вот инсценировку. Так что так варимся в своём соку. Это интересно. Вот.
   Второй поэтический спектакль был "Павшие и живые", спектакль о поэтах и писателях, погибших в Великой Отечественной войне. В этом спектакле тоже... вы знаете, у нас ведь всегда э… оригинальное художником решение каждого спектакля. И наши представления можно играть только в этих декорациях, и только в этих декорациях можно играть наши представления. Так вот я хочу вам сказать о том, что вот ни... никогда вы не увидите павильонов, построенных там: избы из брёвен, потому что это всё равно обман. Никто же из вас не верит, что это настоящая изба. Ну, так похожи брёвна. Задник рисованный — какое это небо? У нас этого ничего никогда нет. Каждое оформление наших спектаклей несёт на… в себе какую-то метафору. Ну, например, в спектакле "Павшие и живые", о котором я вам начал говорить, это три дороги, по которым уходят и приходят герои. Приходят, читают свои стихи. Идёт э… новелла о их жизни. Потом они уходят по дороге героев, задник ярко красного цвета, который раздёргивается, получаются такие там щели... Мы не привезли этот спектакль сюда. Вот. А впереди эти дороги сходятся к чаше с Ве.. с Вечным огнём, к медной чаше, в которой... в которой зажигается Вечный огонь, и весь зрительный зал в начале спектакля встаёт, чтобы почтить память павших минутой молчания.
   Такие начала спектакля у нас очень давно практикуются. Мы всегда делаем какое-то необычное начало для того, чтобы... Не... не для того, чтобы оно было необычным, а для того, чтобы ввести зрителя просто вот в такую, что ли, игру, обусловя с ним правила игры. Вы знаете, когда дети договариваются там играть, там, в прятки или в войну, они говорят: "Ты — немец, я — русский. — Там, например, — у тебя автомат, а у меня, — говорит, — винтовка". И они верят в это дело. У них и голубые глаза. На них необыкновенно приятно смотреть, хотя они не... не рисуют себе каких-то там... и не надевают касок. Ты веришь. И не играют они там в танках, а сядут на кирпич, и это уже какой-то Дот или Дзот. Так вот, в театре у нас, примерно, по этому принципу. Истоки его лежат в театре улиц, м... театре площадном, брехтовском, поэтому есть намёк на декорации и как бы договор молчаливый со зрителями: мы будем играть вот в этих условных декорациях, потому что театр ведь — искусство условное. И вдруг мы... мы сейчас, когда приехали в Киев, поняли, ещё раз убедились, что это хороший ход. Зритель через пять–десять минут привыкает к этому и начинает следить только за действием, и за теми мыслями, которые ему преподносятся.
   Потом был ещё один поэтический спектакль. Назывался он "Послушайте" Маяковского. Мы его играем до сих пор. Он... его очень много критиковали, этот спектакль, но, несмотря на всё, мы его отстояли и играем. Это по поэзии Маяковского. Инсценировку написал актёр нашего театра Смехов в содружестве с Любимовым.
   Потом был поэтический спектакль, Сергей Есенин, драматическая поэма "Пугачёв". Вот э… По... Тоже сделано очень интересно: это помост, который спускается к плахе. В плаху вбиты два топора. И иногда эта плаха превращается в трон, когда её накрывают блестящей материей. Так что много… фантазия работает.
   И наконец, последний спектакль, который мы щас будем выпускать, по поэме Евтушенко "Под кожей статуи Свободы". И м-м... по произведениям Пушкина, который... инсценировку эту написал наш главный режиссёр Любимов в содружестве с собственной супругой. <Откашливается> Вот.
   Значит, вот видите, такая поэтическая линия. Теперь другая линия в нашем театре — это линия брехтовская, ну что ли, линия такой высокой гражданственности. И он же ведь очень остро знает все эти ходы, проблемы, что происходит в этом мире. Ну вот. И эта линия продолжалась в спектакле "Десять дней, которые потрясли мир", в "Жизни Галилея" Брехта и так далее, и так далее. И, в общем, она тянется до сих пор и будет развиваться дальше.
   Но я хотел вам ска... немножечко, несколько слов о спектакле "Десять дней..." Это наша классика. И даже люди и недоумевают, которые приходят на этот спектакль и в Москве, потому что он начинается ещё на улице. Ленин сказал: "Революция — праздник угнетённых и эксплуатируемых". И поэтому мы сделали этот спектакль ка… весь, как действительно, праздничное какое-то зрелище. Ещё на улице на гармошках, на балалайках играют наши актёры в форме революционных солдат и матросов. Когда вы вхо... А у нас рядом ресторан, "Кама" называется. Оттуда выходят подвыпившие люди, они присоединяются к нам, танцуют тут. Вот. Думают… <Оживление в зале> Может, думают, что пропустили праздник какой-нибудь престольный, Бог его знает. Вот. Потом они понимают, что... в чём тут дело, что это совсем другое. В театр их не пускают. Они рвутся тоже пройти в театр. Но когда вы проходите в театр, там стоят люди со штыками и накалывают билеты на штык, пропускают вас в зал. Вы входите и в фойе, ещё за пирамидами из винтовок, мы поём частушки, песни. Вам вкалывают бантики красные девушки в красных косынках. Всё это как-то так... Плакаты висят рев... времён революции, музыка играет. Ещё в фойе, ещё не вошли в зрительный зал, а уже вот так вот введены в курс дела, что сегодня будет у вас. Мы хотим, чтобы у вас было хорошее настроение. Вот. Мы поём частушки, песни, они заканчиваются такой частушкой:

   Все вздыхают облегчённо, думая, что вот сейчас-то и начнётся самое главное, безобразие кончилось. Откин... откинемся на спинку кресла и, значит, отдохнём. Но не тут-то было. Выходят рабочий, матрос и солдат. Стреляют в воздух. Пахнет порохом. Огонь. У нас театр маленький. Слабонервных людей выносят. Пьют "Нарзан" они там. Но это было раньше, к этому щас уже привыкли, знают, что у нас всякие чудачества. Но всё-таки они работают на спектакль. Вот. И потом начинается действительно оправдание афиши: "Поэ... Представление с буффонадой, пантомимой, цирком и стрельбой". Всё это присутствует, вас не обманули. Там есть... У нас есть большая пантомимическая группа. Мы, многие из нас, занимаемся акробатикой, цирковыми всевозможными навыками, при... приобретаем цирковые всякие навыки. У нас многие поют, многие играют на инструментах. Даже на нескольких инструментах. Тридцать две картины абсолютно по-разному решённых. Значит, там есть элементы кукольного театра, кинематографа, и реалистического театра, и балета, и пантомимы — всё это вот так, одно за другим, калейдоскоп целых таких картин. Двести ролей. Все мы играем по нескольку ролей сразу. И во многих наших спектаклях. Так что приходится иногда просто... думаешь, что щас одевать, когда восемь ролей я играю в спектакле "Десять дней, которые потрясли мир". Я играю одновременно Керенского, потом матроса-часового у Смольного, потом белого офицера, потом пою зонги от театра, потом "руки отцов города", потом анархиста и так далее, и так далее, и так далее. Видите, массу ролей. Причём, самое-то интересное, что у нас ведь театр... в театре не гримируются, у нас нет гримов. Ну в "Десяти днях" — это маски для того, чтоб так сказать... Это вообще спектакль такой, как буффонада, в гротеске сделан. Он там... там маски могут иметь место. А в других спектаклях, где играешь по нескольку ролей, и никаких масок — это довольно сложно. Но в то же время, э... самая большая похвала — это когда люди скажут, что вот ты был в Керенском, потом вышел там, и мы не узнали. Это самое приятное. Значит, всё сосредоточено... Главное, так сказать, не здесь, а главное вот тут. Вот. И поэтому даже, играя Галилея в "Жизни Галилея" Брехта, я никогда не... не рисую себе морщин, не клею париков седых, хотя ему... его я играю от сорока до семидесяти пяти лет. Вот. И многие так наши... Ну, женщин, правда, не заставишь не гримироваться. Тут уж ничего не поделаешь, они все гримируются, а мы — нет. Так что мы лучше сохраняемся, мужчины. Вот. Ну что же.
   И ещё э… последним спектаклем, я заканчиваю на этом рассказ о театре, последним спектаклем — это был спектакль "А зори здесь тихие", который наибольшую популярность здесь приобрёл, в Киеве, у зрителей, вместе с "Десятью днями". Этот спектакль получил премию Театральной весны. Действительно, удивительное зрелище. Я считаю, что это самый высокий класс режиссуры, когда на ваших глазах из ничего создаётся полная иллюзия, именно в условных декорациях, обстановки того времени, военных лет. Вот. И, действительно, там актёры и режиссёр подымаются до истинного трагизма.
   Последняя работа театра — это "Гамлет" по пьесе, хорошей пьесе Шекспира, вот в которой я играю роль Гамлета. Ну, мы не привезли это в Киев. Может быть, нас пригласят, мы приедем на будущий год. Ещё просто не готовы декорации. Все волнуются из-за того, что ближайшая премьера в Москве, через месяц мы должны это выпускать. Завтра в Москве у меня уже репетиция этого спектакля. Вот и всё, собственно, что хотелось сказать о театре.
 Щас я вам покажу две песни, написаны мной... Я ведь раньше тоже писал. Я давно очень пишу, с восьми лет, там, всякие вирши. Вот. Детские стихи. Про салют писал. Вот. А потом, когда мне было... я был немножко постарше, я писал пародии всевозможные. Среди них были так называемые стилизации под блатные песни, что я до сих пор и расхлёбываю. Вот, э... значит, я писал эти песни, я них ни... никогда не отказываюсь. Они мне принесли какую-то пользу в смысле поисков формы, простоты языка, так сказать. Вот. И лексики какой-то простой. Вот. Но, э… к сожалению, как вам сказать, в общем, я-то уж их давно... Я их и никогда не пел с эстрады, а довольно много людей знают их и считают, что вот должен появиться перед ними человек, вот, здесь, вот, нож, вот тут струйка крови, гитара сбоку растёт. Тут, значит... Вот. Громадный, рыжего цвета человек. Вот. С хриплым голосом, лет пятидесяти. Но это всё неправда, как видите. "Я не Байрон, я — другой..." Вот.
   Ну, значит, э... все эти сплетни, разговоры кончились, когда начал я работать в Театре на Таганке. Работаю я уже там восемь лет, и начал писать песни для нашего театра. Я написал в спектакль "Павшие и живые", о котором я вам говорил, несколько вещей. Позвольте я спою вам, чтоб разбавить немного рассказ. Первая песня называется "Братские могилы". Эту песню я ещё исполнял в картине "Я родом из детства".

<Аплодисменты>
   И ещё одна песня, которая называется "Песня немецких солдат" из… тоже спектакля "Павшие и живые" в новелле "Диктатор-завоеватель", где я играю роль Чаплина и Гитлера одновременно. Вот. И там выходят несколько немецких солдат с засученными рукавами, бравые и наглые, какими они шли в начале войны. Ну как они уходили — тоже все знают. Было плачевное зрелище. Но шли они тогда уверенны.
<—>

<Аплодисменты>
   Ну и в заключение, вот ещё несколько слов о чём. Дело в том, что есть такое впечатление, что актёрская профессия, ну, я знаю, может быть, у многих и нет, что это, в общем, больше всего цветы, лавры и медные трубы. Вот. Но дело в том, что это не совсем верно. Конечно, это правда. У нас их больше, может быть, наглядно, так сказать, ощутимо и реально, но на самом деле, ведь это и естественно. Конечная цель всякой работы — это чтобы приносить людям что-то... какую-то радость. У других эта отдача происходит позже. В науке, наверное, намного дольше, чем... А в театре это сразу. Вот видишь как работаешь и видно, как для зрителей это хорошо или плохо. Всё сразу ясно. В этом... в этом смысле, наверное, работать в театре приятно. Но это довольно трудная профессия, потому что денег задаром у нас никому не платят, и правильно делают. Но... Нет, платят, конечно, в общем, некоторым так. Вот. Но я думаю, что это пережитки. Их изживают. Вот. А работаем мы так: с девяти до десяти у нас многие из нас занимаются пластикой, движением. Мы, значит, приходим, одеваем спортивные костюмы и работаем, как акробаты. Потому что в некоторых спектаклях приходится это делать. Вот в "Десяти днях...", кто видел, вы помните, что в роли Керенского у меня есть всякие акро... элементы акробатики. Вот. Потом с десяти до трёх у нас репетиция, потом три с половиной часа перерыв, явка на спектакль, вечерний спектакль. Так что времени на личную жизнь не остаётся. Лучше личной жизнью заниматься в стенах театра, вот, потому что на стороне не получается. Поэтому много так семей в нашем театре, вот, пар таких семейных. Ну вот, и всё. Значит, о театре, если какие-то возникнут вопросы, я с удовольствием вам на них отвечу. Вот.
   А сейчас я несколько слов о кинематографе с песнями, которые я писал для кино. Дело в том, что последние годы я снимаюсь в кино, и обязательно меня просят писать туда песни, чтобы я их сам исполнял. Ну потом какие-то бывают периоды, кому-то вдруг кажется, что мне нельзя выступать и петь песни, почему-то кто-то решает, на себя берёт такую ответственность. Вы знаете, как, есть люди, которые почему-то хотят от нас что-то защищать. Ну вот, есть такие странные люди. Вот. Но всё-таки к… в каждом фильме удаётся и петь, и писать песни. Это в последнее время.
   А начал я сниматься двенадцать лет тому назад, начал сниматься я в таких ролях таких разбитных весёлых парней, которые, так, не очень задумываются про эту жизнь. Вот. Я это играл с удовольствием, потому что мы все хватались вначале за любую работу, потому что кино — ну как же! — все люди тщеславные, даже где-то если глубоко скрыто, всё равно проявится когда-нибудь. Все хотят славы зачем-то. Вот. А в кино — аудитория колоссальная, несколько десятков миллионов человек. И мы брались, в общем, за всё, что не... не попадётся. И я играл вот. В "Карьере Димы Горина" играл такого человека, шофёра. Вот. Но там, правда, приобр... приобрёл побочную профессию — водил самосвал. Так что кусок хлеба под старость лет есть. Если перестану играть, можно будет. Вот. Кино даёт большие возможности. Какие... в каком смысле. Ну, вы... вы же прекрасно все знаете, что с детства в каждом сидит страсть к перемене мест. Все хотят каких-то далёких стран, новых людей. А кино снимается в тех местах, где происходит действие, поэтому много поездок, много новых встреч, новых людей. Великолепные места, чудесные. Я бывал везде. Когда заходит разговор, был ли там, я совершенно, естественно, отвечаю: был в Магадане, на Дальнем Востоке, пролив Певеке, Архангельск, там, э... Кишинёв, Чоп, Закарпатье, юг, Средняя Азия. Да, правда, был, потому что я довольно много снимался в кино, и потом я сам люблю очень много ездить. Вот в этом смысле это всё замечательно, хотя это тоже довольно сложное дело в кинематографе. Потому что всё время отрываться от дома сложно. Потом роли бывают всё какие-то такие... Ну так вот, я поиграл сначала людей, которые всё время приставали к девушкам почему-то в картинах. И вот я должен был это делать тоже. И за это... А в кино же — самый реалистический вид искусства... Там вот в фильме "Карьера Димы Горина" <откашливается> я должен был приставать к Тане Конюховой в кабине машины и пытаться её обнять. Я долго отказывался — был тогда молодой, скромный человек. Сказал, что она известная актриса, я — нет, я не буду. Вот. Но все очень настаивали, говорили, что нужно по сценарию. И Таня Конюхова сама говорила: "Володя, смелее!" Я осмелел, значит, вот. <Смех в зале> Долго отнекивался, не соглашался. Ну, наконец, согласился, и это было очень приятно. Вот. <Смех в зале> А потом, значит, за это наступает возмездие и вот должен был, значит, бить меня по физиономии Демьяненко Саша, который играл Горина. Вот. И там вот уже всё происходило по-настоящему. Девять... раз. Вот. Там нельзя обмануть. Поэтому действовал по Евангелию: подставлял другую щёку. Но вовсе не из-за того, что я подвержен всяким церковным нас... устремлениям и настроениям, <смеётся> а просто для симметрии, чтобы не распухала одна сторона больше другой. Всё время вот так. Вот.
   И второй фильм "713-й просит посадку", опять я должен был делать то же самое. И то же самое со мной делал другой актёр — Отар Коберидзе. Он человек восточный. Темперамент. У него глаз горит. Думаешь: "Ну, убьёт щас!" <Смех в зале> Вот. Но, наконец, на... на... так, потом, я пропускаю этот период, специально в шутку о нём говорю. Я к нему несерьёзно отношусь. Хотя были очень приятные встречи и поездки, но не более того. Вот. Потом были ещё фильмы всякие, которые я не люблю. Вот. А один из них я запомнил — "Штрафной удар". Потому что я там сам выполнял трюковую съёмку, а именно: прыжок с лошади сальто назад, когда она шла на препятствие. И вот, значит, э… эти... Нам сейчас ведь запрещают выполнять трюковые съёмки самим актёрам. Хотя мы все всегда рвёмся в бой и все всегда хотим...
   Что это вы тут принесли? Мне тоже любопытно, а?
   ГОЛОС: Ваше.
   А, это мне, да? Как здорово. <Смеётся> Я угадал.
   Ну вот. И, значит… а вы знаете, что когда погиб Женя Урбанский, он погиб в пустыне при выполнении трюковой съёмки: прыжок с бархана на бархан. Это очень сложная была съёмка. И он выполнял её сам…
   Спасибо. Спасибо.
   Вот. Ну а тогда, в общем, мы делали сами. Я долго тренировался для того, чтоб делать этот трюк. Вот. Должен был, значит, с одной лошади перепрыгивать... делать сальто назад и пе... перепрыгивать другой в седло. Но это только в страшном сне может быть и в кинематографе. Вот, значит... <Смеётся> Ну, этот трюк я не вы... я в седло, конечно, не попадал, но выпрыгивал, действительно, убирал ноги из стремян, отталкиваясь от седла, делал сальто назад. Там, внизу, ловили. Вот. Значит, с тех пор э… не приходилось так особенно рисковать, за исключением одного фильма — "Служили два товарища", где я играл роль белогвардейского поручика Брусенцова. И в конце, когда он стрелялся там, должен был падать с борта. Метра три с половиной там на... на корабле было, в полной одежде в воду. Вода была плюс три. Это март месяц в Одессе. Вот. Долго, значит, уговаривал режиссёра. Он разрешил. Почему? Потому что там есть спасательная команда, они приносят спирт <оживление в зале> растирать после каждого дубля, так что к четвёртому разу говоришь: "Ещё хочу!" Вот. <Смех в зале> Ну, значит, это ладно.
   А серьёзная, сознательная моя работа началась с фильма "Я родом из детства", в котором я играл роль капитана-танкиста, который горел в танке. Этот фильм снял очень большой мой друг Витя Туров. Запомните эту фамилию. Скоро выйдет его картина, называется "Война под крышами" и "Сыновья уходят в бой". Две серии фильма. Я туда писал песни и пел их под оркестр. Сам исполнял, хотя и не снимался в этой картине. Это человек интересный. Он, правда, делает хорошее кино. И вот в этой картине играл я человека в тридцать лет седого, искалеченного, который горел в танке и лежал в госпитале. Я там туда писал. Первый фильм, куда я писал свои песни. Тексты и музыку. Я всегда пишу и текст, и музыку, и сам исполняю. И певцам не даю. Они, правда, берут сами. Ну, с этим ничего не поделаешь.
   Так вот в этой картине было и... и песня "Братские могилы", и "Звёзды". А одну из них, которая в фильм не вошла, но она, так сказать, разошлась всё-таки по рукам, называется она "Песня о госпитале". Выпал из картины весь эпизод госпиталя, поэтому нету в фильме этой ка… песни, песни о госпитале.

<Аплодисменты>
<—>
   ...с тех пор я в кинематографе почти во всех фильмах пою песни. Вот одна... один из таких фильмов называется "Вертикаль". А "Вертикаль" — это предмет для отдельного разговора, это можно на целый вечер. Устроить вечер таких вот альпинистских и туристских песен. Вот. Я их никогда не пою в таких концертах, когда много всевозможных, чтобы показать, так сказать, понемножку отовсюду, из всех серий. Но я только хочу несколько слов о горах, чтобы отдать дань одному из самых прекрасных уголков в мире, в природе, это — горам. Дело в том, что там не только красиво и чистый воздух. Вы прекрасно знаете. Я не для рекламы. А просто надо... Вот. Э… Там замечательный народ, там какой-то есть... какая-то, я даже не знаю, как… какая-то другая сторона освобождения, что ли. Вот. Там есть м... возможность понять, что ты есть за человек, понять лучше людей, которые с тобой. Проверить себя: можно с тобой пойти с разведку или нет. Есть возможности там для этого, потому что там есть ты, люди, которые с тобой идут в связке, и природа, и случай — Его Величество Случай. Вот. Но я писал много о горах. Всё, что я о них думаю, я написал. Я присутствовал один раз при гибели, почти... почти при гибели известного очень нам... нашего альпиниста в прошлом, Живлюк такой. Он в группе ЦСКА, они подымались на штурм пика Вольная Испания. Их побило камнями, потому что они... Я считаю, что в альпинизме нельзя устраивать соревнований, потому что... М-м... Они хотели раньше сделать вершину, чем предыдущая группа, вышли в камнепад, когда подтаял снег и ушли камни. И его убило насмерть. И они трое суток находились вот на таком карнизике привязанные, была непогода, чтоб помочь потом снять тело товарища погибшего. Вообще ведут себя там уди... удивительно, как в бою и обстановка приближена к боевой. И поэтому писать — прямо, значит, "руки тянутся к перу, перо к бумаге". Я написал тогда песню, которая называется "Здесь вам не равнина" после этого случая, именно про "тот камень, что покой тебе подарил..." И потом через год я снова приехал в горы и увидел, что слова этой песни высечены на могиле трёх погибших ребят, которые погибли на спасательных работах. Не все погибают. Это неправда. Просто... просто там это, так сказать, локальный кусок природы, локальный. И там много людей съезжается отовсюду, и довольно опасное, в общем, дело-то — альпинизм. Ну, опасно, в общем, везде, только об этом меньше говорится. Может балкон упасть на улице или машина наехать. В общем, никто не может избежать того, что предназначено, или какого-то случая. Но, а в горах это более известно и, как говорят, "всегда погибают лучшие". И вот на могиле трёх погибших альпинистов я видел м-м... камень, на котором высечены слова этой песни. Значит, больше говорить ничего не приходится. Мне показалось, что это песни были им нужны.
   Я не буду петь из фильма "Вертикаль", потому что вы знаете, а я спою новую песню, которая называется песня "К вершине". Посвящена она тоже погибшему в Альпах Михаилу Хергиани, известному нашему альпинисту, великому альпинисту, которого даже называла английская королева "тигр скал". Такое у него... была кличка.

<Аплодисменты>
   Потом был фильм "Короткие встречи", где я играл роль геолога. Это был всё "бородатый период". И я надолго осел в Одессе, поэтому что очень многие считают, что я — одессит. Это неправда, я — москвич, хотя во втором поколении — киевлянин. У меня здесь жили бабка и дед, и отец, мать. Я здесь довольно часто бывал, хотя жил в Москве. Вот. Ну а в Одессе я снимался, пять картин снял. Даже несмотря на то, что не все эти картины принадлежали одесской киностудии, а некоторые просто снимались в Одессе на натуре. Значит, это были "Короткие встречи", где я тоже исполнял песни. А потом были сразу две картины параллельно — "Служили два товарища" и э… "Интервенция". И обе эти картины снимались в Одессе в одно и то же время. Потом в Ленинграде. И мы с... значит, играл я там двух разных людей. Это был белогвардейский поручик Брусенцов, который кончает, когда убеждается, что Белое дело его проиграно. Стреляет себе в рот на палубе парохода, отправляющегося за границу. И второй человек — Бродский, большевик-подпольщик. Прообразом его был Ласточкин, известный так... разведчик тех времён. Вот. Фильм "Интервенция", к сожалению, ещё не вышел на экраны, а "Служили два товарища" уже прошёл. Так что вот видите... И он тоже погибает, этот Бродский. Ид... идёт на расстрел, но как-то менее беспокойно, что ли, без истерики, зная, что всё, что он мог сделать в этой жизни, он сделал. Так что пришлось умереть за полгода в двух разных ролях. И я в это время, снимаясь, всё время ночевал то в поезде Москва-Ленинград, то Москва-Одесса, то Одесса-Москва. Так что, после этого трудно было спать, потому что нужно было, чтобы кто-то тряс постель.
   Действительно, очень сложно, когда работаешь в театре и параллельно снимаешься в кино. Действительно… это довольно сложно. Вот. Потом были фильмы "Хозяин тайги" и "Опасные гастроли". Это последние картины. "Опасные гастроли" — фильм многократно обруганный и похваленный в прессе, в печати. Ну, я отношусь к критике, так сказать, осторожно всегда. И мне кажется просто, что не с тех позиций критиковали. Нельзя говорить о том, что это: "Как же так! О революции!.." Это не о ре... не о революции фильм. Фильм, просто затрагивающий один из эпизодов, когда помогали подполью актёры. Ну а почему же могут помогать подполью э… только что? — актёры Малого или, там, Академического театра? А почему не актёры варьете? Ну вот. Так что я-то считаю, что это фильм развлекательный, к нему и так надо было относиться. Вот и всё. Ну вот, пожалуй, всё. Я не хо... не хочу вам пес... петь песни из фильмов. Я думаю, что вы хотите, вероятно, послушать новые какие-то вещи. Верно? А то, что в фильмах — это многие из вас знают. Вот. А кто не знает — ничего не потерял, потому что это фильмы... песни в "Опасных гастролях" стилизованы под одесские песни, под какие-то шансонетки тех лет, под романсы тех времён, начала века. Как мог, я так и сделал. Вот, э... Писал, так сказать, без знания дела, но, в общем, кое-что, говорят, получилось. А сейчас я просто уже конкретно перейду м-м... подряд к песням, чтобы <откашливается> не разжижать. Вы знаете, я буду петь серьёзные и весёлые, грустные и... и шуточные песни. Так сказать, перемеш... перемешивать их. Вот. Вы знаете, что я много писал о войне. И даже получаю много писем о том, что не тот ли Вы Володя Высоцкий, с которым мы выходили из под Вязьмы из окружения?..
<—>
   ...вам спеть песню, которая называется... это новая песня, называется она "Разведка боем". Это такая операция во время войны, когда добровольцы выходили на переднюю линию окопов, открывали огонь. Немцы обнаруживали свои огневые точки. А потом их подавляли огнём. Это опасная... была, потому что почти всегда, во многих случаях, погибали люди.

<Добавлен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Послушайте, пожалуйста, песню, которая называется "Песенка о воздушном бое". И она поётся от имени самолёта-истребителя.
          Я - "ЯК", истребитель, - мотор мой звенит,
          Небо - моя...
   Простите...

<Аплодисменты>
   Очень смешно, как бывает. Вот, я здесь в Киеве играл двадцать с лишним спектаклей за двадцать дней. Вот. Было всевозможных много шефских выступлений и вс… выступлений вот таких, как у вас. И очень зовут и приглашают. Вероятно, есть какой-то интерес и к песням, и ко всему. И всё-таки в залах находятся люди, которые потом пишут, что вот он приехал и выступал с сомнительным репертуаром. Пишут в Министерство. Вот. Ну, я... меня очень удивляют эти люди — зачем же они тогда сидят. Если им...  стыдно им слушать сомнительный репертуар, то пусть они уходят, правда? Вот. Я, например, в этом репертуаре не сомневаюсь, и многие люди тоже. Это так, просто к слову.
   А сейчас я хотел вам спеть несколько шуточных песен. Такая преамбула для того, чтобы перейти от трагизма к комедии. Вот, значит, несколько шуточных песен, которые называются "песни спортивного цикла". Я задумал написать целый большой спортивный цикл, <откашливается> который будет заключать в себя несколько... ну так, в общем, на все виды спорта, что ли, если... Если воз… по… возможно будет охватить все виды спорта, я постараюсь это сделать.
   А?
   ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: Про Спортлото.
   Нет, про Спортлото, про Спортлото у меня уже есть одна песня. Я ещё не пою её, потому что нет мелодии. Вот. Это такая просто шуточная песня. Нет, про спорт. Спорт ведь даёт большие возможности для драматургии. Там столкновение явное. Драматургия — это же столкновение. Там, боксёры — они друг друга бьют просто. Всё ясно. Играют команды — каждая хочет победить. Там в этом смысле ле... легче писать.
   И вот послушайте, пожалуйста, песню, которая называется "Утренняя гимнастика".
<—>

<Изменён порядок куплетов>
<Аплодисменты, откашливается>
   "Песенка о метателе молота".

<Аплодисменты>
   "Песня о сентиментальном боксёре". Может быть, вы знаете её. Это самая быстрая песня, поэтому, пожалуйста, повнимательнее. Потому что я сам иногда не соображаю, что я там...

<Аплодисменты>
   Ещё одна спортивная песня, которая называется так: "Песенка про прыгуна в высоту". <Откашливается>

<Аплодисменты>
   Послушайте... ну, это такая, это не песня даже, это скорее зарисовка спортивная. Называется она "Марафон".
   Так. Значит, дело было так. Значит, так было дело. Дело было, примерно, так. Так, так, так, так сказать:

<Аплодисменты>
   Ну вот, немножечко отвлеклись вы, да? Теперь, пожалуйста, послушайте песню из спектакля московского театра "Современник" "Свой остров". Называется песня "Я не люблю". <Откашливается> "Я не люблю", если кто не расслышал.

<Изменён порядок куплетов>
<Аплодисменты>
<Откашливается> Интересно смотреть в ожи... в ожидающие глаза, мол, ну вот, сейчас-то и начнётся. Нет, уже началось, уже заканчивается. Это я шучу.
   Значит, я хочу спеть вам две шуточных песни, касающиеся индусов. Песня об буддизме, о переселении душ. Вы знаете, что ведь мы не умираем, а переселяемся в животных, в растения, в предметы, в насекомых. Ну, в общем, кто куда сможет, тот туда и переселяется. <Откашливается>

<Добавлен 1 куплет>
<Аплодисменты>
   Я не из-за этого посмотрел, чтоб вы зааплодировали. Вот, э…
   Значит, песня такая ещё, называется она "Песенка про йога". "Йоги — кто воны таки". Вот щас идёт такой фильм у вас. Вот они кто такие:

<Аплодисменты>
   ...Вы очень похожи на Иннокентия Смоктуновского, вам говорили это, да? Нет? Говорили, правильно. <Смех в зале> Я серьёзно, я не для того, чтобы вы все смотрели, я просто не мог не сказать. Я всё время смотрю, и мне как-то немножко... Потому что Кеша был у меня на концерте как-то однажды инкогнито. Я думал: может быть, опять. Вот.
   Э… Значит, послушайте, пожалуйста, я хочу вам ещё спеть песню, которая называется э… "Человек за бортом".

<Изменён порядок куплетов, замена>
<Аплодисменты>
   Ещё одна шуточная песенка, называется "Песенка плагиатора, или Посещение Музы". Ну, вы знаете, что плагиаторы воруют творческие произведения. Это те же самые воры, только интеллигентные.

<Аплодисменты>
<—>
   ...из своей личной жизни и из личной жизни моей жены я не отвечаю. Но тут вопрос поставлен творческий, так сказать. "В каком фильме она будет сниматься?" Я не знаю ещё, в каком она будет сниматься фильме. Достаточно, да? <Откашливается>
 Значит, э... я хочу вам... Что такое, почему такое волнение? Что случилось? <Оживление в зале>
   Вот. Пожалуйста, послушайте песню, тоже ещё одну шуточную песню, называется она "Песенка ни про что, или Что случилось в Африке".

<Аплодисменты, откашливается>
<—>
   …так называется.

<Аплодисменты>
   Я спою шуточную песню, шуточную песню... Пожалуйста, спою…. Песенку о слухах. Это тоже в целях борьбы с этим пережитком.
          Сколько слухов наши у...
   А там, между прочим, идёт во всю писанина. Магнитофонщики такие счастливые. Наверное, много новых песен у них. Вы у них перепишите.

<Опущен 1 куплет>
<Аплодисменты> <В сторону>: Всё-всё.
   Послушайте песню, которая называется "Москва-Одесса".

<Аплодисменты>
   Я прошу вас, не... не вызывайте м… меня, значит, на преступление. Дело в том, что я... М-да. Дело вот в чём. Я се… перевыполнил сегодня даже свой план. Вот последнюю песню я не предполагал петь. Я никогда не пою так, что вроде спел, закончил, потом вызвали ещё. Нет. Всё, что я хотел с самого начала до конца, я для вас сделал. Я благодарен вам за то, что вы своё рабочее время... <Смех в зале> Благодарю вас. В обеденный перерыв, значит. Всего хорошего. Ну, вы знаете, дело в том, что вот я щас позвонил в Москву, там все на картошку уезжают, и тоже отдел закроют, и все уезжают на картошку. Вот. Скоро, может быть, будет движение наоборот, из деревни в город, наверное. Будут в научные отделы из колхозов возить. Они будут, значит, заниматься здесь. Обмен такой. Ну, ладно. <Смеётся> Всего... всего хорошего. Большое спасибо и до свидания.
<Аплодисменты>

        Появление сообщений об ошибках при обращении к файлам RealAudio, mp3, txt означает, что к серверу, на котором размещены эти файлы, нет доступа. Повторите запрос спустя некоторое время или на следующий день.
        Об ошибках в работе сайта Вы можете сообщить нам по e-mail .

        Если Вы располагаете любой информацией об этой записи (воспоминания очевидцев, недостающие песни, песни в полном объеме или с лучшим качеством, отсутствующие комментарии, фотографии, публикации с упоминаниями и т.д.), пожалуйста, свяжитесь с нами по e-mail :